Основные идеи патристики

Реализм и номинализм имели свои разновидности. Так реализм  был крайним и умеренным. Крайний  реализм утверждал, что универсалии  существуют до вещей (universalia ante rem), в  высшем и недоступном нашему восприятию мире, а все вещи – это производные  от них сущности; любой видимый  нами предмет обусловлен невидимой  и вечной идеей (универсалией), его  порождающей. Как видим, крайний  реализм восходит к платоновскому  учению. Умеренная форма реализма говорила, что универсалии существуют в самих вещах (universalia in re), в качестве их неизменных и определяющих оснований. Мир идей (универсалий) и мир вещей  едины и образуют всю окружающую нас действительность. В любом  предмете присутствует какая-либо идеальная  сущность – универсалия, которая  и делает его из бесформенной материи  нормальной вещью. Умеренный реализм, поэтому, восходит к теории Аристотеля. Номинализм также был крайним  и умеренным. Умеренный номинализм полагал, что универсалии существуют после вещей (universalia post rem), в нашем сознании в виде обобщенных названий этих вещей – понятий. Хотя последние и не существуют объективно и являются только терминами и словами, они имеют немаловажное значение: ведь с помощью понятий мы разбиваем действительность на различные сферы и области, упорядочиваем ее, в силу чего нам легче в ней ориентироваться и ее познавать. Поскольку понятие в латинском языке – это “концепт (conceptus)”, то умеренный номинализм называется также концептуализмом. Крайний же номинализм считал общие понятия совершенно бессмысленными: если они не существуют реально, то незачем о них вообще говорить. Например, существует конкретное дерево – мы его видим и осязаем, и вполне можем рассуждать о нем и познавать этот предмет, как и любой другой, который действительно существует. Но что такое дерево вообще? Слово или пустой звук, за которым не стоит никакой реальности, никчемное название, полностью лишенное смысла. Невозможно какую-либо вещь обозначить более общим названием, подвести ее под некое более широкое понятие, потому что она – ровно столько, сколько в ней есть – единичный конкретный предмет и ничего общего в себе не содержит. Поэтому универсалии, говорили крайние номиналисты – это всего лишь сотрясения воздуха (flatus votic) и их существование никому не нужно, почему и следует от них вообще отказаться, а в рассмотрение принимать только конкретные, индивидуальные, реально существующие предметы. 

Как мы уже отметили, философией Средних веков, конечно  же, был реализм, но в эпоху ранней схоластики более распространенной была его крайняя форма, представляющая собой по смыслу платоновское воззрение, однако в период расцвета схоластики или - зрелого средневековья прочно утвердился умеренный реализм - аристотелевская  по сути точка зрения, примиряющая  мир материальный с идеальным, охватывающая собой все возможные сферы  сущего в грандиозной, претендующей на абсолютную завершенность философской  системе. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

5. Фома Аквинский  о гармонии веры  и разума 

Самым выдающимся философом периода расцвета схоластики и всего вообще средневековья  был итальянский религиозный  мыслитель Фома Аквинский. В латинском  языке его имя звучит как Томас, поэтому его учение получило название томизма. В настоящее время оно, в обновленном виде, является философской  основой католицизма и одним  из направлений современной философии, и называется неотомизмом (то есть возобновленным в новых условиях учением Фомы Аквинского). Итальянский схоласт  создал грандиозную религиозно-философскую  систему, в которой нашли место  и были осмыслены все существующие тогда реалии, и которая на долгое время стала глобальным объяснением  мироздания для средневекового человека.  

Схоластика как  попытка синтеза веры и разума, религии и философии достигла в учении Фомы своего апогея. Религиозная  вера и философское знание не противоречат друг другу, говорит Аквинат, но, напротив, поддерживают друг друга, дополняют  и образуют единство. Окружающий нас  мир является божественным творением, а значит несет в себе тайну  великого замысла, скрывает воплощенную  в телесные вещи волю Творца. Поэтому  через восприятие мира или творения мы пусть косвенно, но постигаем  отчасти божественное, пусть незначительно, но приближаемся к нему. Однако, познание мира, в котором мы живем, происходит с помощью разума и философии, в силу чего философское знание через  постижение окружающей действительности приближает нас к первопричине ее – Богу. Этот путь опосредованный или  косвенный и, конечно же, не способен открыть всей истины, однако он ведет  через познание творения к частичному постижению Творца и поэтому отвергать  данную возможность приближения  к Богу или игнорировать ее нет  смысла. 

Представьте себе, что вы смотрите на прекрасное живописное полотно, слушаете чудную музыку, со слезами  на глазах читаете стихотворные строки. Вы удивляетесь таланту живописца, композитора или поэта. Но вот  вы видите перед собой великолепную картину природы. Кто из нас хотя бы один раз в своей жизни не смотрел с замиранием сердца на величественно  закатывающееся за край далекого горизонта  яркое Солнце, не восхищался сияющей  и прозрачной лазурью бесконечного неба, кого не завораживали переливающиеся всеми цветами радуги капельки утренней росы или пляшущие огоньки ночного  костра, кто не бродил в задумчивости по осеннему лесу, вглядываясь в  его золотую глубину? Так если за великолепием живописного полотна, музыкального произведения или стихотворных строк стоит какой-то человеческий гений, значит за гармонией и величием окружающего нас мира мы должны предположить наличие Творца, во много раз более  гениального и совершенного. Что  как не его фантастический замысел  и таинственная кисть произвели  вокруг нас непостижимую красоту  природы? (Вспомним телеологический  аргумент). По произведению художника, композитора или поэта мы узнаем отчасти о самом создателе  этого произведения. Конечно же это  будет знание неполное, ведь автор  всегда больше, шире, сложнее, глубже, чем любое его творение. Разве не хотелось нам, придя в восторг от какого-либо произведения, увидеть его создателя, поговорить с ним? Точно так же по творению Бога – мирозданию – мы узнаем отчасти Творца. Разумеется, это знание крайне фрагментарно, и нам хочется выйти за его пределы, подняться до самого Создателя, но стоит ли пренебрегать творением, которое приоткрывает завесу над божественным гением? 

Наоборот, стоит  использовать эту возможность, пристально всматриваться в творение, а значит - совершенствовать разум, приумножать  знание, так как оно оказывает  великую услугу религии, укрепляя и  обосновывая веру в начальную  причину всего сущего – творящего  Бога. Мысль о том, что философия  должна быть служанкой религии принадлежит  как раз Фоме Аквинскому. Однако, философское знание – всего лишь подспорье, потому что есть еще и  прямой, непосредственный путь постижения Бога – через религиозную веру в него. Путем молитвы, поста, благоговения и трепета верующий может получить божественное откровение, то есть неким  непостижимым чудесным образом узреть истины величайшие и вечные, которые  никогда не могут быть добыты разумом  и философией. Понятно, что этот мистический  путь выше и совершеннее, чем рациональное познание, что вера выше разума, а  религия выше философии. Если, например, между положениями веры и разума возникают противоречия, значит ошибается  разум, потому что вера ошибаться  не может. Важно, что между тем  и другим возможна гармония, что  и религия и философия ведут  к одному и тому же и поэтому  надо всесторонне обосновывать и  разрабатывать их союз. Необходимо уметь преодолевать возникающие  противоречия между верой и разумом, ибо они возникают не от принципиальной внеразумности веры и не от абсолютной неприменимости разумного к религиозным  предметам, но только от нашего неумения, а, возможно, и нежелания увидеть  и понять их возможное и даже долженствующее согласие.  

В своей философской  системе Фома Аквинский при объяснении мироздания во многом использовал учение Аристотеля о форме и материи. Все нас окружающее, говорит Фома вслед за Аристотелем – это  единство материи и формы. При  этом несовершенная материя –  всего лишь возможность чего-то, сущность вещей, в то время как  форма – начало идеальное и  неизменное – из этой возможности  созидает действительность, а сущность приводит к подлинному существования. Вклад Фомы Аквинского в разработку всевозможных проблем средневековой  философии был наиболее значительным по сравнению с философской деятельностью  других мыслителей средневековья, и  поэтому современники назвали его  “ангельским доктором” (doctor angelicus). Вообще, латинский термин “доктор” означал в Средние века – ученый, или, точнее, - наиболее ученый (хотя и  сегодня один из смыслов слова  “доктор” – ученый человек) и являлся  званием, которое присваивали наиболее отличившимся своими философскими заслугами (сегодня “доктор” - это также  высшая ученая степень). 

Как видим, в  начале Средних веков были сильны сомнения в возможности применения философии к религии; зрелое средневековье  ознаменовалось торжеством схоластики, в которой философствование стало  средством укрепления веры; не удивительно  поэтому, что на закате рассматриваемой  эпохи сначала стали появляться сомнения в совместимости философского знания и религиозной веры, которые  постепенно привели к полному  освобождению философии от роли служанки религии. 
 
 
 
 
 

6. Дунс Скот и  Уильям Оккам:  теория двойственной  истины 

В схоластике изначально были заложены противоречия, которые  со временем разложили ее изнутри  и привели к гибели. Они явились  миной замедленного действия, которая  рано или поздно должна была сработать. Эти противоречия заключались в  несостыковке положений веры и разума, в их несовместимости. Поэтому возможно говорить о том, что схоластика вообще была одним грандиозным противоречием, ибо представляла собой попытку  совместить несовместимое, в силу чего долго существовать не могла и  должна была прийти к упадку сама по себе, без всякой внешней помощи. Так в XII в. арабский философ Ибн  Рошд (в лат. – Аверроэс) разработал теорию двойственной истины. Эта теория говорит о том, что у религии  и философии совершенно разные предметы и методы. Так, предметом религии  является Бог, а методом – вера, в то время как предмет философии  – природа, а метод ее – опыт (то есть практическая деятельность, возможно – даже экспериментальная – по изучению окружающего мира). Религия  и философия занимаются абсолютно  различными областями , почти ничего общего друг с другом не имеющими, и  поэтому не удивительно, что у  религии свои истины, а у философии  – свои. Причем, эти истины не только могут, но и должны быть различными и даже противоречащими друг другу. Нет ничего плохого и необыкновенного  в том, что они не согласуются  между собой: это вполне естественно, нормально и понятно. Они вовсе  и не должны состыковываться, как  то кажется поборникам гармонии веры и разума, да и не могут эти  истины не вступать в противоречие, так как говорят о противоположных  и фактически несовместимых вещах. Так, например, является ли истиной  утверждение, что вода в земных условиях кипит при температуре 1000С? И является ли истиной утверждение, что высоко в горах она кипит при более  низкой температуре? И то и другое – истина. Исключают ли они друг друга? Нет. Должны ли они согласовываться  между собой и сливаться в  одну единую общую истину? Не должны. Просто одну ситуацию описывает первое утверждение, для другой же, отличной от нее ситуации, будет справедливой вторая истина, которая противоречит первой, однако же не исключает ее, поскольку  совершенно необходимо в данном случае наличие именно двух различных истин. Почему бы не предположить, что у  веры и разума, равно как у религии  и философии также должны быть разные и несопоставимые друг с другом истины? Пусть философия занимается исследованием природы и не вмешивается  в религиозные положения, пытаясь  их обосновать, и пусть религия  не пытается быть знанием о мире, а тем более – наукой о нем, всегда оставаясь только верой, и  не заставляет философию обслуживать  свои нужды. Таким образом, теория двойственной истины была направлена против самой  сущности схоластики – стремления осуществить синтез религии и  философии, говоря, что такое соединение принципиально невозможно и подчеркивая  необходимость всяческого разъединения и обособления религиозной и  философской сфер. Эта теория, как  видим, освобождала с одной стороны  философию от обязанности быть подспорьем религии, а с другой стороны она  избавляла последнюю от необходимости  доказывать положения веры, подводить  под них некую логическую основу. За философией, таким образом, вновь  признавалось право быть свободным  и дерзновенным познанием окружающего  мира. 

В западной философии  последователями теории двойственной истины были шотландский философ  Иоанн Дунс Скот и английские мыслители  Уильям Оккам и Роджер Бэкон. Так, например, Дунс Скот полагал, что Бог  сотворил мир не в силу некой разумной, а потому и вполне постижимой необходимости (как считал Фома Аквинский), а в  силу своей абсолютной свободы. То есть он мог создать мир, но также мог  и не делать этого, он мог создать  совсем не такую действительность, в которой мы сейчас живем, а совершенно другую. Иными словами, все божественные действия есть полный, ничем не ограниченный и не регламентируемый произвол, совершаются  абсолютно свободно, никакой логической или рациональной необходимостью не обладают, и потому совершенно непостижимы, неподвластны ни разуму, ни пониманию. Мы помним, что такое утверждение  звучало в мистике и что  его пыталась преодолеть схоластика, призывая к синтезу религии и  философии. Дунс Скот, говоря о невозможности  разумного осознания божественного, тем самым отделяет веру от разума, а религию – от философии и  поэтому выступает хотя и в  рамках схоластики, но уже – против нее, то есть мы явственно видим в  учении шотландского философа, как  последняя вступает в полосу своего кризиса и упадка, начинает разлагаться  изнутри.  

Другой сторонник  теории двойственной истины – англичанин Уильям Оккам говорил, что в силу принципиальной разницы самих предметов  и методов философии и религии  следует жестко разграничить сферы  их компетенции и рассматривать  области божественного (сверхъестественного) и природного (естественного) как  совершенно автономные и изолированные  друг от друга. Разум ничего не может  понять в делах веры, догматы невозможно осмыслить, но в то же время познание действительности или окружающего  мира вполне может быть независимым  от религии, может ориентироваться  исключительно на разум, знание и  философию. Физическую реальность можно  понять из нее самой, утверждал Оккам, то есть экспериментальным, научным  путем, а также с помощью жизненной  практики постичь происходящее и  объяснить совершающееся вокруг нас естественными причинами, действующими в природе вещей. Совершенно не следует  при объяснении окружающего мира прибегать к представлениям о  тайных причинах, скрытых качествах, неведомых силах и невидимых  основаниях, будто бы лежащих в  сущности мироздания и управляющих  им. Надо отбросить или отсечь, как  бритвой, все фантастическое и сверхъестественное при объяснении действительности и  понять ее безо всяких вымыслов о потустороннем  и мистическом. И это возможно сделать, ибо природное есть естественное, подвластное разуму и потому вполне познаваемое (этот принцип получил  название “бритвы Оккама”). А решающая роль в деле такого познания должна принадлежать философии – науке  о мире в целом, о природе, нас  окружающей во всех ее проявлениях.