Естествознание как составная часть культуры

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 04 Апреля 2010 в 16:50, Не определен

Описание работы

Слово “культура” употребляется очень часто. Вроде бы все понимают, что такое культура. Но, в то же время, существует более 400 определений этого понятия, и его содержание все более разнообразно интерпретируется. При таком разнообразии общее, пожалуй, только одно: понятие “культура” применяется в отношении к человеку и обществу. К природе же, только как к измененной, обработанной, оформленной людьми, или хотя бы осознанной в качестве человеческой ценности. То есть, вообще-то говоря, всеми, кто пишет о культуре, удерживается древнеримское противопоставление понятий “cultura” – “natura” (природа), при котором культура это и есть то, что не природа. Отличие от природного, “надбиологичность”, оказывается главной (хотя не единственной) особенностью культуры, когда ее определяют, например, как “специфический способ человеческой деятельности”.

Файлы: 1 файл

Международный Славянский Институт.docx

— 39.20 Кб (Скачать файл)

Международный Славянский Институт

Вышневолоцкий филиал 
 
 

Факультет: Экономика и организация  предпринимательства
 
Специальность:
080105.65 Финансы и Кредит
   
Дисциплина: Концепции современного естествознания
 

Контрольная работа

НА ТЕМУ:

«Естествознание как составная часть культуры» 
 

            Выполнила:  Студентка 2 курса

            22 группы 

             Батракова Мария Анатольевна

             
            Проверил:
             
            Дзюбан Валерий Валерьевич
 
 

2010

 

 
 

 

Естествознание  как составная  часть культуры

1.Структура и общее понимание культуры

   Слово “культура” употребляется очень часто. Вроде бы все понимают, что такое культура. Но, в то же время, существует более 400 определений этого понятия, и его содержание все более разнообразно интерпретируется. При таком разнообразии общее, пожалуй, только одно: понятие “культура” применяется в отношении к человеку и обществу. К природе же, только как к измененной, обработанной, оформленной людьми, или хотя бы осознанной в качестве человеческой ценности. То есть, вообще-то говоря, всеми, кто пишет о культуре, удерживается древнеримское противопоставление понятий “cultura” – “natura” (природа), при котором культура это и есть то, что не природа. Отличие от природного, “надбиологичность”, оказывается главной (хотя не единственной) особенностью культуры, когда ее определяют, например, как “специфический способ человеческой деятельности”.

   Высокотехнологичный пыточный процесс с прекрасно оформленными орудиями пытки, атомная бомба и т. д. – все это не явления культуры, хотя они явно не природны. В содержании понятия “культура” есть еще нечто, о чем писал великий гуманист XX века А. Швейцер, определивший культуру как “совокупность прогресса человека и человечества во всех областях и направлениях, при условии, что этот прогресс служит духовному совершенствованию индивида как прогресса прогрессов”.

   Очевидно, конечно, что этот “прогресс прогрессов”  происходит не в каком-то пространстве “чисто” культурных форм деятельности. Он всегда сопряжен с многообразными формами организации человеческой жизни; столь же неприродными, как  и культура. Наряду с культурой, существует то, что называют цивилизацией. Активное использование этого понятия  характерно, правда, прежде всего для  немецкоязычной традиции. Причем, начиная  с О. Шпенглера, термин “цивилизация”  стал нередко (в частности и в  России) трактоваться в противопоставленности  не столько природе, сколько культуре. Цивилизацию стали понимать как  нечто очевидно враждебное культуре, как загнивание культуры.

   У французов, англичан и американцев  понятия цивилизации и культуры, напротив, иногда целиком отождествляются. Вывод американского социолога  Уильяма Грэма Самнера о культурном смысле людоедства и детоубийства, практиковавшихся в отдельных человеческих сообществах, выглядит вроде бы вполне приемлемым, если цивилизация и культура одно и то же.

   Но  и отождествление культуры с цивилизацией, и резкое противопоставление того и  другого – крайности. Говоря о  цивилизации, мы обычно понимаем целесообразную организацию человеческой жизни, то, что обеспечивает ее “комфортность”, удобства, предоставляемые в наше распоряжение социальными действиями, изобретениями, техникой, технологиями. Комфорт (его создание и использование) предъявляет и некоторые духовные (например, нравственные) “требования” к цивилизованному человеку, который  должен уметь жить в обществе. Благодаря  этому, человек порой так срастается с обществом (с его формами  жизни), что у него не остается ни времени, ни сил для культуры, ни даже потребности быть действительно  культурным. Цивилизованность, как  хорошо показал Г. П. Выжлецов, ориентирована на полезность, а культура на самоценность, скажем чувства стыда, справедливости, научной идеи, произведения искусства, другого человека, наконец.

   Поэтому социальная организация, техника, и  даже наука, будучи связанными с культурой, совершенно необязательно выступают  в этом качестве, как явления именно культуры. Конечно, и цивилизация  по-своему ценна. Ведь она создает  средства и для жизни и для  развития, хранения, передачи, обогащения духовного опыта, собственно культуры. Это касается не только разнообразной техники, книгопечатания, радио, телевидения, компьютеров и т. д., но и появления счета и письменности, различных языков, знаковых систем (словесных, музыкальных, изобразительных, жестовых ...), без которых никакое духовное развитие невозможно. О духовном развитии, о духовном опыте я говорю потому, что культура, в отличие от цивилизации, есть явление духовное.

   Выделение так называемой “материальной культуры”  или вовсе некорректно или  условно. Культура существует, и ее можно обнаружить, как бы в двух видах. Во-первых, в виде собственно духовного явления: в сознании, отношении  к миру, чувстве, переживании, намерении. Так сказать, в идеальной форме. Хотя идеальное и здесь так  или иначе опредмечено; иначе  мы бы о нем ничего не знали. Опредмечено  в знаках, жестах, словах, во внутренней речи, интонациях, и т. д. Во-вторых, культуру обнаруживают в виде продуктов и  следов духовной деятельности, носителей  духовных ценностей. В этом случае и  говорят о материальной культуре. Можно “прочесть” как культуру не только книгу, но и пещеру, утварь, дом, храм, наскальное изображение. Но именно “прочесть”, настолько, насколько культурная ценность жива в ее носителе, насколько дух культуры живет в ее остатках. Но жизнь духовного в мертвых формах – вовсе не бесспорна. Может быть, мы сами только, и вносим нечто духовное в то, что называем остатками культуры прошлого. А бывает и так, что остатки эти вообще не имеют отношения к культуре, хотя были моментами цивилизации. Культура по своей сути духовна и это, кстати, создает большие трудности при изучении, например, культуры древних цивилизаций. Тем более, что жизнь духа проявляется не только в культуре.

Иногда  очень резко возражают против такого понимания культуры, считая, что оно излишне субъективировано, лишено определенности. Ведь очеловеченность (облагороженность), ее смысл, степень, характер могут пониматься весьма по-разному  в разное время, в разных условиях и регионах, в разных возрастных группах, разных социальных слоях, да и  просто разными людьми.

     Что является человечным и ценным для  меня сегодня, то может восприниматься как античеловечное и антиценное другим человеком или мною же завтра. Но это так и не так. Так, потому что неизбежный момент субъективности в понятиях “человечность”, “благородство”, “ценность”, “культура” – очевидно присутствует.

     Впрочем, как и в понятиях “добро”, “совесть”, “красота”, “истина” и т. д. Но из этого  не следует ни того, что все эти понятия бессодержательны, ни того, что о них невозможно размышлять. То, что стоит за такими понятиями, трудно поддается (или вообще не поддается) анализу, исследованиям методами естественных наук.

     Все-таки мы справедливо отказываемся считать людоедство явлением культуры, хотя не все люди оценивали и оценивают его как нечто бесчеловечное. Понятие культуры лишается сущностного смысла, если в него просто (и совершенно объективно) включать вообще все то, что и как делают люди, все способы и результаты их деятельности, всю человеческую деятельность без разбора. Важна именно духовно-ценностная составляющая этой деятельности.  Культура в известном смысле и есть форма, – воплощение духовного содержания во внешнем виде вещей, предметов, в оформленности действий через обряд, ритуал, этикет. Через то, что называется обычаями, традициями сохраняются и передаются именно формы поведения, отношений. И это очень важно. Ведь даже направленность на “себя дорогого”, свой эгоизм легче преодолевать в существующей форме, когда как бы “механически” совершаешь то, за чем стоит нечто более глубокое, чем само внешнее действие. Это, например, касается уважительных форм отношения к старшим, галантных форм выражения любви. Культура дает формы, врастающие в жизнь. И если есть, скажем, чувство любви, то ему легче выразиться, проявиться в отработанных формах культуры (формах ухаживания), которые достаточно вариативны и дают возможность индивидуализации поведения. Смысл последней не сводится лишь к возможности личного самовыражения. Как отметил немецкий философ Г. Зиммель, “индивидуализация означает также, и, быть может прежде всего, ответственность человека перед самим собой, которую он ни на что не может перенести и от которой его никто не может освободить”. Если речь идет о любви, то в индивидуализованной оформленности чувства, содержательно выявляется личная ответственность за любимое человеком существо.

И при  этом, принцип нормального воспитания – идти как бы от формы к содержанию. То есть, предложить, сделать известными и предпочтительными формы культурного  поведения, внутренние принять которые, обогатить личностными смыслами, может только тот, кого воспитывают. И принять не значит просто рассудочно оценить и согласиться. Это значит – “сделать” сущностно своими, органичными, – определенный тип  поведения, определенные реализуемые  ценности.

Культура  в значительной степени иррациональна. Потому что, в отличие от цивилизации, в ней нет практицизма. Казанский  собор в Санкт-Петербурге прекрасен  своей колоннадой, которая не имеет  практического назначения (ничего не поддерживает). Не очень практично  для человека быть совестливым в  мире, в котором часто торжествует  бессовестность. Но отсутствие культуры, чистая польза, – опасны и вредны по большому счету. Поэтому якобы  “ненужная” культура – необходима. В жизни человека, в самом человеке нужно что-то, что вроде бы бесполезно, некий избыток: игры, украшения, праздники, сочувствие. Рационализм часто “работает” против человека. Он может приводить  к господству целесообразности, ограничивающей возможности духовного возвышения человека и обращающей его в умный, но бездушный механизм или в “мыслящее  растение”. И именно в культуре излишний рационализм преодолевается, обеспечивая  возможность того, что называется свободой. Чем более культурен  человек, тем более он духовно  свободен. Ибо в культуре на первый план выходит действительно ценное, внутреннее, личное, жизнь духа, не улавливаемая обычным расчетом и мелочным знанием.

И другой человек в культуре тоже выступает  не как объект использования, а как  самоценность. И другая нация, “чужая” культура – это тоже как бы другая личность, которую хочется понять, а не требовать, чтобы было похоже на нас. Впрочем, и это и многое другое зависит не только от наличия культуры, но и от уровня культурности, которого достигает человек или социальная группа. Культура существует и реализуется на разных уровнях.

Уровни  культуры Деление культуры по уровням, каким бы условным оно ни было, –  целесообразно. Уровень культуры –  это показатель ее реального состояния, предельных возможностей ее осуществления  в жизни. Используя материал лекций профессора В. В. Селиванова, прочитанных  в РГИ при СПбГУ, в самом  общем виде можно выделить три  уровня культуры на основе доминирования (у человека, группы, социума) определенных жизненных интересов, так сказать  базовых жизненных потребностей.

Культура  и ценности

     Для понимания культуры очень важно  иметь четкие представления о  ценностях, ценностных ориентациях, об аксиологической (от лат. “axia” – ценность) проблематике. Уже в 80–90 гг. XIX века философы-неокантианцы пришли к выводу, что мир делится на Бытие и Ценности, которые – вне и “над” Бытием, и являются для человека сущностно значимыми, не существуя в обычной практике, но проявляясь в духе, в культуре. Имелись в виду такие ценности как Добро, Красота, Вера, Истина. Ценность долгое время отождествляли со значимостью.

     Именно  значимость (смысл) в качестве критерия ценности, выдвинул Г. Лотце (1817–1881). В нашей отечественной философии, в советское время, первоначально развивалось еще более узкое понимание, когда ценность отождествлялась со значимостью, трактуемой почти как полезность. С трудом давалось исследователям и различение ценности с оценкой. Опираясь на классическую философскую традицию и разработки наших исследователей советского периода, которые пытались преодолеть ограниченность как утилитарного, так и чрезмерно абстрактного подхода к проблеме ценностей (О. Г.Дробницкий, В. П. Тугаринов и др.), профессор СПбГУ Г. П.

     В структуре ценности, согласно Г. П. Выжлецову, – три взаимосвязанных основных элемента: значимость, норма и идеал.

     Культура  же “определяется степенью осуществления  ценностей и реализации ценностных отношений во всех сферах человеческой деятельности” . И ценности культуры могут функционировать как значимости, как нормы и как идеалы. Правда, значимость (полезность, пригодность) и норма (должное) характерны и для того, что я называю цивилизацией и для низших уровней культуры, на которых культурность порой почти неотличима от цивилизованности.

     Г. П. Выжлецов иначе, чем В. В. Селиванов, выделяет уровни культуры. И сопоставляя их со структурой ценности, показывает, что и объект-носитель ценности и значимость, норма и идеал выступают “как правило, в той или иной ситуации, в качестве самостоятельной ценности, становясь при этом основой соответствующего уровня культуры”.

     На  втором уровне, уровне специализированной культуры, ценности могут реализовываться, казалось бы, во всем их богатстве. Социальные нормы поведения, отношений, на этом уровне могут быть усвоены, пережиты внутренне, и доминировать над пользой. Поэтому в поведении срабатывает принцип: поступай как нужно, как должно, а не так, как выгодно и удобно. Более того, к норме на этом уровне может добавляться и желаемое, когда человек живет и действует, выбирает ценности в соответствии с идеалами, задаваемыми сферой его духовных интересов (наука, искусство, религия и т. д.). Ограниченность второго уровня культуры проявляется, однако, в том, что эти внутренние нормы должного, эти идеалы, утверждаемые порой даже ценой собственной жизни духовные ценности, – могут оказываться самодовлеющими, высшими в отношении к ценности другого человека, к ценностям других людей, этносов и культур.

Информация о работе Естествознание как составная часть культуры