Фридрих Ницше и античность

           Плутос царит; это он добрых с худыми смешал.   

 Вот значит, где корень того биологического  аристократизма, на почве которого  должен был родиться сверхчеловек. -- Но одного корня мало; мы можем  проследить и ствол, и листву  этого дерева в дальнейших  трудах Ницше.   

IV   

 Аристократическая  Греция так называемой "эллинской"  эпохи, сменившая гомеровскую  монархию, имела перед собой внушительный  пример своей предшественницы,  служивший ей и предостережением  и указанием. Монархия пала  вследствие вырождения своих  представителей. Когда посох "Зевсом  рожденных царей" оказывался  в руках людей физически и  умственно слабосильных, не созданных  для тройной обузы жреческих,  полководческих и судейских обязанностей, присущих званию царя -- ближайшие  "анакты" царского совета некоторое  время могли это терпеть в  угоду принципу легитимизма, но  при неизбежной длительности  и повторности этого явления  должны были навязать носителю  царского имения из своей среды  военачальника, верховного судью  или судей, а равно и правителя-администратора (архонта), оставляя ему только  почетную, но зато и безобидную  роль верховного жреца, представителя  общины перед богами. Так состоялась  замена монархического правления  аристократическим; пример был  дан и прекрасно понят.   

 Теперь  нужно было предупредить дальнейшее  движение политического колеса, переход власти от аристократии  к народным массам. Это значило  не более и не менее, как  предупредить вырождение. Первым  средством для этого была чистота  браков, -- та самая, которую имеет  в виду Феогнид: "добрые" должны  были родниться между собою,  но отнюдь не с "худыми". Но вторым средством, не менее  важным, должно было быть закаление  детей в аристократической доблести  тех времен, -- такая жизнь, при  которой только действительно  "добрые" телом и душою остались  бы на поверхности, остальные  же были бы безжалостно залиты  волнами. Средств для этого  было два: воспитание и агонистика. Или, вернее, одно: ведь и воспитание  насквозь было проникнуто идеей  агонистики.   

 Соревнование  во всех областях жизни, где  только могла сказаться и выдвинуться  доблесть, -- вот девиз аристократии "трагической" эпохи Греции. Она и сама по себе -- источник  высоких наслаждений, эта агонистика, даруя избранникам победу, этот  сладчайший дар жизни; и, сверх  того, она способствует выделению  лучших в каждом поколении,  а этим -- увековечению породы  добрых. Вот какую цену заплатила  за свою власть греческая аристократия "трагической" эпохи -- и этого  не следует забывать, когда произносишь  суждение о ней. Аристократия  бывает либо трудовой, либо паразитической; в последнем случае она будет  болезнетворным ферментом в государстве,  скорейшее устранение которого  необходимо в интересах его  оздоровления. Но в первом случае  ее историческая заслуга неоспорима: она делается рассадником тех  гражданских идеалов и добродетелей, которые лишь благодаря ей  со временем могут стать достоянием  также и демократии. Такова была  именно роль греческой аристократии. Ее жизнь была полна трудов  и лишений; но за все вознаграждала, при здоровом направлении воспитания, победа и власть.   

 Вот какова  была эпоха, с наибольшей любовью  изученная Ницше за время его  студенчества, -- эпоха Феогнида и  ранних философов, эпоха рождения  трагедии и дионисиазма, эпоха,  наконец, развитой агонистики  и "гомеровского" состязания; и  стоит ли говорить, что ее аристократический  идеал -- именно тот, воскресения  которого требовал и он, в видах  возникновения "сверхчеловека"?   

 Вполне  основательно возражает его сестра-биограф  (Leben II, 447) против "возмутительного  злоупотребления", которое поверхностные  читатели, а более нечитатели  Ницше позволяли себе с его  сверхчеловеком. "Упадочные натуры, не умевшие себя сдерживать, не  имевшие никакого представления  о том, какого строгого самовоспитания (Selbstzucht) Ницше требовал от людей  высшего порядка, сколь полное  отречение от счастья и наслаждения  он вменяет в обязанность венцу  всего здания, сверхчеловеку -- эти  натуры нашли возможным прочесть  в "Заратустре", этой песни  песней гордого и чистого духа, данное им разрешение без удержу  отдаваться своим удовольствиям  и похотям!" Обычное смешение  аристократии трудового и паразитического  типов. Но нет: возникновению  сверхчеловека должно было предшествовать  сплочение тех людей, которых  Елизавета Ницше со слов брата  в приведенном отрывке называет "людьми высшего порядка" (die hoheren Menschen); это, по терминологии  Ницше, те, которые "перейдут  через мост" -- причем следует  помнить, что человек, по его  же терминологии, это мост, перекинутый  от животного к сверхчеловеку.  А общество этих "людей высшего  порядка", эта теперь уже возможная  трудовая аристократия -- это питомник  для грядущего "сверхчеловека".   

V   

 Таков фон,  который следует постоянно иметь  в виду при чтении его замечательных  лекций о "будущности наших  образовательных учреждений". Их  основная нотка -- жалоба на  демократический характер нашей  средней школы, жалоба на то, что она рассчитана на широкие  массы, а не на людей высшего  порядка. Этим широким массам  лектор был бы не прочь предоставить  все реальные и профессиональные  школы -- которые, поэтому, по  его мнению, и в нынешнем своем  виде удовлетворяют своему назначению. Но когда той же цели берется  служить и гимназия -- она изменяет  той идее, которая одна только  может оправдать ее существование.  Идея же ее -- давать избранным  группам людей не профессиональное, а чистое образование и этим "подготовить рождение гения". В то время, когда Ницше так  выражался, он еще не выработал  своей позднейшей терминологии; иначе он формулировал бы свою  мысль следующим образом: "Задача  гимназии -- давать людям высшего  порядка нужное им образование  и этим подготовить рождение  сверхчеловека".   

 Но на  какие же факторы рассчитывал  Ницше для осуществления своей  идеи? Как настоящий ученик античности, -- главным образом, на государство.  Прежде всего должен совершиться  "законодательный акт, который  даст нам надежду на возникновение  сверхчеловека -- великий, жуткий  миг (Leben II, 441). Новое разделение  дня. Телесные упражнения для  всех возрастов. Соревнование, возведенное  в принцип. Сама половая любовь -- соревнование из-за принципа  в становящемся, грядущем. Власть, как  предмет учения и упражнения, в суровости как и в кротости" (Ibid., 445).   

 Так-то  его идеи о высшей цели общества  и средствах ее осуществления  развиваются вполне стройно и  последовательно от эпохи его  базельской профессуры до эпохи  Заратустры, от первой до третьей  эпохи его жизни. Одного не  доставало -- такого сочинения,  которое образовало бы звено  между этим развитием и античностью.  Теперь и это звено у нас  имеется; это -- его статьи "о  греческом государстве" и (отчасти) "о гомеровском соревновании". Они доказывают нам документально  то, что для знатока античности  и без того не подлежало  сомнению: что, набрасывая эскиз  будущей организации государства  и государственного образования  для подготовления "гения"  или "сверхчеловека", Ницше  руководился теми данными, которыми  его ссужало греческое государство  "трагической" эпохи.   

 Греческое  государство "трагической"  эпохи... поистине трагической, так  как она выросла из почвы,  увлажненной слезами всех тех,  которых железная рука государственной  власти спрягла вместе, чтобы  образовать из них гражданское  общество. Но эти слезы -- дело  прошлого; теперь люди примирились  со своей судьбой, руководимые  тем инстинктом, который пользуется  их бессознательной волей для  своей высшей цели. А в чем  состоит эта цель? Ницше говорит  это нам сам: в создании гения -- т. е., как он сказал бы впоследствии, сверхчеловека.   

 Откуда  же вычитал это Ницше? И этого  он от нас не скрывает в  указанной статье: это -- государство Платона. "Настоящая цель государства, -- олимпийское существование и постоянно повторяемое рождение и подготовление гения, в сравнении с чем все остальное лишь средства, пособия и облегчения -- эта цель здесь найдена с помощью поэтической интуиции и изображена со всею желательною четкостью". Но что же это такое, это государство Платона, и какова его роль, как посредствующего звена между историческими государствами "трагической" эпохи Греции и концепциями Ницше?   

 Ответ на  этот вопрос нас не затруднит.  Никакое государство древности  не довело своей политической  жизни до такой близости к  идеалам трудовой аристократии, какими они у нас изображены, как дорическая Спарта. Относительно  же "государства" Платона все  давно согласны, что он дал  нам описание идеального государства  на подкладке реальных учреждений  той самой дорической Спарты. В этом государстве первое  место принадлежит правящему  сословию, "стражам" государства,  причем эти стражи рассматриваются  то как одна однородная группа, то разделяются на правителей  и собственно стражей, подчиненных  правителям и беспрекословно  исполняющих их приказы. Разницы  это не составляет, так как  они вместе образуют правящее  сословие, и им противополагается  сословие крестьян, ремесленников  и т. п., увеличивающее своей  работой производительные силы  государства. Итак, в основе этой  концепции лежит, несомненно, аристократизм.  Но это, прежде всего, аристократизм  биологический, а не сословный;  это видно 1) из того, что одной  из главных работ правителей  является устройство таких (краткосрочных)  браков между гражданами и  гражданками, которые обеспечивали  бы государству наилучший состав  его стражей в будущем поколении;  в соответствии с этим стоит  проходящее красною нитью через  всю книгу мнение, что главной  причиной извращения первоначально  идеального государства было  вырождение, предупредить которое  поэтому надлежит всеми силами. Это видно, равным образом, 2) из  того, что правителям вменяется  в обязанность также переводить  неудачного члена правящего сословия  в сословие низшее и, наоборот, удачного члена низшего сословия  принимать в сословие правящее, -- чем нарушается принцип сословности;  за принципом же происхождения  оставляется не более значения, чем сколько ему принадлежит  по праву, согласно признаваемому  биологией закону наследственности.   

 Но это  только одна сторона дела; аристократизм  Платона -- не только биологический,  но и трудовой. Все удовольствия, все счастье жизни, поскольку  оно имеет своими центрами семью и собственность, предоставляется низшему сословию; правящее пользуется только властью, платя за нее жизнью, полной трудов и лишений. Эта жизнь, лишенная семьи и собственности, описывается Сократом у Платона в настолько суровых красках, что его собеседники удивленно спрашивают, найдутся ли вообще люди, которые при таких условиях согласятся быть стражами государства. Вот та среда, в которой, согласно Ницше, только и возможно все новое рождение и подготовление гения -- главная идея Платона в этом сочинении, "тайная наука о связи между государством и гением".   

VI   

 В предыдущих  главах мы попытались проследить  происхождение и развитие идеи  о сверхчеловеке, этой самой  обаятельной и популярной из  всех идей, связанных с именем  Ницше. Второй из его главных  идей была идея вечного возвращения. Он лично придавал ей огромное значение; его Заратустра был, по его словам, прежде всего учителем вечного возвращения. Это ее значение обусловлено ее, по мнению автора, двойным воздействием на человеческие умы. Для ума сильного она легка и отрадна: она удовлетворяет его стремление к вечности, которое является непременным спутником силы. Ум же слабый и дряблый ею будет раздавлен, и это тоже хорошо: низвергая все бессильное и очищая этим место для сильного, идея вечного возвращения будет способствовать оздоровлению человечества, как свежий ветер, ломающий сухие и слабые ветви, способствует оздоровлению леса.   

 В действительности  все это оказалось, разумеется, сплошной иллюзией. Идея периодических  до бесконечности повторений  всей мировой жизни с человеческой  включительно вплоть до ее  мельчайших подробностей так  чужда нашей душе, что не могла  ни в том, ни в другом смысле  воздействовать на наши чувства  и так и осталась для читателей  Ницше пустой игрой воображения.  И тут рождается вопрос: как  мог ее автор ожидать для  нее другой участи?   

 Мне кажется,  что "Государство" Платона,  на которое я ссылался выше, дает нам ответ также и на  этот вопрос. Установив принцип  своей социальной аристократии, Сократ здесь находит желательным,  чтобы кто-нибудь внушил гражданам  его государства веру в мистически  различное происхождение отдельных  его классов из золотого, серебряного,  медного и железного элементов;  эта теория, будучи именно внушена,  а не доказана, будет содействовать  согласию граждан и охотному  исполнению каждым из них своих  обязанностей. Здесь, таким образом,  философ является, по выражению  Ницше, творцом ценностей -- каковая  роль и должна ему принадлежать, по его мнению.   

 Интересно,  что и в отношении "вечного  возвращения" Ницше представлял  себе дело приблизительно так  же. Наступит "великий полдень"; тогда Заратустра объявит -- не  докажет, а именно объявит,  как своего рода новое Евангелие  -- учение о нем, и это объявление  установит грань между прошлым  и будущим; доросшее до великого  полдня, человечество примет новое  учение на укрепление сильным  и на погибель слабым. Тогда  миссия Заратустры будет исполнена,  и он умрет от счастья.