Проблема языка в философии XX века

a

     Логический  атомизм получил свою наиболее полную форму и тщательную разработку в  загадочной работе ученика Рассела  Людвига Витгенштейна. Эта книга  Витгенштейна, которая называлась "Логико-философский трактат" и была опубликована в 1922 г., посвящена разработке одного из направлений логического атомизма, которое в настоящее время называется теорией отображений. Согласно Витгенштейну, идеальный язык ("Принципов") отображает мир (соответствует миру), как это делает географическая карта. Если нам нужно узнать, находится ли шотландский город А севернее города Б, мы это можем установить при помощи географической карты, поскольку последняя в определенном смысле соответствует местности. Это происходит потому, что отношения между точками на карте идентичны отношениям между точками на местности- Совершенный язык подобен карте. Он соответствует структуре реальности. Для каждого имени собственного этого языка существует соответствующий объект, а для каждого предиката — соответствующее свойство. Таким образом, идеальный язык предоставляет нам описание структуры фактов (событий), поскольку последние состоят из объектов и их свойств.

Логический  позитивизм (неопозитивизм): Шлик, Карнап, 
А. Дж. Айер

     Часто думают, что логический позитивизм начался с замечания Витгенштейна в его "Трактате" по поводу того, что философия — это не теория, а деятельность. Логический позитивизм как философское направление был основан группой мыслителей, живших в Вене в 20-е годы. (Позднее эта группа стала известной под названием "Венского кружка"). Среди ее членов были профессор Венского университета Мориц Шлик, Ганс Ган, Фридрих Вейсман, Герберт Фейгель, Отто Нейрат и Рудольф Карнап.

     Они считали, что философия не порождает высказываний, которые истинны или ложны, — она лишь выясняет смысл утверждений, показывая, что некоторые из них являются научными, некоторые — математическими, а некоторые (включая большую часть так называемых "философских" утверждений) — бессмысленными. Если кратко изложить их представления, то они доказывали, что каждое имеющее значение утверждение является либо утверждением формальной логики (в широком смысле "Принципов математики", отчего сюда входят и все утверждения математики), либо утверждением науки (опять-таки, фраза "научное утверждение" понимается в широком смысле, так что сюда входят и единичные предложения типа "Это — белое", и формулировки законов природы). Утверждения любых других типов, строго говоря, бессмысленны. Если они имеют хотя бы какое-либо значение, их можно называть "поэтическими", "эмоциональными", "иллюстрирующими", "мотивационными", но они все непознавательны.

     Для того чтобы понять значительность того наступления, которое логические позитивисты  осуществили против традиционной философской системы, включая и логический атомизм, необходимо проанализировать их два базовых догмата: первый — различие, которое проводится между тем, что они называют аналитическими и синтетическими высказываниями; второй — их критерий определения когнитивной (познавательной) значимости высказываний, который иногда называется принципом верификации.

     Высказывания, для обоснования которых требуется  определенного вида опытное исследование, называются "синтетическими", в то время как те, истинность которых устанавливается из их значений, — "аналитическими". Представители логического позитивизма утверждают, что каждое имеющее смысл высказывание должно быть либо аналитическим, либо синтетическим, но не тем и другим одновременно. Рассматривая ситуацию в более широком аспекте, можно сказать, что все аналитические высказывания принадлежит формальной логике,  они истинны в силу своей формальной структуры, тогда как все синтетические высказывания похожи на высказывания науки: для доказательства их истинности требуется опытная проверка. Например, “Все мужья женаты” — аналитическое высказывание, “У всех есть головы” — синтетическое (ведь можно представить человека без головы, другое дело на практике это не так).

     Логические  позитивисты, отмечая разницу, имеющуюся между этими двумя типами высказываний, говорят, что аналитические высказывания тривиальны, тогда как синтетические — информативны. Первые тривиальны в том смысле, что, хотя и создается впечатление, что в них идет речь о предметах мира, в результате анализа оказывается, что утверждений о мире в них нет; по-другому можно сказать, что они истинны исключительно в силу своей логической формы, или по определению (например, по определению муж — это женатый мужчина), или что они являются утверждениями о словах. С другой стороны, синтетические высказывания информативны в смысле того, что их назначение делать некоторые утверждения о мире, и, когда они истинны, эти утверждения соответствуют действительности.

a

     Теперь, пользуясь математическим и логическим аппаратом, развитым Расселом и Витгенштейном, легко установить, является ли некое высказывание аналитическим или же нет. Но как определить, в каких случаях синтетическое высказывание или высказывание, претендующее на то, чтобы быть утверждением о мире, имеет смысл?

     Согласно  Айеру, предложение для данного  индивида будет фактически (т.е. не аналитически) значимым, если, и только если ему  известно, как верифицировать высказывание, которое он намеревается выразить, то есть, если он знает, какие наблюдения могли бы обеспечить ему достаточные основания, чтобы принять данное высказывание как истинное или отвергнуть как ложь. Это и есть одна из формулировок принципа верификации.

     Важную  роль в приведенной формулировке играет слово "наблюдение". Смысл  принципа в том, что должна иметься возможность описать, какого вида наблюдения должны быть осуществлены, чтобы убедиться в истинности или ложности высказывания. Если возможно описать некоторое наблюдение, которое было бы существенным для определения истинности или ложности высказывания, то высказывание будет значимым, если же нет, то лишенным смысла.

     Рассматривая  критерий верификации, необходимо отметить следующее. Надо различать высказывания, которые верифицированы, и те, которые верифицируемы, иными словами, нужно делать различие между практической верификацией и верификацией, возможной в принципе.

a

     Что думают логические позитивисты о  назначении философии? Традиционная философия  пытается сказать нам нечто о  мире, но поскольку большинство ее утверждений эмпирически неверифицируемы, то они представляют собой либо тривиальные аналитические высказывания, либо лишены смысла.

     Значит  ли это тогда, что у философии  нет вообще разумного назначения? Позитивисты считают, что у нее  такое назначение есть — это то, что мы называли анализом. Но это не то, что подразумевал под анализом Рассел, это не перевод утверждений обычного языка в форму, которая делает ясной их логическую структуру. Скорее, назначением такого анализа является постановка конкретной проблемы: показ, какие вопросы могут быть решены логико-математическими методами, а для ответа на какие требуется проведение определенных эмпирических исследований. Философия не предназначена для того, чтобы отвечать на такие вопросы, ее цель — прояснять их значение, чтобы можно было понять, какого вида вопросами они являются и как следует подходить к их решению.

Философия обыденного языка: Д.Мур  и поздний Витгенштейн

     Другое  важное современное направление  аналитической философии иногда именуется философской "школой обыденного языка". Главное, что объединяет философов, следующих в этом направлении, это отрицание того, что философские проблемы можно понять и решить, пользуясь методикой, выведенной из формальной логики. Итак, придерживаясь этого "отрицательного'' представления, они, несмотря на широкий спектр своих "позитивных" подходов, склоняются к общему мнению, что необходимо начинать с анализа обыденного языка, а уж затем смотреть, к чему это приведет в области философии. Одним из основателей этого направления был Дж. Э. Мур (1873-1958). В своих воззрениях на мир Мур защищал точку зрения здравого смысла, утверждая, что обыкновенные люди правы, когда говорят, что знают, причем знают совершенно определенно, что столы, стулья и т.д. существуют. Заявляя это, отмечал Мур, они правы потому, что используют слово "знать" в его общепринятом, повседневном смысле. Поэтому те философы — скептики или идеалисты, — отрицающие нашу способность познавать внешний мир, либо в своем утверждении ошибаются, либо пользуются словом "знать" в некотором специальном, техническом смысле, который не соответствует утверждениям тех, кто, говоря на обыкновенном языке, заявляет, что знает, что столы, люди и планеты существуют.

a

     В 1930-х годах Л.Витгенштейн осознал, что поиски совершенного языка, который  бы адекватно отражал мир, не могут увенчаться успехом. Его новый подход изложен в работе "Философские исследования", которая была опубликована в 1952 году, через год после смерти Витгенштейна.

• Ранний Витгенштейн, которого я близко знал, был необычайно и страстно предан философской мысли, глубоко понимал ее сложные проблемы, и я видел в нем философского гения. Новый Витгенштейн, как кажется, устал серьезно мыслить и потому изобрел доктрину, оправдывающую необязательность этого занятия. Даже на мгновение не могу поверить, что теория с подобными меланхолическими последствиями может быть верной. Б.Рассел

     Согласно  новому представлению, сущность языка  не настолько проста: он (язык) —  это невообразимо сложная деятельность, изучаемая множеством способов и  используемая настолько многообразно, что не поддается описанию. Существует стремление постичь эту суть, то есть проникнуть в "действительное" значение языка, скрытое за покрывалом повседневного опыта; это стремление связано с деятельностью философа. Он движим импульсом отыскать простую картину, построить несложную модель, которая бы охватила все известные феномены и в терминах которой можно было бы понять их.

     Согласно  Витгенштейну, особенностью типично  философских "проблем" является то, что они не могут быть решены ни математическими, ни эмпирическими методами (поэтому, в частности, попытка разрешить их средствами идеального языка окажется несостоятельной). Причина этого состоит в том, что в них содержатся "сложности", которые проявляются при попытке мыслящего человека дать теоретически удовлетворительную картину фактов, которые ему известны. При построении этой картины человек не стремится открыть новые факты, т.е. сделать научный вклад. Он пытается лишь организовать факты так, чтобы они для него обрели смысл. Короче говоря, человек пытается дать общее объяснение мира. Однако результаты этой деятельности часто выливаются в утверждения, которые неверифицируемы и противоречат здравому смыслу. Как тонко подмечает Витгенштейн:

• Язык— это лабиринт путей. Вы можете подойти к какому-то участку с одной стороны и знать, куда идти дальше, а можете, попав в то же самое место с другой стороны, заблудиться.

     Мыслящего человека вводят в эту интеллектуальную путаницу некоторые тонкие злоупотребления  в использовании повседневного  языка. Тем или иным способом он постепенно раздвигает границы принятого употребления слов, что существенно изменяет их значение. Возможно, впоследствии он станет сомневаться, что его привычное, уверенное использование этих слов является действительно корректным. Когда это произойдет начнутся те "сложности", которые были описаны. А чтобы выйти из создавшейся ситуации, необходимо вернуться к обычному, правильному употреблению ключевых терминов его построений и показать, как, неправильно используя их в своей деятельности человек вводит себя в эту концептуальную путаницу.

a

     Таким образом, цель философии, вырисовывающаяся из подтекста витгенштейновских  рассуждений, имеет главным образом, терапевтический характер. Она заключается в том чтобы избавить философию от концептуальных заблуждений при помощи диагностики вызывающих их причин. В "Исследованиях" предлагаются самые разнообразные процедуры для достижения требуемого результата. Основной является методика, которую Витгенштейн называет использованием "языковых игр". В ней предполагается, что повседневный язык мы учим так же, как учимся играть в некоторые игры. Правила, которые мы постигаем для того, чтобы правильно пользоваться определенными терминами, аналогичны в функциональном плане тем правилам, которыми мы овладеваем, когда учимся, скажем, играть в шахматы. Затем, чтобы проиллюстрировать, как философами искажаются обычные выражения, Витгенштейн, разрабатывая различные языковые игры, показывает, что действительные правила использования этих выражений заключаются в том, что они разрешают и чего не разрешают нам делать с этими выражениями. В свете подобных описаний (заменяющих объяснения) он получает возможность точно определить те отклонения от правильного использования, которые приводят к концептуальной путанице, — той путанице, которая возникает, когда, как он выразился, "язык пущен на самотек".

• Какова твоя цель в философии? — Показать мухе выход из мухоловки”. Л.Витгенштейн

Герменевтика

     Говоря  о философии языка нельзя не упомянуть  о герменевтике. У герменевтики как  теории интерпретации длинная история. И в  эпоху античности, и в средневековье толкователи ”священных” текстов были далеко не единодушны между собой в вопросе о смыслах того или иного термина, выражения. В эпоху Реформации ситуация обострилась: филологи, историки и юристы вели нескончаемые дебаты об аутентичности и сакральности текстов. Как понимать ту или иную юридическую норму, есть ли гарантии адекватности  интерпретации тексту? Возможно ли одно определенное толкование или же герменевтическая задача бесконечна?

     В XIX в. философ и протестантский теолог Ф.Шлейермахер значительно расширил понятие герменевтики, рассматривая возможность ее применения не только к Библии, но и к другим текстам. Для него герменевтика стала способом понимания характера и психологии автора текста. Этим она отличалась от других методов, применяемых в работе с текстом,  — диалектики и грамматики, направленных соответственно на то, о чем идет речь в тексте (предметное содержание), и на изучение структуры текста, не зависящей от индивидуального стиля его автора.