Каперник и Птолемей

Сводить, однако, научный подвиг Коперника единственно  к преобразованию частной науки  астрономии было бы неоправданным и  незаслуженным принижением значения гелиоцентризма. С другой стороны, придавать  «революционному акту» Коперника значение общенаучной революции неправомерно из-за отсутствия в его эпоху надлежащих социальных условий для восприятия революционной стороны учения Коперника.

Нам представляется единственно корректным выходом (точно  так давно поступают историки применительно к революциям социальным) отказаться от попыток персонификации общенаучных революций. Этот отказ, кстати сказать, вполне, соответствует марксистско-ленинской точке зрения на роль личности в истории. Таким образом, можно согласиться с позицией Б. Райтсмена, что общенаучная революция конца XVI — начала XVII столетия имела среди своих гениальных предвестников великого Коперника и нашла ярких выразителей в лице таких ученых, как Дж. Бруно, И. Кеплер, Г. Галилей.

Следует обратить внимание на то, что в марксистской исторической литературе последних лет выполнено углубленное исследование противоречивого и исключительно важного периода религиозной Реформации. Не случайно в 1984 г. издательство «Молодая гвардия» массовым тиражом выпустило биографическую книгу Э. Соловьева «Непобежденный еретик» о Мартине Лютере. В предисловии к ней академик Т. И. Ойзерман подчеркивает, что сущность Реформации «не исчерпывается тем, что непосредственно подразумевается самим словом, т. е. реформой, переустройством тогдашней церкви. Реформация, как массовое народное движение, подорвала духовную диктатуру папства, нанесла внушительный удар по церковному феодализму и активизировала повсеместное недовольство светским феодальным господством. Она проложила путь новым этическим, юридическим и практико-экономическим воззрениям, которые соответствовали формирующимся капиталистическим отношениям.

Возрождение и  Реформация различны по своему культурному  облику: их деятели подчас относятся  друг к другу с непримиримой враждебностью. И все-таки это лишь различные исторические выражения одного и того же социально-экономического процесса: революционного рождения буржуазного общества. Оба они образуют пролог к великим классовым битвам XVII—XVIII столетий» (18).Реформация и представляет собой тот важный социокультурный фон, на котором совершено великое интеллектуальное достижение Коперника. Аналогичные мысли его предшественников Аристарха Самосского и Николая Кузанского не были восприняты и подхвачены. Астрономия еще несколько столетий после Коперника играла роль лидера естествознания. Она, как и прежде, вырабатывала для других дисциплин эталоны научности. Еще один выдающийся астроном, Лаплас, в XIX в. взял на себя труд методолога и сформулировал ясную концепцию механицизма. Пожалуй, «Лапласом детерминизм» стал последним крупным вкладом астрономии в методологию естествознания. К концу XIX в. па мощном стволе экспериментальной физики взросла теоретическая физика, которая, в конечном счете, перечеркнула как «Лапласом детерминизм», так и все другие классические представления о природе. На пороге стояла эра неклассического естествознания.  

5. Развенчанный  Птолемей

                Гелиоцентризм трудно внедрялся в научную жизнь, однако, в конечном счете, одержал всеобъемлющую победу. С теорией Птолемея происходило обратное: она господствовала более тысячелетия и потерпела сокрушительное фиаско. Подобный прецедент имел место впервые, и в сознании научного общества еще безраздельно господствовала кумулятивная модель научного прогресса. Значительно позже — скажем, при смене взглядов Ньютона теорией относительности — никому не могло даже прийти в голову упрекать Ньютона в заблуждениях. Было очевидно, что на смену одним научным представлениям приходят другие, более глубокие. Но, не имея подобного опыта, некоторые критики сплошь, да рядом упрекали                 

            Птолемея именно в научной некомпетентности, писали, что он грубо заблуждался и повел науку по ложному пути. Рецидивы резко отрицательного отношения к деятельности Птолемея не новы. Как всякий ниспровергнутый с пьедестала деятель, будь то рвавшийся к власти Лжедмитрий или развенчанный Наполеон, Птолемей тоже стал привлекать к себе пристальное внимание историков. Ныне широко цитируются критические высказывания в его адрес со стороны Деламбра, который упрекал Птолемея за то, что он нигде не приводит ясных данных о своих наблюдениях и «не говорит о том, какой могла быть вероятная ошибка его солнечных, лунных и планетных таблиц. Астроном, который сегодня действовал бы подобным образом, вызвал бы к себе полное недоверие» (19).

Впрочем, Деламбр  понимает и отчасти оправдывает  Птолемея. И уж, конечно, он не опускается до спекуляций, пытаясь стяжать геростратову славу на уличении маститого естествоиспытателя далекого прошлого в мошенничестве. Мы, разумеется, имеем в виду недавно переведенную на русский язык работу Р. Ньютона «Преступление Клавдия Птолемея» с ее воинствующим апофеозом: «Я не знаю, что могут подумать другие, но для меня существует лишь одна окончательная оценка: "Синтаксис" нанес астрономии больше вреда, чем любая другая когда-либо написанная работа, и было бы намного лучше для астрономии, если бы этой книги вообще не существовало. Таким образом, величайшим астрономом античности              

        Птолемей не является, но он является еще более необычной фигурой: он самый удачливый обманщик в истории науки» (20).К сожалению, в русском издании, вышедшем в 1985 г. с использованием английского оригинала 1978 г., оказался обойденным молчанием тот факт, что под давлением взрыва всеобщего негодования западных коллег Р. Ньютон принужден был отказаться от некоторых своих положений (21). Но он продолжает настаивать на том, что большинство приводимых Птолемеем наблюдений является на самом деле результатом вычислительной подгонки, и это, по всей вероятности, действительно так. Факты, как говорят, упрямы. Но в чем, же суть проблемы? Птолемей, создатель первой крупной математизированной естественнонаучной теории, впервые столкнулся с колоссальной противоречивостью реальных наблюдений. Напомним для наглядности, что диск Луны имеет на небесной сфере поперечник в 0,5°, т. е. 30 угловых минут. Принято считать — и это впоследствии блестяще продемонстрировал Тихо Браге, — что точность угловых наблюдений невооруженным глазом составляет несколько угловых минут и большим ошибкам взяться неоткуда.         

            Однако это глубокое заблуждение. Птолемей использовал наблюдения, в которых регистрировались не только угловые положения, но и время, а это могло выполняться — особенно при определении характерных точек в движениях Солнца, Луны и планет — очень грубо. Скорость же собственного движения Луны по небесной сфере среди звезд составляет около 0,5° в час. Среди использованных Птолемеем шумерских и вавилонских наблюдений многовековой давности наверняка попадались такие, которые имели ошибки регистрации времени в несколько часов — вот явный источник ошибок в положениях,   достигающих   нескольких   градусов   дуги! Птолемей создал геоцентрическую систему мира, но он не брал на себя задачу создать теорию ошибок измерений. Он не знал способа наименьших квадратов и вообще всего того математического аппарата, который мы называем сегодня теорией уравнительных вычислений. Он стоял перед лицом грубо противоречащих друг другу наблюдений, и он каким-то образом привел их в порядок, к единой системе, поскольку в «Альмагесте» не осталось никаких следов противоречий: все данные тщательно согласованы друг с другом. Имеются ли основания квалифицировать действия Птолемея как подгонку экспериментальных данных, за которую сегодня научного работника могут уволить с работы? Конечно, нет. Возьмем для наглядного примера современную систему фундаментальных астрономических постоянных. Все постоянные идеально согласованы друг с другом. И незнакомый с современной методикой критик через тысячу лет, подобно Р. Ньютону, тоже может поднять крик о вычислительной подгонке этой системы. Конечно, некоторая разница со случаем Птолемея существует. Эмпирический материал к системе фундаментальных постоянных опубликован, равно как опубликована и методика согласования системы.  

                Птолемей же скрыл «кухню» своих уравнительных вычислений. Из неразберихи противоречивых данных он извлек, в общем и целом вполне удовлетворительные осредненные результаты, однако нигде не привел самих исходных измерений. Наш анализ не будет полным, если пройти мимо того, что новейшие достижения физики, как это ни парадоксально, вновь всколыхнули вопрос о приоритетах между системами Птолемея и Коперника. Теория относительности с отсутствием в ней привилегированных систем координат ставит их сегодня как бы на одну доску. И выделенность гелиоцентрической системы Коперника нуждается в наши дни в специальном философско-методологическом обосновании. «Несмотря на принципиальное равноправие способов существования в любых системах отсчета (в одних системах отсчета существуют одни характеристики реальности, в других — другие), для ряда конкретных задач проще выбирать определенный вид системы отсчета и тем самым определенную картину существования. Система Коперника является именно такой «относительно привилегированной» системой по сравнению с системой Птолемея, ибо подавляющая часть массы системы Солнца и планет (99,86%) сосредоточена в Солнце...» (22).Кстати сказать, все астрономические ежегодники мира, как и во времена Птолемея, приводят эфемериды небесных тел не в гелиоцентрической, а в геоцентрической системе координат. Наука не открывает вечных истин, и все исследователи постоянно в пути. Заблуждение думать, что, не будь Птолемея, сразу мог бы на ровном месте расцвести гений Коперника. Кстати, уже после Коперника астрономия совершила ряд следующих шагов, передвинув центр мироздания из центра Солнца в центр Галактики, а впоследствии признав множественность «островных вселенных» и всякое отсутствие, какого бы то ни было центра. Эти принципиально важные шаги астрономии уже не отличались драматизмом, поскольку их возможность была понята в процессе драмы перехода от геоцентризма к гелиоцентризму. Честь и хвала первопроходцам — великому Птолемею и великому Копернику!  
 

                                       Список  литературы

1  Нейгебауэр О. Точные науки в древности. М.: Наука, 1968. С.147.

2 Алексеев И.  С, Проблема существования в  астрономии//Философские проблемы  астрономии XX века. М.: Наука, 1976. С. 269.

3  Койре Александр Владимирович (1892-1964) — выдающийся историк науки. Родился в Таганроге, с 1908 г. учился в Геттингене, впоследствии работал преимущественно во Франции и США.

4  Койре А. Очерки истории философской мысли. М.: Прогресс, 1985. С. 109-110.

5  Гингерич   О.   Средневековая   астрономия  в   странах  ислама // В мире науки. 1986. № 4. С. 16-26.

6  Колдер Н. Комета надвигается! М.: Мир, 1984. С. 42.

7  Энгельс Ф. Диалектика природы // Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-изд. Т. 20. С. 345-346.

8  Галилей Г. Избранные труды. М.: Наука, 1964. Т. 1. С. 99.

9  Espinasse M. Robert Hooke. London, 1956. P. 19.

10  Райтсмен Б. Проблема коперниканской революции и распространения коперниковских идей // Историко-астрономические исследования. М.: Наука, 1987. Вып. 19. С. 295-310.

11  Алексеев И. С. Указ. соч. С. 274.

12  Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М.: Прогресс, 1986. С. 248-251.

13  Энгельс Ф. Диалектика природы // Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд. Т. 20, С. 347.

14  Кун Т. Структура научных революций. 2-е изд. М.: Прогресс, 1977. 300 с.

15 Ровный Н.  И. Очерки по истории и методологии  естествознания. М.: Наука, 1975. С. 197.

16  Эпоним - должностное лицо, с началом деятельности которого в данном греческом полисе начинался новый счет времени.

17  Симпсон Дж. Г. Новое небо, новая Земля, новый человек // Природа. 1979. № 5. С. 37.

18 Ойзерман Т.  И. Антифеодальная религиозная  революция и ее зачинатель // Соловьев  Э. Непобежденный еретик. М.: Молодая  гвардия. 1984. С. 3.

19  Паннекук Л. История астрономии. М.: Наука, 1966. С. 163.

20  Ньютон Р. Преступление Клавдия Птолемея. М.: Наука, 1985. С. 368.

21  Newton R. R. The Origin of Ptolemy's astronomical parameters. N. Y.: Center of Archeoastronomy, University Maryland, 1982. 228 p.

22  Алексеев И. С. Указ. соч. С. 280.