Умысел и его виды

Курсовая  работа.

По предмету: Уголовное право.

Тема: Умысел и его виды. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Содержание

 Введение 3

1. Определение умысла в Российском уголовном законодательстве: 

1.1 Умысел в Российском законодательстве в дореволюционный период 4 

1.2 Уголовное законодательство Советской России 10 

1.3 Умысел в уголовном праве России по УК РСФСР 1960 г                                     15 

1.4 Определение умысла в действующем уголовном законодательстве 19 

Заключение 27 

Список литературы 29 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

  Введение. 
 
 

    По  моему мнению, изучение субъективной стороны преступления является более сложным моментом в постижении слушателями элементов состава преступления. С этим же столкнулся и я при изучении данного вопроса. В своей работе я не стремился охватить  все  признаки  данного  элемента состава преступления.  Поскольку  подробное  изучение  целого элемента состава преступления требует достаточно много времени,  большого количества специальной  научной  литературы, я выбрал для самостоятельного изучения тему:  умысел и его виды. Как известно, законодателем выделяется две  формы вины:  умысел и неосторожность.  В свою очередь умысел подразделяется   на   прямой   и   косвенный (ст.  25 УК РФ),  а  неосторожность

- на  легкомыслие и небрежность (ст.  26 УК РФ). Однако данная классификация получила  законодательное закрепление  лишь   в   Уголовном  Законе

1996 года.   В  предыдущем Уголовном законодательстве  существовала иная

точка зрения на этот счёт, поэтому я решил  проследить особенности законодательного закрепления такой формы вины как умысел в Уголовном законодательстве предыдущих лет. Поэтому свою работу я структурировал следующим образом: Введение; Умысел в Российском законодательстве в дореволюционный период; Уголовное законодательство Советской России; Умысел в уголовном праве России по УК 1960 года; Определение умысла в действующем уголовном законодательстве.

    Я хотел бы обратить Ваше внимание на то, что за неимением других доступных  источников уголовного законодательства дореволюционного периода, при рассмотрении вопроса «Умысел в Российском законодательстве в дореволюционный период» я воспользовался трудом великого русского учёного Н.С. Таганцева. На мой взгляд, профессор уголовного права не мог необъективно отразить реалии законодательства того времени.

    В связи с тем, что наши современники пользовались в своей практической деятельности при применении норм уголовного права в большинстве своём Уголовным кодексом 1960 года, при изучении данного вопроса я выделил особенности определения умысла в данном законе отдельным пунктом. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

1. Определение умысла в Российском уголовном законодательстве: 

1.1 Умысел в Российском законодательстве в дореволюционный период. 

        Уголовное уложение определяет, таким образом, понятие умышленной виновности: преступное деяние почитается умышленным, не только когда виновный желал его учинения, но также когда он сознательно допускал наступление обусловливающего преступность сего деяния последствия.

    По  поводу этого определения в объяснительной записке указано: понятие умысла или вины умышленной определяется двумя признаками — сознанием совершаемого и направлением воли, хотением (в современном законодательстве - желанием). Хотение составляет главный момент этого вида виновности, так как желать или даже и допускать что-либо возможно только при сознании желаемого. Поэтому комиссия в свое определение первого вида умысла и внесла только момент хотения, не упоминая о сознании действующего, хотя, само собой разумеется, что при разрешении в каждом отдельном случае вопроса об умышленности этого рода суд должен, прежде всего, установить наличность сознания, а потом уже определить направление воли действовавшего. Подобного же воззрения на существо умышленной вины держалось и Уложение 1845 г.

    Поэтому умысел, оставляя пока в стороне  его подразделения, может быть определен как сознательное и водимое направление деятельности, а умышленным преступным деянием может быть называемо деяние, сознаваемое и водимое деятелем в момент его учинения. Таким образом, первым элементом умысла является сознательная деятельность, т.е. наличность соотношения между событием, вызванным во внешнем мире деятельностью лица, и представлением, которое существует  совершившемся у деятеля¹.

    Первой  из простых форм такой сознательной деятельности было бы полное равенство представления и действительности, в то время как происшедшее является простым снимком, копией образов, созданных творческой работой мышления.

    Но  такого тождества между предполагаемым и выполненным мы почти не встречаем в действительности и, в особенности в области уголовного права, в связи с ограниченностью нашей психической деятельности, сложностью тех событий, которые соответствуют понятию преступного деяния. Да такого тождества и не требует вменение в вину, ставящее условием умышленности наличность сознания. Умысел предполагает, например, представление о конкретном благе, на которое направляется посягательство, так что юридически нельзя говорить об умысле вообще на убийство, на кражу, на ниспровержение правительства, а необходимо, чтобы умысел был направлен на жизнь какого-либо лица, на взятие какого-либо предмета; но, с другой стороны, эта определенность объекта не означает сознания всей совокупности его индивидуальных черт, а иногда ограничивается только определением общих условий места и времени посягательства.

    Таким образом, по мнению Таганцева, умышленным убийцей будет тот, кто решился  убить всякого, кого он встретит в  данном месте, а равно и тот, кто  из мести к жителям данной деревни  отравил колодец, из которого они берут для питья воду, хотя бы последствием этого и было отравление кого-либо, случайно проходившего через деревню. Мы называем убийство умышленным, как скоро действовавший сознавал, что он направляет свой выстрел в человека, что последствием выстрела будет смерть лица; умышленность убийства не зависит от того, знал ли стрелявший, сколько лет жертве, красива ли она или дурна, больна или здорова и т.д.; если виновный предполагал ошибочно, что он стреляет в брюнета, а не в блондина и т.п., он, тем не менее, остается убийцей².

    Далее, кроме объекта, реальный характер умышленного  преступного деяния предполагает известную специализацию способа и средств действия, если мы только говорим о преступной воле как о причине преступного действия. Но и в этом отношении определение порядка действия и средств выполнения может быть сделано только в общих чертах, так как виновный мог и не знать тех химических или механических процессов, путем которых задуманное должно было осуществляться. Мало того, даже иногда более или менее существенное отклонение от предположенного порядка деятельности и в особенности хода вызванных ею результатов не устраняет умышленности. Таганцев считает, что на этом основании должен быть признан умышленным убийцей тот, кто, желая утопить другого, бросил его в реку, а оказалось, что сброшенный умер не от утопления, а оттого, что, падая, ударился о камень и пробил себе череп³.

      По мнению Таганцева, кроме  сознания, умысел заключает в  себе и другой момент — хотение, направление нашей воли к практической деятельности, представляющийся не менее, если даже не более важным. Всякая виновность есть виновность воли, а, следовательно, и виновность умышленная, ибо только волевым актам могут быть придаваемы эпитеты "злой", "добрый". Этот момент хотения также представляется сложным как относительно своего содержания, так и относительно своего сформирования.

    Известные соприкосновения наши с предметами окружающего нас мира, проявления наших инстинктов, известные состояния нашего организма, особенно соединенные с воспоминаниями об испытанных уже нами ощущениях удовольствия или неприятности, даже просто творчество нашего ума, нашей фантазии порождают в нас представления о возможных наших действиях, о возможных изменениях в окружающем нас мире или в наших отношениях к нему, изменениях, могущих доставить нам ощущение приятного в обширном смысле, удовлетворение; подобные представления, рассматриваемые не как акты или процессы мышления, а с их жизнетворческой стороны, стремящейся к созиданию, сохранению или разрушению нас окружающего, мы называем желаниями.

    Весьма  часто эти желания благодаря  или их содержанию, или условиям возникновения бесследно проносятся перед нами, не оставляя никаких, дальнейших следов в нашей психической жизни; но иногда эти желания, благодаря настроению лица или совпадению их с его характером, получают, так сказать, значение волевых актов, делаясь или отправной точкой построения разных планов, или даже стимулом дальнейшей деятельности лица, определяют его поведение. В последнем случае возникшие желания получают двоякое значение.

    Как возбуждающий момент нашей деятельности, желание, получившее воленаправляющую силу, является стимулом, мотивом, а как полагаемый нашим сознанием предел, достижением которого должна завершиться наша деятельность, оно составляет цель действия. Таким образом, мотив и цель  моменты психической деятельности, рассматриваемой с двух различных точек зрения: ощущение голода рождает в нас желание его удовлетворения; если для его удовлетворения мы предпринимаем что-либо, то это желание удовлетворения как отправной пункт деятельности будет мотивом, а как предел, ее заканчивающий, — целью.

    Но  эта относительность мотива и  цели не предполагает их безусловной  тождественности, а допускает различие в объеме, в степени специализирования. Очень нередко цель представляется специализированным мотивом, особенно когда двигателями являются побуждения, могущие проявляться в разнообразных конкретных формах, каковы, например, любовь, ненависть и т.п.; цель может представляться осуществлением нашего желания во всей его полноте или же в определенной части; она может проявляться в виде конкретного зла для других или в виде достижения блага для нас: мотив мщения воплощается в конкретную форму причинения физического страдания, боли, лишения жизни; мотив улучшения материального положения воплощается в цели овладения определенными материальными предметами, ценностями. Далее, как мотив, так и цель могут быть простыми, когда, например, удовлетворение желания иметь карманные часы может быть исключительно и мотивом, и целью деятельности, или же сложными. Сложная цель, кроме того, как предел деятельности, может быть расчленяема во времени.

    Постановкой цели не исчерпывается тот психический  процесс, путем которого наше желание  может получить удовлетворение; мы предполагаем далее, что лицо наметит дорогу, выберет путь, которым оно пойдет к поставленной им цели. Этот выбор пути, эту наметку дороги мы будем называть созданием намерения, а самый путь — намерением; поставив целью своей деятельности удовлетворение голода, человек полагает достигнуть этой цели или покупкой чего-либо съестного, или испрошением милостыни, или самовольным взятием вещи.

    Но  так как задуманное достижение цели намеченным путем должно быть реально осуществлено, то по необходимости одна только общая наметка пути. Установление общего характера деятельности представляются недостаточными: человек, предполагающий действовать, по необходимости входит в рассмотрение индивидуальной обстановки пути, определяет, хотя и в общих чертах, время, место, средства и способы действия, определяет, где и что он купит, когда и у кого учинит кражу и т.д., составляет план действия.

    Таким образом, хотение как элемент  умышленной вины предполагает возбуждение к деятельности или мотив, постановку цели, выбор намерения и обрисовку плана.

    Все указанные выше моменты хотения  относятся к развитию его содержания; но хотение может быть также расчленяемо и со стороны формы, со стороны процессов сформирования хотения и его элементов. Постановка цели, выбор пути, создание плана не всегда совершаются мгновенно, они нередко требуют более или менее продолжительного обдумывания, выбора, определения, предполагают психическую работу, которая часто изменяет энергию преступной воли, степень ее опасности, а вместе с тем влияет и на наказуемость. Но и после того, как эта психическая работа окончена, сформированы отдельные моменты хотения, для того чтобы замышленное не осталось одним фантастическим планом, одним из тех мечтаний, которые зарождаются, растут и исчезают бесследно в душе каждого, чтобы оно действительно было преддверием деятельности, ее определением, необходим новый психический акт, энергетический порыв, в силу которого творческие построения нашего мышления получают практическое значение; этот порыв мы будем называть актом решимости, составляющим то соединительное звено между мыслью и делом, после которого начинается уже осуществление воли в деятельности, так что умысел является сознательно-волевой решимостью на учинение известного деяния и соответствующего направления деятельности, обнимая этим понятием как содеяние, так и бездействие