Этика Канта

практическому;  ...короче,   она   открывает  метафизике  новый  путь...”[2,

т.3,с. 190].

      В ранних  набросках  к   своей  моральной  философии  Кант  исходил  из

комплексного   понятия   практики,   выражаемого   тремя   различного   рода

практическими    ценностями:    умением,    благоразумием    и    мудростью.

Соответственно  каждая  из  них   лежит   в   основе   классификации   видов

человеческой деятельности  —   технической,  прагматической,  моральной.  На

основе такого понимания практики Кант осуществляет  разделение  видов  блага

на проблематичное, прагматичное и моральное, как из  этой  триады  выводится

различие  гипотетического, практического и категорического   императивов.

Умение, по Канту, требует прагматического  измерения  практики,  это  своего

рода “тактическое”  умение, направленное на собственное  благо.  Мудрость  уже

направлена на осуществление  морального  закона.  “Императив  нравственности

содержит ограничительные  условия  всех  императивов  благоразумия”  [2,  т3,

с.274].Здесь возникает  возможность конфликта между  благоразумным  и  мудрым

поступком, причем только в моральном измерении  человек может обрести  полную

свободу и интенсивность.

       А  как  быть  в  том   случае,  когда   человек   выбирает   поступок,

противоречащий  долгу?

      Концепция свободы у Канта  допускает неоднозначное толкование  и  может

пониматься, во-первых, как  “положительная  свобода”,  при  которой  человек

свободен только тогда, когда его действия  определяются  моральным  законом,

и, во-вторых, как  “нейтральная свобода”,  имеющая  место  в  случаях  выбора

человеком правильных  или  неправильных  действий  именно  тогда,  когда  он

предпочитает поступок,  противоречащий  долгу.  Для  теории  Канта  оба  эти

аспекта свободы  весьма  существенны,  так  как,  с  одной  стороны,  только

обусловленность  действия  категорическим   императивом,   то   есть   чисто

рациональное  действие  согласуется  с  истинным   характером   ноуменальных

сущностей, а  с  другой  —   необходимостью  оставить  возможность  моральной

ответственности для людей, действующих вопреки  закону нравственности,  делая

существенной  концепцию  нейтральной  свободы.  Однако  эти  две   концепции

свободы несовместимы, когда субъект  действует  вопреки  велению  долга,  он

будет свободен в нейтральном смысле и несвободен в положительном.

      Подобная трактовка проблемы  свободы лишь отчасти может   быть  основана

на этике Канта путем различения понятий воли  и  произвола.  Причем  если  в

ранних работах  понятие воли использовалось для  обозначения как воли,  так  и

произвола,  то  в  поздних  работах  воля  есть  чистый  практический  разум

источник объективного закона нравственности, а произвол  содействует  выбору

между директивами  воли и  чувственности.  Употребляя  понятие  воли  в  двух

различных значениях  как воли и как произвола Кант утверждает, что  обе  эти,

по-видимому, противостоящие друг другу концепции  вполне  примиримы  и  что,

следовательно, человек теоретически обладает свободой выбора. Проблема  воли

и произвола  связывается  с  попыткой  Канта  объяснить  изначальное  зло  в

человеческой  природе, не отвергая при этом свободы  человека.  Склонность  ко

злу, хотя и имеет свою  основу  в свободе,  есть  проявление  произвола.

Действительно,  Кант  приходит  к  антиномии   виновности   человека   из-за

“естественной  склонности  человека  ко  злу”[1,  с.99].  Это   противоречие

воспроизводит дуализм кантовского учения о свободе.

      В “Критике  чистого  разума”   свобода  вместе  с  бессмертием   души  и

существованием  Бога оказывается отнесенной к той  области, которая лежит  вне

познания,  то  есть  находится  за  пределами  и  чувств,  и  разума.  Разум

нравственный   —    это   разум   особого   рода,    разум    практического,

непознавательного  устремления,  к  которому  чувства  не   имеют   никакого

отношения. Вследствие  этого  возникает  антиномия  чувств  и  нравственного

разума, счастья  и долга.

       В Лекциях по этике Кант начинает отличать действие  от  намерения,  в

чем следует  видеть зародыш последующего принципиального  различения сущего  и

должного: “свободные  поступки  являются  добрыми:  1)  в  своих  следствиях

(соответственно  их степени) —  физически   благие;  2)  по  своему  намерению

(соответственно  их  степени)  —   морально  благие...  морально   свободные

поступки имеют  благость, которая ценится не в  соответствии с действием, а  в

соответствии  с намерением. Иначе моральное было бы меньше, чем физическое”.

Кант потому и отделяет сферу свободной нравственности от природы, что  здесь

имеет значение не причинное  действие,  следовательно,  не  действие  вообще

(поскольку последнее  не бывает без причины), но намерение,  мотив,  должное.

Это намечает путь основательной  проработки  Кантом  принципа  свободы,  ибо

свобода  —   это  осуществление  свободного  выбора  и  свободного  действия

независимо    от    требований    наличной,    чувственно     воспринимаемой

действительности.

      Не  чувство,  не  природа,  а   разум  в  конечном  счете,  —   особый,

непознающий  разум  определяет  нравственные  поступки  человека.  А   исток

нравственных  поступков  субъекта  —   свобода  как  один  из   определяющих

аспектов нравственного разума. Свобода, бытие Бога и бессмертие души  —   те

три ипостаси нравственности, которые в “критике чистого  разума”  становятся

вехами, ограничивающими  знание: первая из них  —   это  свобода.  Подчинение

человека природе, пишет Кант, всегда нелегко, но оно  неизбежно.  “  Гораздо

более жестоким и  неестественным,  чем  это  бремя  необходимости,  является

подчинение одного человека воле другого. Для того,  кто  привык  к  свободе,

нет большего несчастья, чем быть отданным во власть такого же существа,  как

он, которое может  принудить его отказаться от своей  воли и  делать  то,  что

он хочет”[2, т.2, с.218].  Потребность  в  свободе  так  велика,  что,  если

предоставить  выбор между смертью и рабством, большинство, как  думает  Кант,

предпочтет смерть. Ведь  воля  каждого  человека  есть  продукт  только  его

собственных  устремлений,  склонностей  и  согласуется  с  его  собственными

представлениями о благополучии. “В подчинении другому  есть не  только  нечто

крайне опасное, но и нечто отвратительное и  противоречивое,  указывающее  в

то  же  время  на  его   неправомерность...”[2,   т.2,   с.219].   Животное,

подчиняющееся человеку, ощущает,  конечно,  свою  беду,  если  этот  человек

недобр, но, по мнению Канта, ощущается это не в каждое мгновение,  да  и  не

знает животное ничего о своем существовании  в целом. Человек же,  “зависящий

от другого, уже  не человек; он это звание  утратил,  он  не  что  иное,  как

принадлежность  другого  человека”[2,  т.2,  с.220].  Таким  образом,   Кант

приходит  к  выводу  о  свободе  как   такой   существенной   характеристике

специфически  человеческого бытия, которая возвышает  его  над  всем  животным

миром. Свобода  —  это сфера не внешнего, но внутреннего  чувства,  его  можно

назвать чувством человеческого достоинства и  человеческой  автономии.  Пока

еще свобода  не признается  областью  интеллигибельной,  но  уже  объявляется

стоящей выше животного  царства и являющейся принадлежностью  разума,  причем

особого разума.

      Как же возможны  свобода   и  нравственность?  Человек,  говорит  Кант,

принадлежит в  одно и то же время к двум мирам. Один —  мир природы,  явлений

эмпирического бытия, пространства и времени, внешней  необходимости;  другой

же —  мир  ноуменальный,  вне  пространства,  времени  и  всего  сущего,  мир

интеллигибельный, мыслимый  лишь  в  категориях  практического  разума,  мир

свободы.  Соответственно  все  мыслимые  законы  подразделяются  Кантом   на

“законы природы” и “законы свободы”, или нравственности. Свобода  для  Канта

означает  не  беспричинность,  а способность разумного   существа   самому

устанавливать для себя  закон  в  качестве  необходимого  и  универсального.

Когда человек  сам налагает на себя закон, но при  том  такой,  который  может

быть одновременно законом всеобщим, распространяющимся на  все  человечество

(знаменитый  кантовский “категорический императив”), тогда он  свободен.  Это

и  есть  нравственность,  тождественная  свободе.  В  том,  что  этот  закон

определяется  свободным, собственным усмотрением  индивида,  которое в свою

очередь не предопределено никакими природными  детерминантами,  ничем  иным,

кроме самого человеческого  разума,  проявляется  субъективный  и  автономный

характер морали; в том же, что этот закон не может быть простым  изъявлением

личного  произвола,  а  может  быть   только   всеобщим,   проявляется   его

объективность  и  необходимость,  —   объективность  не   эмпирического,   а

ноуменального, трансцедентального плана, необходимость,  выводящая  человека

за границы  мира природы. Кант высказывает догадку  о  том,  что  свобода  не

предшествует  морали как ее изначальная предпосылка,  а  является  выражением

специфического  характера нравственного долженствования.

      С вопросом о свободе тесно  связана кантовская философия  истории  с  ее

идеей прогресса, его учение о вечном мире, о государстве, о праве.  Значение

идеала общественного  развития Кант видел “в торжестве  всеобщих форм  права”,

в преодолении  антагонизма этики и политики на путях вечного мира.  Реальному

воплощению этого  идеала может служить кантовский  лозунг  “дисциплинировать,

культивировать, цивилизовать”.

      У Канта неоднозначность понимания   свободы индивида в теоретической   и

этической части  учения по сравнению  с  его  политической  теории  возникает