Отношение к разуму и науке в философии 20 веке

    Иногда  говорят, что природа неделима, мы ее делим по рубрикам сообразно своим интересам. Это и так и не так. Мир целостен, но не монотонен. Он не являет собой безликую, сплошную, однородную пустыню. Мир целостен и многоцветен, разнокачественен, обладает богатой внутренней организацией, динамичной и претерпевающей те или иные метаморфозы.

    Поэтому дисциплинарная организация науки  оправдана. Но лишь при условии постоянного  внимания к теоретическому синтезу. И в этом процессе особенно важна  роль философии, выполняющей по отношению  к духовному миру функции всеобщей генерализации знаний. 

    Сциентизм и антисциентизм

    Сциентизм (от лат. scientia — знание, наука), мировоззренческая  позиция, в основе которой лежит  представление о научном знании как о наивысшей культурной ценности и достаточном условии ориентации человека в мире. Идеалом для сциентизма выступает не всякое научное знание, а прежде всего результаты и методы естественнонаучные познания. Представители  сциентизма исходят из того, что  именно этот тип знания аккумулирует в себе наиболее значимые достижения всей культуры, что он достаточен для  обоснования и оценки всех фундаментальных  проблем человеческого бытия, для  выработки эффективных программ деятельности.

      В качестве осознанной ориентации  сциентизм утверждается в буржуазной  культуре в конце     19 в., причём одновременно возникает  и противоположная мировоззренческая  позиция — антисциентизм. Последний  подчёркивает ограниченность возможностей  науки, а в своих крайних  формах толкует её как силу, чуждую и враждебную подлинной  сущности человека. Противоборство  сциентизма и антисциентизма  принимает особенно острый характер  в условиях современной научно-технической  революции и в целом отражает  сложный характер воздействия  науки на общественную жизнь.  С одной стороны, научный прогресс  открывает всё более широкие  возможности преобразования природной  и социальной действительности, с др. стороны — социальные  последствия развития науки оказываются  далеко не однозначными, а в  современном капиталистическом  обществе нередко ведут к обострению  коренных противоречий общественного  развития. Именно противоречивый  характер социальной роли науки  и создаёт питательную почву  для сциентизма и антисциентизма. При этом сциентизм выдвигает  науку в качестве абсолютного  эталона всей культуры, тогда  как антисциентизм всячески третирует  научное знание, возлагая на него  ответственность за различные  социальные антагонизмы. Конкретными  проявлениями сциентизма служат  концепция науки, развиваемая  в рамках современных школ  неопозитивизма, технократические  тенденции, свойственные некоторым  слоям бюрократии и научно-технической  интеллигенции в современном  буржуазном обществе, а также  устремления ряда представителей  гуманитарного знания, пытающихся  развивать социальное познание  строго по образцу естественных  наук. Позиции антисциентизма защищают  некоторые направления современной  буржуазной философии (прежде  всего экзистенциализм), а также  представители буржуазной гуманитарной  интеллигенции.

      Марксистская философия отвергает  обе эти формы абсолютизации  социальной роли науки. Подчёркивая  исключительную роль науки в  общественной жизни, марксизм-ленинизм  рассматривает её в связи с  др. формами общественного сознания  и показывает сложный, многосторонний  характер этой связи. С этой  точки зрения, наука выступает  как необходимый продукт развития  человеческой культуры и вместе  с тем — как один из главных  источников и стимуляторов истинного  прогресса самой культуры, материальной  и духовной. Отсюда глубокая взаимосвязь  науки с мировоззрением, огромное  влияние, которое оказывают общественные  науки на весь ход общественного  развития, на борьбу идей в  современном мире. В марксистско-ленинской  философии оценка социальной  роли науки даётся в реальном  контексте конкретных социальных  систем, обусловливающих существенно  разную, нередко противоположную  роль научного знания в жизни  общества.  
 

    Проблема  отчуждения

                                      Отчуждение человека от мира

    Когда возникает вопрос об отчуждении?.. Быть чужим чужому, чуждым чуждому это  обычно, это - в рамках жизненных  норм. Странность ощущения, понимания  чуждости своей чему-либо, кому-либо возникает из переживания своего как чужого, становления своего чужим. Нечто принадлежащее вам или  созданное вами превращается не в  ваше, а в чье-то или в какое-то самостоятельное бытие, да еще и  заявляет права на вас: на ваше время, деятельность, силы, имущество... Здесь  отчуждение становится утратой чего-то своего. Причем в подтексте этой утраты нечто напоминающее потерю собственности, власти, силы.

    Отчуждение  человека может фиксироваться и  как отрыв от какого-то большого мира или процесса: от космоса, от природы, от истории, культуры, общества, племени, семьи. Или, как иногда говорят: отчуждение человека от собственной природы  и сущности, подразумевая под природой и сущностью человека принадлежность его к широкой системе связей и закономерностей, толкуя отчуждение в этом случае как уклонение человека от того пути, который был предписан  ему природой или сущностью.

    В такой трактовке отчуждения присутствует явно или скрыто понятие об изначальной  определенности человеческой сути, нормы  человеческого бытия. Дело представляется так, что есть некая универсальная  человеческая норма; живя в рамках этой нормы, человек действует по природе  своей, перейдя границы этой нормы, он утрачивает свои собственно человеческие черты, превращается в нечто человеческое только по виду, но не по сути.

    Это традиционно гуманитарная позиция, трактующая гуманизм как идею универсальных  и неотчуждаемых в общем-то качеств  человека, отчуждение которых посредством  политики, экономики или техники  фактически означает деградацию человека или его исчезновение.

    Попытка широкого охвата проблемы, содержащаяся в этом подходе, предполагает довольно общие ее характеристики, упускающие из виду многие важные аспекты индивидного  бытия людей. Кроме того, обнаруживается ряд парадоксов, которые препятствуют конкретному описанию отчуждения, а  стало быть, и поиску каких-то решений, вписывающихся в повседневное поведение  людей.

    Если  к примеру, принять тезис об изначальной  норме человеческого бытия, то возникает  парадокс нормы: либо она была нарушена самим фактом исторического развития человека, тогда вся история абсурдна и являет собой сплошь действие и  проявление отчужденных форм, либо она никогда не существовала, является своего рода идеалом, в стремлении к коему человечество двигалось, но его отнюдь не приближало и не реализовывало.

    Идея  универсальности отчуждения и сопряженная  с ней идея внеисторического гуманизма, внутренне предполагающие друг друга, во многих пунктах друг друга отрицают или даже взаимоисключают. Если отчуждение универсально, то никакой проблемы нет, и гуманизм не имеет никаких  перспектив. Если гуманистические нормы  внеисторичны, проблемы тоже нет: отчуждение уже трансформировало человеческую природу, и гуманизм остается лишь воспоминание о прошлом, которого не было.

    Так есть ли смысл тогда ставить проблему отчуждения? А если все-таки есть, то какими средствами, с каким расчетом?..

    Прежде  надо решить вопрос с универсалиями: гуманизм, отчуждение... Нужны ли эти  универсалии, чему они соответствуют?

    В традиционной философии, привыкшей  оперировать абстрактно-общими понятиями, этот вопрос не возникал. Зато и общие  схемы, выполненные путем комбинирования таких понятий, никак не укладывались в описание и истолкование проблем  конкретного бытия человеческих индивидов: то индивиды не подходили  схемам, то схемы не подходили индивидам. Дело не в обращении к универсалиям. Дело в том, что они не жили в  конкретном историческом материале, не вырастали из нею, не приспосабливались  к его логике.

    Возникает странная на первый взгляд проблема: проблема конкретизации универсалий. Иначе  говоря, сквозные определения социального  процесса необходимы и для фиксации его логики, его модификаций, и  для определения практического  или теоретического смысла каких-то схем. Они могут быть универсалиями, так сказать, в результате, т.е. в  сочетании описаний и исследовании аналогичных аспектов бытия людей, фиксируемых на разных стадиях социального  процесса.

    В таком развитии они окажутся сопоставимыми  и с бытием человеческих индивидов, с масштабами их деятельности, могут  открыться в предметном поле проблем, занимавших или занимающих людей. 

    Социальная  природа отчуждения

    Так от чего отчуждается человек?. Если не торопиться с ответом и позаботиться о самом его характере, получается так, что надо представить бытие  человека по возможности конкретно, выяснить, как возникает отчуждение из деятельности самого человека, как  человек утрачивает власть над тем, что он создает, как он попадает в зависимость от обстоятельств, создателем и хозяином которых он по видимости является?

    Правда, и при такой конкретизации  мы от универсалистских трактовок интересующих нас категорий вовсе не избавимся. В нашем стремлении к определенности мы неявно допустили: человек творец, властитель, хозяин, собственник создаваемых  им обстоятельств?.. А почему он, собственно говоря, должен быть таковым, почему он должен так рассматриваться?.. Не отвлекаясь пока на эти вопросы, отметим: чисто  эмпирической трактовки отчуждения в позитивистском духе у нас, скорее всего, не получится. Самой постановкой  вопросов в наш анализ включаются метафизические допущения, содержащие и универсальные определения  человека, творения, обстоятельств, деятельности, отчуждения и т.п. В дальнейшем многое будет зависеть от проработки этих определений в попытке получения  конкретного ответа, а не в отстранении  универсалий от исследования.

    Надо  заметить, и универсалии в чистом виде это тоже конструкции, скрывающие свой социально-исторический базис. Предельно  очищенные от конкретики универсалии  это определенный стиль, имеющий  особую питательную среду, особую культурную ориентацию. Спросим: как универсальное  определение человека отрывается от бытия и описания конкретных индивидов  и почему такое определение считалось  методологически решающим при анализе  человеческих проблем? Ответ на подобные вопросы будет социально-философским, а значит, переходящим от анализа  категорий к уточнению обстоятельств  развития соответствующих содержательных проблем.

    В истории философии решающий поворот  в этом направлении был сделан немецкой классикой. В этой философии  понимание отчуждения сместилось с  трактовки его как состояния  к истолкованию его как процесса. Процесс же этот был раскрыт как  деятельность людей, деятельность духовная, сопряженная с реализацией человеческих потенций, их объективациями, овеществлением и т.п.

    Главная заслуга в истолковании отчуждения как процесса, включенного в деятельность людей, принадлежит, пожалуй, Гегелю. Именно он обнаруживает историчность отчуждения, его изменчивый характер, определяемый модификациями структур человеческой деятельности. Гегель рассматривает  отчуждение как необходимый момент объективации человеческих сил и  их обобществления. В частности, он показывает, что правовые формы гражданского общества, отчужденные от индивидуального  бытия людей, оказываются важнейшими составляющими социальности, основанной на законе. Гегель фиксирует внимание на сложной диалектике отчуждения и  освоения, в частности на диалектике приобщения индивида к культуре: работа индивида в формах культуры, его  участие в движении этих форм является вместе с тем их индивидуализацией, их переводом на язык личностного  бытия.

    Надо  заметить, в этой диалектике воздействие  личности на культуру оказывается невыявленным; дело фактически сводится к тому, что  личность снимает копии с культуры. Здесь Гегель предугадывает социализаторские концепции личности, фактически редуцирующие личность к индивидному повтору  культурного стандарта. Он и сам, по сути, редуцировал проблему личности, растворил ее в более общих  категориях логики и истории. Впрочем, это соответствовало стилю его  философии: недаром же он говорил  о хитрости мирового разума, который  использовал личностные усилия людей  для получения таких исторических результатов, где были стерты следы  индивидных действий и проступали контуры  сверхличностных схем.

    К. Маркс попытался придать рассмотрению проблемы более конкретный социальный смысл, связать преодоление отчужденных  общественных форм с ликвидацией  классовых антагонизмов, эксплуатации человека человеком.

    В своем подходе к проблеме Маркс, в отличие от Гегеля, сделал акцент на предметной самореализации человека, а не только его сознания: именно человек в целом своим утверждением в предметном же мире создает и  ситуацию отчуждения, и ситуацию освоения, Точнее. Маркс говорил о распредмечивани и опредмечивании социальных качеств и человеческих сил, в ходе которого опредмеченные силы могут отчуждаться от человека, превращаться в средства, враждебные своему создателю.

    Маркс детализирует представление об отчуждении как процессе: он описывает отчуждение результатов деятельности, собственно процесса деятельности и самого человеческого  индивида, т.е. самоотчуждение. Отчуждение определяется тогда как утрата человеком  контроля над результатом своей  деятельности, над процессом собственной  деятельности над самим собой, и  в этом смысле утрата человеком самого себя.