Так, принимая решение об освобождении О. от уголовной ответственности и о применении к нему принудительных мер медицинского характера, суд сослался на приведенное выше заключение экспертов-психиатров от 21 апреля 2003 года № 140, согласно которому у О. обнаружено паранойяльное развитие личности (хроническое бредовое расстройство по МБК-10). Об этом, как отражено в заключении, свидетельствуют данные анамнеза о появлении у него в 1996 году в условиях психотравмирующей ситуации сверхценных образований, которые в последующем трансформировались в стойкий паранойяльный синдром и систематизацию болезненных идей с вовлечением широкого круга должностных лиц, присоединились аффективные расстройства, нарастала аффективная охваченность вплоть до тревоги за свою жизнь, сформировалось сутяжное поведение с борьбой за свои права и восстановление справедливости. Кроме того, в результате освидетельствования у О. выявлен стойкий паранойяльный синдром, аффективно заряженный, паралогичность мышления, некритичность к своему состоянию и ситуации. Указанные болезненные расстройства лишали и лишают О. в инкриминируемый период возможности осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими. По психическому состоянию в соответствии со ст. 97, ч. 1, п. »а», и ст. 99, ч. 1, п. »в», УК РФ О. рекомендовано принудительное лечение в психиатрическим стационаре специализированного типа.

     В соответствии с  п. 6 постановления Пленума Верховного Суда СССР от 26 апреля 1984 года «О судебной практике по применению, изменению и отмене принудительных мер медицинского характера», решение вопроса о невменяемости, применении принудительных мер медицинского характера и определении типа больницы относится к компетенции судов. Поэтому заключение экспертов-психиатров подлежало тщательной оценке в совокупности со всеми материалами дела.

     Однако  заключению экспертов суд не дал  должной правовой оценки, в том  числе в совокупности с другими  доказательствами по делу, а вывод  суда о его научной обоснованности вызывает сомнение по следующим основаниям.

     Как видно из материалов дела, в них  отсутствуют медицинские и другие документы, которые могли бы объективно подтвердить данные анамнеза, выдвинутого  экспертами-психиатрами, а все сводится к показаниям О. и потерпевшего С. о характере поведения и состоянии здоровья О.

     В частности, в деле отсутствует медицинские  документы, отражающие физическое развитие и состояние здоровья О. в детском возрасте, подтверждающие факт получения им черепно-мозговой травмы, а также отравления в 13 – летнем возрасте угарным газом. Органами следствия и судом не истребовалась подлинная история болезни, подтверждающая стационарное лечение О. в психиатрическом отделении госпиталя города Самары в 1986 году. Отсутствует объективная информация, характеризующая состояние здоровья О. в период прохождения военной службы с момента поступления в военное училище: заключение медицинской призывной комиссии, его медицинская книжка в училище, а также медицинские документы за период и после военной службы офицером. Отсутствуют рапорта и жалобы О. в период прохождения военной службы, а также его заявления в ГОВД города Межгорья по поводу анонимных звонков и конфликтов с гражданином С., обращение в комиссию по делам несовершеннолетних на действия жены, препятствовавшей его общению с детьми, и другие материалы, характеризующие О. в различные периоды жизни.

     Отсутствие  в материалах дела указанных документов не представляет возможным с полной достоверностью оценить состояние психического здоровья О. в инкриминируемый ему период, выяснить причину возникновения болезненного состояния, определить нозологическую принадлежность его психических расстройств и соответственно оценить осознанность его действий. Указанный в акте стационарной судебно-психиатрической экспертизы бредовой синдром, наличие обманов восприятия и других психотических расстройств у О. недостаточно полно и четко описан, а мотивировочная часть заключения недостаточно клинически обоснована и научно аргументирована.

     С учетом изложенного Военная коллегия приходит к выводу, что постановление судьи Приволжского окружного военного суда от 25 июля 2003 года в отношении О. не соответствует требованиям п. 1 ч. 1 ст. 379 и ч. 1 ст. 380 УПК РФ, поэтому подлежит отмене с направлением дела на новое судебное разбирательство в тот же суд, но в ином составе судей.

     В ходе нового судебного разбирательства  суду необходимо исследовать доказательства, подтверждающие или опровергающие совершение О. действий, запрещенных законом, истребовать и оценить указанные выше документы, назначить и провести стационарную комплексную судебную психолого-психиатрической экспертизу с привлечением специалистов отдела судебно-психиатрической экспертизы центра судебно-медицинских и криминалистических экспертиз Министерства обороны Российской Федерации и Государственного научного центра социальной и судебной психиатрии В.П. Сербского и на основании ее выводов в совокупности с другими доказательствами принять соответствующее решение по делу.¹¹

     Установление  медицинского критерия невменяемости  требует исследования характера заболевания, что невозможно без специальных познаний. Поэтому в качестве эксперта может выступить только врач-психиатр. Однако и для установления юридического критерия также необходима экспертиза, потому что вывод о его наличии или отсутствии в каждом случае обосновывается с помощью клинических психиатрических данных. В этом проявляется тесная связь обоих критериев невменяемости.

     Психологический критерий невменяемости характеризуется двумя признаками: интеллектуальным (невозможностью осознавать значение своих действий) и волевым (неспособностью руководить своими действиями). Для признания лица невменяемым достаточно одного из этих признаков, если он обусловлен болезненным состоянием психики (любого вида из четырех названных выше).¹²

     При многих психических заболеваниях у  человека сохраняется до известных  пределов правильная ориентировка в  окружающем мире, он обладает определенным запасом знаний. Для признания лица невменяемым нужно установить его неспособность осознавать именно те общественно опасные деяния, которые он совершил, будучи психически больным. При этом необходимо, чтобы лицо осознавало не только фактическую сторону деяния, но и его социальную значимость, общественно опасный характер.

     Так, к примеру, органами следствия была проведена амбулаторная, а судом  – стационарная судебно-психиатрическая экспертиза, и эксперты пришли к выводу, что у Шитькова обнаруживаются последствия органического поражения центральной нервной системы, не исключающего способности отдавать отчет своим действиям и руководить ими. Во время инкриминируемых ему деяний он имел те же отклонения психики и находился в состоянии простого алкогольного опьянения. После совершения правонарушения у Шитькова был реактивный психоз, который полностью прошел. В содеянном его следует признать вменяемым.¹³

     Вопрос  о вменяемости (невменяемости) всегда решается в отношении конкретного деяния. Никто не может быть признан невменяемым вообще, безотносительно к содеянному. Во-первых, течение хронических психических заболеваний допускает возможность улучшения состояния (ремиссии). Во-вторых, при некоторых болезненных состояниях психики, например, при олигофрении, лицо может осознавать фактический характер и общественную опасность одних своих действий (таких, как причинение побоев, кража) и не осознавать общественной опасности других действий, затрагивающих более сложные общественные отношения (нарушение санитарно-эпидемиологических правил, возбуждение национальной вражды).

     Интеллектуальная  и эмоционально-волевая сферы  психической деятельности неразрывно связаны между собой.

     Современная психиатрия считает, что не существует изолированного поражения психических  функций. Однако это не исключает  того, что болезненное расстройство психики может затрагивать преимущественно ту или иную ее сторону. При некоторых заболеваниях лицо в определенных пределах может критически относиться к своим действиям, но не в состоянии руководить ими, не может удержаться от их совершения. Поэтому психологическим критерием невменяемости служит как неспособность лица осознавать значение своих действий (интеллектуальный критерий), так и невозможность руководить ими (волевой критерий). Оба признака в ст. 21 УК РФ разделены союзом «либо», чем подчеркивается их самостоятельное значение.¹⁴

     Лицо  признается невменяемым, если указанные  нарушения интеллекта и воли обусловлены болезненным состоянием психики. При этом не требуется, чтобы само общественно опасное деяние, в отношении которого лицо признается невменяемым, находилось в прямой причинной зависимости от психического заболевания.

     Таким образом, лишь единство двух критериев  позволяет говорить о невменяемости. Отсутствует один – следовательно, субъект вменяем.

4. Уголовная ответственность  лиц с психическим расстройством, не исключающим вменяемость

     Статья 22 Уголовного кодекса РФ впервые  в российском законодательстве регулирует вопрос об ответственности лиц с психическими аномалиями, не исключающими вменяемости:

     1. Вменяемое лицо, которое во время совершения преступления в силу психического расстройства не могло в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими, подлежит уголовной ответственности.

     2. Психическое расстройство, не исключающее вменяемости, учитывается судом при назначении наказания и может служить основанием для назначения принудительных мер медицинского характера».

     Еще на ранних этапах развития общей и  судебной психиатрии было замечено, что  нет резкой границы между душевной болезнью и полным психическим здоровьем. Для оценки промежуточных состояний в прошлом веке была предложена концепция уменьшенной вменяемости. Эта концепция не получила широкой поддержки. Среди противников уменьшенной вменяемости был и один из основоположников судебной психиатрии профессор Московского университета В.П.Сербский. Он писал: «Введение в законодательство этого понятия – при невозможности дать какую-либо правильную мерку для приложения его на практике – вызвало бы значительные недоразумения и дало бы ложное направление разрешению вопроса о невменяемости, который допускает только два решения: или человек обладал свободой действия – и тогда он вменяем, или же он не обладал ею – и тогда он невменяем».¹⁵

     Уголовное уложение 1903 г. не предусматривало уменьшенной вменяемости. Разработчик Общей части этого закона Н.С.Таганцев признавал, что и способность познавать и понимать окружающие нас явления, и способность оценивать познанное допускают весьма различные оттенки, что эти оттенки могут влиять на ответственность. Но они «не могут рассматриваться как особый вид или даже особый оттенок вменяемости, так как в этом отношении существует только двоякая возможность: или признать, что в данном случае существуют условия, устраняющие вменяемость, или установить, что таковые отсутствуют. В первом случае виновный освобождается от ответственности, во втором – подлежит наказанию; признать какое-либо третье, посредствующее состояние мы не можем ни теоретически, ни практически».¹⁶

     Российское  уголовное право и в советский период не признавало понятия уменьшенной вменяемости. Оно исходило из того, что вменяемость не может иметь степеней. Лицо, совершившее общественно опасное деяние, признается либо вменяемым (тогда оно является субъектом преступления), либо невменяемым (тогда оно субъектом преступления быть не может). Именно потому, что вменяемость выступает в качестве признака субъекта преступления, понятие уменьшенной вменяемости рассматривалось как неудачное. Действительно, никто не может быть субъектом преступления частично, в уменьшенном размере.

     Однако  дискуссии среди юристов и  психиатров о целесообразности введения в законодательство понятия уменьшенной (ограниченной) вменяемости никогда не прекращались. Это можно объяснить, во-первых, тем, что современное законодательство Франции, ФРГ, Швейцарии, Польши и ряда других стран Европы признает в той или иной формулировке концепцию уменьшенной вменяемости; во вторых, успехами психиатрии в изучении так называемых пограничных состояний и аномалий психического развития, не достигающих уровня психического заболевания (различные формы психопатии, неврозы, остаточные явления черепно-мозговых травм, алкоголизм, наркомания, токсикомания и т.д.).

     Д.В. Сирожидиновым предпринята попытка дать полный перечень подобных аномалий, придав ему исчерпывающий характер. В этот перечень попали и некоторые «классические» психические заболевания (шизофрения, эпилепсия, маниакально-депрессивный психоз, прогрессивный паралич), если «выраженность психического расстройства не достигает психотического уровня».¹⁷ Очевидно, классификация психических аномалий в дальнейшем будет уточняться с учетом практики применения ст. 22 УК РФ.

     В юридической науке справедливо  отмечалось, что лица с неполноценной психикой не могут быть в области уголовной ответственности приравнены к психически здоровым. Тем более, что психические аномалии, не исключающие вменяемости, во многих случаях выступают в качестве условия, способствующего преступлению. Проблема актуализировалась в последнее десятилетие в связи с ростом числа психических аномалий в обществе в целом и особенно числа правонарушений, совершаемых такими лицами. До 30-40% лиц, прошедших судебно-психиатрическую экспертизу и признанных вменяемыми, страдают различными формами нервно-психической патологии.¹⁸ А среди лиц, совершивших преступления против личности, число страдающих психическими аномалиями достигает 65-70%.¹⁹