Есть
лишь одно высказывание у славянофилов,
что крепостное право, быть может, не
стоит отменять столь поспешно. В
одном из своих писем Иван Васильевич
Киреевский высказывает опасение, что
непродуманное проведение этой реформы
может впоследствии привести к страшным
социальным катаклизмам. И нужно
сказать, что Киреевский был в
своем предположении отчасти прав —
ведь и революция 1917 года, и предшествующая
ей революция 1905 года были во многом обусловлены
недостатками реформы 1861 года. Это совсем
не умаляет роли Самарина и других славянофилов,
ведь далеко не ко всем их предложениям
власть прислушивалась.
Популярные
среди духовенства и помещиков
журналы "Русская беседа" и "Сельское
благоустройство" не пользовались особым
вниманием демократического читателя.
Тиражи этих журналов были незначительны.
"Для нас нет в России читателя",
— писал Хомяков. Кроме того, издатели
плохо справлялись с организационной
стороной печатного дела, и "Русская
беседа", и "Сельское благоустройство"
перестали выходить в 1859 г.
Выпускались
в 60-е годы и другие славянофильские
издания: газеты "Молва", "Парус"
и "День". Надзор за газетами со стороны
правительства был более строгим,
чем за журналами, издания просуществовали
недолго. К.С. Аксаков – автор
и редактор этих славянофильских
изданий в конце 1850-х годов
сблизился с московским купечеством,
в том числе с И.Ф. и Н.Ф.Мамонтовыми
и известным издателем К.Т.Солдатенковым,
которые материально поддерживали
его издания.
- "Молва"
выходила в Москве под редакцией С. М. Шпилевского
с 1857 г., фактическим редактором ее являлся
К. С. Аксаков. Это была еженедельная газета,
по названию литературная, а по существу
общественно-политическая. В "Молве"
изредка печатались стихи К. С. Аксакова,
Н. М. Павлова, А. П. Чебышева-Дмитриева.
Центральное место в газете занимали статьи
К. Аксакова. В 36 номере Аксаков опубликовал
статью "Публика – народ", где он
писал: "Публика говорит по-французски,
народ — по-русски. Публика ходит в немецком
платье, народ — в русском, у публики —
парижские моды, у народа — свои русские
обычаи. Публика (большей частью, по крайней
мере) ест скоромное, народ ест постное.
Публика спит, народ давно уже встал и
работает. Публика работает (большей частью
ногами по паркету), народ спит или уже
встает опять работать... И в публике есть
золото и грязь, и в народе есть золото
и грязь, но в публике грязь в золоте, в
народе — золото в грязи". Это открытое
противопоставление народа, т. е. крестьянства,
"публике", отравленной западной
цивилизацией, вызвало недовольство правящих
кругов и царя. По приказу властей газета
была закрыта.
- Газета "Парус"
посетовала на цензуру, выступила в защиту
свободы слова, и была закрыта на втором
номере.
- Более долговечной
оказалась еженедельная газета И. С. Аксакова
"День", выходившая в Москве с конца
1861 до 1865 г. До временного запрещения газеты
в 1862 г. Аксаков подчеркивал свою идейную
независимость, однако его попытка отмежеваться
от идеологии и политики царизма ни к чему
не привела. "День" встал на самом
правом фланге либерально-монархической
прессы. Это особенно выявилось во второй
период, после возобновления газеты в
конце 1862 г. Постоянные нападки на "Современник",
осуждение студенческих выступлений,
проповедь русификаторства и панславизма,
разнос Герцена за его выступление в защиту
польских революционеров — таков был
"День" Аксакова в период подъема
революционного движения. Газеты Аксакова
так часто преследовались и закрывались,
что Аксакова называли "страстотерпцем
цензуры всех эпох и направлений".
Достоевский
о газете «День»
Первые же номера
газеты вызвали разочарование Ф. M. Достоевского
и вынудили его выступить с необычно резкой
по тону статьей, разбирающей общественно-политические
и литературные взгляды «Дня». Достоевский
отделяет свою позицию и от обскурантов
вроде Аскоченского, приветствовавшего
рождение «Дня», и от тех, кто обрушился
на славянофильскую газету, как на издание
рептильное и ретроградное. Восстает Достоевский,
однако, не против сути выступлений критиков
«Дня» («Мы не за „День“ заступаемся и
не за взгляды его»). Его тревожит тон критики,
в нем он видит странные и болезненные
симптомы, те «деспотические» приемы,
тот «терроризм мысли», решительным и
убежденным противником которого он выступал
во всех статьях 1861 г. Реакция печати на
появление «Дня» для Достоевского — лишнее
свидетельство общего неблагополучия
дел в разрозненном, разбившемся на множество
партий и групп образованном обществе
России.
После короткого
полемического выступления Достоевский
переходит к анализу содержания
первых номеров «Дня», выделяя передовую
статью И. С. Аксакова «Москва 14-го октября»;
2 посмертно опубликованную статью
К. С. Аксакова «Наша литература»,3 передовую
И. С. Аксакова «Москва 21-го октября»4 и
корреспонденцию H. Б.5 «Из Каширы. Письмо
2-е», сопровожденную обширными примечаниями
И. С. Аксакова. 6 Анализ этих статей дает
Достоевскому основание констатировать
неизменность и догматичность славянофильских
воззрений, неумение и нежелание
славянофилов считаться с духом
времени. Более того, он колко замечает,
что беспрерывно говорящие о
русских народных началах теоретики-славянофилы
удивительно не по-русски отстаивают
свои идеи, внося в споры с западниками
дух вражды, фанатизма, непримиримости:
«Те же славянофилы, с тою же неутомимою
враждой ко всем, что не ихнее, и
с тою же неспособностью примирения;
с тою же ярою нетерпимостью и
мелочною, совершенно нерусскою формальностью».
Признавая большие заслуги славянофилов,
Достоевский, однако, оценивает их без
энтузиазма и горячности, нередко
свойственных Герцену. Напротив, он вовсе
не собирается преувеличивать эти заслуги,
сопровождая даже похвалы серьезными
ограничениями: «Есть у них иногда сильное
чутье, тонкое и меткое, некоторых (но отнюдь
не всех) основных элементов русской народной
особенности» (курсив наш.— В. Т.). Достоевский
подчеркивает, что западничество было
не в меньшей степени русским явлением,
чем славянофильство, он пишет настоящий
панегирик западничеству (признавая законность
и необходимость даже, «ярого» западничества)
и «страстно-отрицательной» литературе.
Достоевский явно отдает предпочтение
«западнической» партии, как партии движения,
верной духу реализма в герценовском широком
значении этого слова, имеющего мало общего
с узким и односторонним «утилитаризмом».
Судьба и произведения Герцена эмигрантского
периода стоят за следующими словами Достоевского:
«...западники не хотели по-факирски заткнуть
глаз и ушей перед некоторыми непонятными
для них явлениями; они не хотели оставить
их без разрешения и во что бы ни стало
отнестись к ним враждебно, как делали
славянофилы; не закрывали глаз для света
и хотели дойти до правды умом, анализом,
понятием. Западничество перешло бы свою
черту и совестливо отказалось бы от своих
ошибок. Оно и перешло ее наконец и обратилось
к реализму, тогда как славянофильство
до сих пор еще стоит на смутном и неопределенном
идеале своем...». Реализм, ум, анализ («станция
пытливого ума и анализа»), трезвость взгляда
и способность к движению, умение честно
признавать свои ошибки, «самопроверка»,
«самопознание» — все это отличительные
качества «западничества», по убеждению
Достоевского, ставящие его выше мечтательного,
книжного, догматического и нетерпимого
славянофильства. Оценивая историческую
роль славянофилов, Достоевский отказывает
им в праве обвинять русское общество
в целом, и западников в частности, во лжи
и неискренности, указывает на их очевидный
«разлад с действительностью» Его статья
— попытка отделить «почвенническое»
направление от славянофильского.
Достоевский высоко
ставит труды К. Аксакова «о мире, об
общине русской». Но в то же время
он не может сдержать возмущения крепостнической
моралью, развиваемой H. Б.— корреспондентом
«Дня» по крестьянскому вопросу.
Недовольство Достоевского вызвали
и идиллические примечания к корреспонденции
H. Б. редактора газеты И. С. Аксакова.
Упорно проводя славянофильскую
антитезу «Запад — Восток» и искажая
реальную картину крепостничества,
Аксаков дошел до утверждения, «что
в общей сложности личные отношения
помещиков и крестьян были довольно
человечны», что в России крестьянин
«не был для помещика „виленем“
(vilain)», a „рабом божиим“, „християнскою
же душою“». Ответ Достоевского Аксакову
недвусмысленно ясен: «Вы говорите,
что у нас не было ничего подобного
феодальным отношениям на Западе? Ну нет-с,
одно другого, верно, стоило. Спросите
у мужиков <...> А холоп, хам, халуй, хамлет
— что, эти названия, по-вашему, благороднее
виленя?» В этих словах ощущается влияние
политического завещания Белинского,
его «письма к Гоголю». Упрекает Достоевский
редактора «Дня» и в недостатке подлинного
христианского чувства. Грозным иеремиадам
и мрачным пророчествам Аксакова, фанатично
нетерпимым словам, вкладываемым им в
уста «будущего» русского православного
народа, Достоевский противополагает
дух кротости, согласия, любви, терпимости:
«И уж если пошло на тексты, то не грозный
текст пророка приведет он (народ — В.
T.) тогда, а милосердные слова бесконечной
любви...»
„День“ и
все это мертвые зады, мертворожденные
фразы, чревовещанья и оракулы, пересыпанные
возгласами <...> самого бестактного,
даже никого не обижающего хвастовства».1
В оскорбительном тоне писал автор о К.
Аксакове: «...смешно и странно, что из этого
микроскопического имени (К. Аксакова.
В. T.) выбрасывают флаг; но дико, безобразно
и более чем невежественно, когда этот
флаг хотят навязать вам как национальный.
Это тем более смешно и необузданно, что
не только какой-нибудь Константин Аксаков,
но и вся-то славянофильская партия перед
лицом здравого смысла оказывается какой-то
небывальщиной, менее чем мифом, который
всегда имеет хоть символическое значение.
Пора понять и заявить, что эта партия
существует как название, потом — как
группа людей, считающих взаимно друг
друга единомышленниками касательно каких-то
им только известных мистерий, но что такой
партии как деятельной силы, проявляемой
каким-нибудь определенным способом, совершенно
не существует. Какая угодно премия тому,
кто расскажет понятным для человеческого
смысла языком, над какою задачею трудится
эта партия и что она сделала для ее объяснения.
<...> как деятельная сила, вы для общества
вовсе не существуете».2 Такая критика
могла вызвать отпор не только Григорьева
и Страхова, но и Достоевского. писавшего
в комментируемой статье: «...имя Аксаковых,
всех троих, слишком известно, чтоб не
знать, с кем имеешь дело».
"Почвеннические"
журналы братьев М.М. и Ф.М. Достоевских
"Время" (1861–1863) и "Эпоха" (1864–1865).
Близкую к славянофилам позицию занимал
ежемесячный журнал "Время", который
издавался в Петербурге братьями Ф. М.
и М. М. Достоевскими в 1861—1863 гг., а затем,
после его закрытия, — журнал "Эпоха",
выходивший в 1864—1865 гг. под той же редакцией.
Здесь был опубликованы "Записки из
мертвого дома", "Униженные и оскорбленные"
Ф.М.Достоевского, "Житейские сцены"
Плещеева, "Грех да беда на кого не живет"
Островского, "Мое детство" Воронова,
"Зимний вечер в бурсе" Помяловского
и др. Во "Времени" большое место отводилось
французской уголовной хронике, мастерски
обработанной в редакции; в статьях затрагивались
вопросы воспитания молодежи; имелись
отделы внутренних новостей и иностранных
известий. Журнал был разнообразным и
интересным для публики и собирал до четырех
тысяч подписчиков. Ф.М. Достоевский вел
критику.
Новый
журнал поначалу вызвал сочувственное
отношение демократических кругов.
Репутация Ф. М. Достоевского, недавнего
каторжника, пострадавшего за распространение
письма Белинского к Гоголю и за
участие в кружке петрашевцев, давала
право предполагать, что "Время"
будет изданием демократическим. И
не случайно Некрасов, Салтыков-Щедрин,
Помяловский печатают там свои произведения.
Однако реализация "почвеннической"
программы очень скоро оттолкнула
их от Достоевского. Почвенничество
— течение русской общественной мысли,
возникло в 1860-х гг. Почвенники признавали
особой миссией русского народа спасение
всего человечества, проповедовали идею
сближения "образованного общества"
с народом ("национальной почвой")
на религиозно-этической основе. Почвенничество
идейно было ближе к славянофилам (в том
числе их нравственной ориентации на русское
крестьянство); вместе с тем представители
этого направления признавали положительные
начала и в западничестве. Почвенничество
выступало против крепостнического дворянства
и бюрократии, призывало к "слитию образованности
и её представителей с началом народным"
и в этом видело залог прогресса в России.
Почвенники высказывались за развитие
промышленности, торговли, за свободу
личности и печати. Принимая "европейскую
культуру", они одновременно обличали
"гнилой Запад" — его буржуазность
и бездуховность, отвергали революционные,
социалистические идеи и материализм,
противопоставляя им христианские идеалы;
полемизировали с журналом "Современник".
Его идеологами и пропагандистами были
– при некоторых различиях во взглядах
– Ф.Достоевский, критик и поэт А.А.Григорьев,
публицист Н.Н.Страхов, который играл существенную
роль в журнале. Критикуя крепостничество
и оторванность образованных классов
от народа, Достоевский утверждал: "Русское
общество должно соединиться с народною
почвой и принять в себя народный элемент"
В области социально-экономической почвенничество
отражало стремление избавить Россию
от буржуазного пути развития, антигуманистический
характер которого оно видело в западноевропейских
странах, а также от революционных потрясений.
Связь почвенничества со славянофильством
сказывалась в стремлении обнаружить
в русском народе, в патриархальности
русского крестьянства нравственную сущность
национального характера. Со славянофильством
почвенничество сближало и отрицательное
отношение к революции, к идеям западноевропейского
и русского социализма. Однако почвенники,
особенно Ф.Достоевский, не отрицали целиком
и западничества: "Славянофилы и западники
ведь тоже явление историческое и в высшей
степени народное" На страницах журналов
"Время" и "Эпоха" Достоевский
и другие авторы полагали, что синтезируют
рациональные черты тех и других. В отличие
от славянофилов, Достоевский не отрицал
положительной роли русской интеллигенции,
наоборот, подчеркивал значение соединения
"образованных классов" с народом.
Русская интеллигенция должна, по его
мнению, принести народу просвещение и
культуру. Достоевский ратовал за сближение
западничества, славянофильства, "официальной
народности" и православия. Высшей целью
социального реформаторства почвенничества
была программа "постепенства и малых
дел", призывающая к "слиянию" всего
"просвещенного общества с народом
в традиционно устоявшиеся формы русского
быта — общину и земство.
В
журнале "Время" Страхов (псевдоним
Косица) особенно горячо возражал против
материального улучшения жизни
народа, т.к. по мнению Страхова изменение
положения масс должно идти через
моральное религиозное усовершенствование:
мир нельзя исцелить ни хлебом, ни порохом,
а лишь "благой вестью". Страхов
рьяно выступал против революционных
демократов "Современника". Несмотря
на явное сходство по многим вопросам
со славянофилами, почвенники считали
необходимым от них отмежеваться,
подчеркивая свои разногласия: славянофилы
требовали возврата к допетровской
старине, почвенники этого не предполагали;
в отличие от славянофилов публицисты,
группировавшиеся вокруг журнала "Время",
носителем русского народного начала
считали не крестьян, а "весь народ",
включая купечество.
Идеи
почвенничества четко проявились в
полемике с "Современником" по вопросам
революции, прогресса и искусства.
Революция и обострение борьбы между
классами, полагали почвенники, не являются
источниками прогресса, который
достигается соединением образованных
классов с народом; он движим развитием
культуры, искусства, народной нравственности.
Достоевский писал: "Всякое общество
может получить (вместить) только ту
степень прогресса, до которой оно
доразвилось и начало понимать"
Несмотря на постоянную полемику с
либералами, почвенники в определении
характера прогресса сближались
с ними.
Журнал
"Время" спорил с аксаковской "Молвой"
по поводу статьи "Публика – народ",
и в то же время вызывал резкую
критику со стороны "Современника"
за непоследовательность.
Почвенники
обвиняли идеологов "Современника"
Н.А.Добролюбова и Н.Г.Чернышевского
в незнании народной жизни, в стремлении
обнаружить в русском крестьянстве
готовность к революции, которой
в нем, по мнению почвенников, не было,
в "кабинетном" теоретизировании,
в утопичности их социалистических
идеалов. В свою очередь идеи почвенничества
подверглись резкой критике в
полемических статьях "Современника"
(особенно в статьях М.А.Антоновича
и М.Е.Салтыкова-Щедрина). Щедрин имел
все основания в одном из обозрений
"Наша общественная жизнь", обращаясь
к "почвенникам", спросить: "А
знаете ли вы, что с "Русским вестником"
все-таки приятнее иметь дело, нежели
с вами? По крайней мере, не обманываешься:
войдешь в "Русский вестник" — ну,
и знаешь, что вошел в лес, а в вас войдешь
— не можешь даже определить, во что попал:
и серенько, и жиденько, и скользко..."
Весьма неясно и двусмысленно написанные
статьи публицистов "Времени", особенно
Страхова, порой были трудны для восприятия
и могли толковаться по-разному.