Отношение к разуму и науке в философии 20 веке

    Ведущей у Маркса является идея процесса отчуждения. Однако в силу пристрастий самого Маркса, связанных с экономическим  анализом капитализма и классовым  подходом в исследовании общественных отношений, в силу вульгаризаций, допущенных его многочисленными и неискушенными  в методологических тонкостях эпигонами, акценты впоследствии смещаются, центральной  становится идея собственности, к тому же зачастую редуцируемая к теме владения невладения вещественными средствами производства.

    Марксова  идея отчуждения концентрировалась  вокруг вопроса о социальной, в  более узком смысле социально-классовой  природе отчуждения. Отчуждение человека от результатов его деятельности трактовалось через общественное отношение, через утрату вещи, присвоенной другим человеком. По сути, речь шла не о  разделении деятельности, предполагающем обмен ее результатами, а о присвоении отчужденной деятельности людьми, обладающими  собственностью на средства производства, силой и властью. Поскольку подразумевалось присвоение неоплаченного труда, постольку речь должна была идти не о вещах только, но и о самом процессе деятельности, самореализации или нереализации личности работника. Но, поскольку в экономическом анализе и в реальном производстве личностный процесс и процесс деятельности фактически оставался в тени, фокус проблемы смещался в плоскость отношений к вещам, к представлению отношений между людьми как отношений вещей, к пониманию логики человеческих связей как логики вещей. Происходило то, что сам Маркс в своей концепции отчуждения называл фетишизацией. Его собственная концепция отчуждения фетишизировалась: фетишизировались классовые отношения, эксплуатация, неравенство, собственность.

    Рассматривая  этот парадокс, важно видеть, что  фетишизация самой концепции  отчуждения привела к вытеснению из этой концепции мотивов, реально  в ней присутствовавших, важных и  перспективных и в плане теоретическом, и в плане ответа на вопрос о  путях, возможностях, средствах преодоления  отчуждения.

    Если  мы не удовлетворяемся ответом на вопрос, кому принадлежат средства производства, а хотим понять, как  они участвуют в отчуждении, мы сразу оказываемся вынужденными рассматривать эти средства не как  вещи, а как воплощения деятельности определенного социального качества, определенной сложности. Отчуждаются  и присваиваются не вещи сами по себе, а социальные качества. Поэтому  отчуждение деятельности, воплощенной  в социальные качества, оказывается  и отчуждением самой жизни  человека, реалий и потенций его  личностного развития. Поэтому и  эксплуатация, в конечном счете, это  отчуждение и присвоение чужой жизни, чьих-то личностных возможностей.

    С учетом этого намечается иной уровень  рассмотрения проблемы. Отчуждение раскрывается не только как утрата человеком себя в деятельности, оно воспроизводится  как постоянное растворение личности в абстрактных социальных качествах. Тогда и работник, и капиталист, и интеллигент, и люмпен в массе  практических актов выступают лишь персонификациями абстрактных социальных качеств. Тогда и сама личность кажется  такой персонификацией, и в науке  надолго устанавливается взгляд на личность как на персонального  представителя класса, группы, совокупности отношений, культуры, социализации и  т.п. Практика порождает господство реальных абстракций, по аналогии с  ними в науке господствуют теоретические  абстракции, в философии абстрактно-общие  категории. Конкретный человек с  его личностными особенностями  вытесняется и из практики, и из науки. Отчуждение становится или кажется  тотальным... Становится или кажется?..

    С точки зрения индивида, пожалуй, становится. Ибо он отчужден всесторонне и  многократно: и в результатах  деятельности, и в ее процессах; и  в непосредственно личностном бытии, и в образовании, и в культуре.

    Парадоксально, но оно не кажется таким с точки  зрения общества. Общество не заинтересовано в тотальном отчуждении личности. Его, конечно, может не интересовать конкретный человек, но сама личностная форма ему необходима, ему важно, чтобы она воспроизводилась и  даже развивалась. Без культивирования  личностной формы общество не может  существовать.

    Говоря  гегелевским языком, здесь обнаруживается утонченная хитрость мирового разума, который дает каждому человеку шанс испытать себя на личностном поприще, но не дает массе людей воспользоваться  плодами этого испытания. Но этот шанс у людей все-таки остается, и  они иногда добиваются в его реализации впечатляющих результатов. 

      Отчужденная социальность  и перспективы  ее освоения

    Итак, отчуждение оказывается одной из сторон процесса, другой стороной которого является освоение или присвоение людьми условий, форм деятельности, ее результатов, разнообразных качеств, явленных и  скрытых в природных и общественных вещах.

    Освоение  этих качеств представляет собой  особую проблему; особенность ее, однако, в том, что это уже проблема личности.

    Какие бы практические и духовные абстракции ни господствовали над людьми, они  не могут сами собой реализовываться  и т.п. Для того, чтобы действовать, они должны переводится на язык личностного  бытия, на язык личностных форм человеческого  существования. Нельзя из простых функций  скомбинировать сколь угодно сложную  деятельность, где личность фактически будет ненужной. Развенчание этого  тезиса в литературе породило целое  семейство антиутопий.

    Современные представления об органической и  организованной сложности подтверждают узость такого тезиса. Значимость этих представлений обусловлена двумя  рядами событий. С одной стороны, попытки реализовать эту идею как техническую задачу создания чистой социальности, лишенной всяких признаков личностного бытия  людей, оплаченные миллионами жертв, дали - во всех смыслах - отрицательный результат. С другой стороны, возросли и изменились ресурсные проблемы, ставшие проблемами интенсивного, качественного использования  природных и человеческих ресурсов. Перспективы решения этих проблем  оказываются в значительной степени  связаны с возможностями людей освоить отчужденные от них практические и теоретические абстракции: обезличенные и дегуманизированные социальные качества, самодействующие стандарты поведения и мышления, социальные регулярности, возведенные в ранг культурных универсалий.

    Дело, разумеется, не в том, что отчуждение начинает сниматься как бы автоматически; инерция отчужденных форм чрезвычайно  велика, и в этом, может быть, главная  трудность их преодоления. Дело в  том, что реорганизация и усложнение социальности далее невозможно без  развития личностей. Обнаруживается зависимость  социальности от индивидного развития людей, воплощенность социальности в личностном бытии. А это определенная перспектива, определенная возможность, далекая от реализации, но намечающая конкретные средства и силы такой  реализации.

    Совершенно  иначе можно взглянуть и на недостаточное развитие личности, обнаруживаемое на фоне нарастающей сложности технологических, экономических, организационных и  образовательных проблем. В ряде случаев личностная недостаточность  оказывается либо следствием, либо причиной уклонения человека от организационной  ответственности, возлагаемой на него возрастаюшей социальной сложностью. Человек не берет себе, а, наоборот, отдает другим свою ответственность, свое решение, свою информированность. Он вроде  бы остается в натуральной форме  человеческого индивида, но сам личностный процесс переключает в движение деятельности других людей. Фактически имеет место эксплуатация человека человеком, но эксплуатация, осуществляемая не за счет отчуждения результатов  труда, а за счет перераспределения  проектировочных, организационных, прогностических  форм личностной самореализации людей. Если при классическом капитализме  имеет место преимущественно  развитие одних личностей за счет лимитированного развития других, то здесь, наоборот, сохранение неразвитой формы личностного бытия обеспечивается за счет скрытой эксплуатации более  развитой и организованной личностной формы.

    Изменив несколько угол зрения, можно представить  дело так: если классический капитализм создает сложной деятельности преимущества перед деятельностями простыми, формирует  предпосылки для эксплуатации простой  деятельности со стороны деятельности сложной, то теперь мы сталкиваемся с  проблемой скрытой эксплуатации и отчуждения, осуществляемыми по отношению к сложным личностным формам.

    Проблема  личности оборачивается проблемой  неразвитости личности. Но это и  есть проблема социальности.

    Но  тогда и проблема отчуждения предстает  как зависимость сложной деятельности от деятельности простой, потенциального развития социальности - от ее элементарных форм, процесса социальной организации - от его отдельных составляющих.

    Социальные  структуры полноценно действуют  в ходе структуризации их людьми, поддерживающей и дополняющей их (структур) работу. Социальные качества вещей оживают  и действуют в процессах соответствующей  культурной деятельности человека. Если насыщенная социальными качествами деятельность человека не оживляет структуры  и вещи, те возвращаются в свое квазиприродное существование, в свою отчужденную  от людей форму. Пока они насыщены качественной деятельностью людей, пока они действуют как средства и формы этой деятельности, они  не имеют самостоятельного значения, ибо соединяют и синтезируют  личностные процессы. Но, когда подобная деятельность исчезает или распределяется не по всей цепочке структуры, тогда  включенные в нее предметные формы  принимают вид особых вещей, становятся объектами отчуждения и присвоения, явной или скрытой эксплуатации. Тогда физический захват или разрушение таких структур и форм оборачивается  стиранием или разрушением социальных качеств и связей. Тогда и отношение  человека к человеку может строиться  по форме манипулирования вещами.

    Отчуждение, таким образом, раскрывается через  упрощение потенциально многокачественных  связей между людьми, через упрощение  многомерного процесса личностного  бытия до его вещного рисунка. Но и вещь не так проста, как кажется.

    Дело  в том, что в традициях социально-экономического анализа отчуждения вещь фигурирует как нечто элементарное, кусок  природного материала, например. Однако по природе своей вещь таковой  не является, если, конечно, под природой понимать не простую механическую конструкцию, а стараться представить ее эволюционную и органическую сложность. Простота вещей это предрассудок эпохи  простых машин и классического  рационализма. Это результат упрощающей деятельности самого человека. Результат  по видимости безобидный до той поры, пока человек не делает попытки обращаться со сложными природными комплексами  по примеру простых вещей. Тогда  и оказывается, что простой подход к природе провоцирует неконтролируемые последствия. Социальная и личностная организованность деятельности, ее качества, ее подконтрольность перестают быть внутренними общественными проблемами. Возникают новые стимулы для  поисков теоретических и практических средств преодоления отчуждения. Социально-экономическая проблема отчуждения становится проблемой социально-экологической.

    Проблема  отчуждения общества от природы в  значительной мере является проблемой  самоизменения общества. Ее решение  зависит от готовности и способности  людей преодолеть социальные и связанные  с ними другие шаблоны деятельности, препятствующие учету организационной сложности природных систем, их особых законов и ритмов. Для того, чтобы осваивать вещество этих систем в безопасном для природы и человечества режиме, необходимо держать под контролем собственные средства деятельности, ограничивать или менять объем и характер их применения сообразно логике природных систем. Только на этом пути общество может снизить риск непредсказуемых и неконтролируемых последствий своей собственной деятельности. Реализация такого рода проектов, конечно, зависит от распространения культуры со-изменения, превращения ее в образ действия, мышления и реализации общественных связей. 
 

    ЗАКЛЮЧЕНИЕ 

    Философию надо понимать именно как "дидактику  философии", в которой на первый план выступает сам процесс обучения и самообучения особой культуре мышления. Причем исходным пунктом обучения философии  должно стать осознание человеком  того факта, что он является особой частью бытия, его элементом. Обучение философии должно начинаться с выявления  степени этой самоосознанности, которая "обусловлена его личным горизонтом и поэтому не точно измерима"'. Человека необходимо научить ориентироваться  в мире, показав ему, что общепринятая ориентация (на уровне обыденного сознания) является во многом лишь случайной. Человек  к ней, конечно, не безразличен, так  как она также связана с  осознанием бытия, но бытия на самых  его примитивных уровнях, тогда  как философское мышление приводит к познанию наиболее сложных структур.

    Понимание слитности человека с бытием позволяет  осознать тот факт, что наука направлена на разрыв этого единства мира и  человека, ввергая его самого и  сообщества людей, реализующиеся в  современных государствах, в царство  антигуманности и борьбы с природой. Стройность и точность научного мышления, выражающиеся в системе развитых теорий, когда каждая из последующих  является более истинной по отношению  к предшествующей, на самом деле весьма условны и связаны с  сужением предметной области. В философии, собственно говоря, нельзя создать  концепции такого рода, так как  она "не может найти ничего нового, а лишь пытается выявить то, что  лежит в сознании человека". Наука, делает вывод Шмуккер-Гартман, основанная на вере в рациональное, разрушает  мир, а философия ведет к надрациональному постижению бытия, сливая познание, сознание и веру в единую гармонию.