Невменяемость

    Теперь  возвратимся к законодательной  формуле невменяемости. Объем данного  понятия включает два предмета —  деяние и лицо. Их общий отличительный  признак, составляющий содержание понятия невменяемости, — наличие между ними конкретного отношения. Последнее двойственно по своей природе и характеризуется, во-первых, физическим компонентом, определяющим наличие причинно-следственной связи между данным лицом и деянием, во-вторых, психическим, отражающим степень опосредования сознанием указанных причинно-следственных отношений, т.е. состоянием отражательной функции мозга данного лица во время совершения деяния

    Приведенные аргументы в равной степени относятся  и к смысловой стороне понятия вменяемости. И хотя его формула в законе отсутствует, очевидно, что для определения вменяемости также необходимо деяние, лицо и соответствующее отношение между ними, включающее оба указанных выше компонента. Причем связь между перечисленными признаками достаточно четкая. Без установления факта деяния не может возникнуть процедура следствия; без деяния и лица нельзя говорить об отношении между ними и, следовательно, не появляется оснований для постановки вопроса о вменяемости; без установления состояния лица (его сознания) во время совершения деяния невозможно решение данного вопроса. В таком порядке каждый признак на каждом этапе — обязательное условие появления всех последующих. Соответственно все они составляют систему, в которой роль ключевого, системообразующего фактора принадлежит деянию, поскольку без него не может быть ни других компонентов системы, ни отношений между ними.

    В данном контексте и деяние, и лицо являются, безусловно, юридическими категориями, что закреплено в законе соответствующими понятиями: общественно опасное деяние (преступление) и обвиняемый (подозреваемый). Их установление, как и доказательство наличия между ними причинной связи, входит в компетенцию юристов. Это непременное условие последующего возникновения сомнений во вменяемости лица. Отсюда следует, что любое указание в заключении эксперта на такую связь между лицом и деянием может восприниматься как выход за пределы компетенции. Сознание же в рассматриваемой системе выступает в своем естественно-научном качестве как психическая деятельность, которая обеспечивает: обобщение и целенаправленное отражение внешнего мира, целеполагающую деятельность, контроль и управление поведением личности, ее способность отдавать себе отчет в том, что происходит как в окружающем, так и своем собственном духовном мире. Определение состояния сознания (т.е. способности лица отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими) требует специальных познаний и должно полностью находиться в ведении психиатра, так как применительно к невменяемости единственным обстоятельством, исключающим контроль лица над своими действиями, является достаточно выраженное болезненное расстройство его психики.

    Вполне  понятно, что в связи с новым  содержанием юридического критерия невменяемости необходимо переосмысление медицинского и психологического критериев. Ю.С.Богомягков пытается сделать это, переименовав последний в патопсихологический критерий. Это оживляет не новый для психиатрии вопрос о взаимоотношении психопатологии и патопсихологии и не учитывает хотя бы того, что отсутствие сознания может быть обусловлено не только патологией психики, но, например, и таким физиологическим состоянием, как сон.

    Главное здесь — не изменение названия критериев, а исследование реальных отношений между тем, что именуется медицинским критерием невменяемости и психологическим. Для этого необходимо выявление их истинного содержания, что в значительной мере зависит от способа разрешения диалектического противоречия между формальной определенностью правовых норм и отсутствием резких разграничительных линий в живой действительности, противоречия между вменяемостью — невменяемостью и психическими расстройствами различной степени выраженности. На практике это означает необходимость сведения всего многообразия психических расстройств (действующая классификация насчитывает более 50 основных вариантов психозов и более 80 видов непсихотических расстройств) к двум группам по признакам, входящим в конечном итоге в понятие вменяемости или невменяемости.

    Как известно, медицинским критерием невменяемости именуется данный законодателем в обобщенном виде исчерпывающий перечень психических расстройств, которые могут сопровождаться утратой способности лица отдавать себе отчет в своих действиях или руководить ими. Следовательно, пытаясь изложить формулу вменяемости, мы будем вынуждены констатировать и при вменяемости наличие медицинского критерия. Так, В.С.Трахтеров указывает, что вменяемость может присутствовать при наличии любого из видов психических расстройств, перечисленных в законе. Ту же мысль подтверждает Р.И. Михеев, когда пишет, что медицинский критерий вменяемости даже значительно шире, чем при невменяемости, так как охватывает психические аномалии, не исключающие вменяемости. Ю.М. Антонян и С.В. Бородин полагают, что вменяемыми считаются не только лица, не имеющие каких-либо недостатков психического характера, но и лица, которые страдают психическими заболеваниями и недостатками умственного развития. При таком подходе неизбежно признание при вменяемости и психологического критерия, из чего следует, что и вменяемость, и невменяемость, т.е. взаимоисключающие понятия, содержат и медицинский, и психологический критерии.

    Между тем, если под критерием понимать существенный или отличительный  признак, позволяющий различать  сходные объекты, на основании которого дается оценка явления или определение предмета, то какие бы то ни были психические расстройства в том виде, как они указаны в законе, не могут быть отличительным признаком вменяемости, ибо последняя определяется и у психически здоровых лиц. В равной мере они не могут составить медицинский критерий невменяемости, так как закон допускает их наличие при вменяемости. Налицо антиномия (как следствие несовершенства способа разрешения упоминавшегося выше диалектического противоречия), состоящая в том, что медицинский критерий в его нынешнем понимании и может, и не может быть отличительным признаком и вменяемости, и невменяемости. В содержание же психологического критерия, в зависимости от того, к чему утверждается его принадлежность — к вменяемости или невменяемости, вкладывается прямо противоположный смысл. В первом случае используется положительное определение (мог отдавать себе отчет...), во втором — отрицательное (не мог отдавать себе отчета. ..).

    Приведенные аргументы свидетельствуют, что действующие определения анализируемых критериев нарушают ряд положений формальной логики. Различное содержание как медицинского, так и психологического критериев противоречит закону тождества, утверждающему необходимость соответствия мысли самой себе на протяжении данного рассуждения. Иными словами, приняв конкретное значение критерия, мы должны следовать ему на протяжении всего анализа понятий вменяемости — невменяемости. В силу закона противоречия эти понятия, будучи взаимоисключающими, предполагают не различное содержание определяющих критериев, а их несовпадение. В части квалификации психологического критерия невменяемости нарушается известное со времен Аристотеля правило, согласно которому определение не должно быть отрицательным, т.е. нельзя именовать отличительным признаком то. чего нет. Иначе по аналогии медицинский критерий вменяемости должен включать не только определенные виды нарушений психики, но и их отсутствие. И тут совершенно прав И.И. Карпец, который, анализируя понятие невменяемость, пишет, что " в определении "психологический критерий" простая ошибка, ибо если речь идет о действиях человека, не способного сознавать то, что он делает, и руководить своими поступками, то ни о какой психологии и психологическом критерии говорить не приходится.¹

    В столь очевидной мысли, как и  в необходимости устранения указанных  логических несоответствий, заключается  решение вопроса правильной квалификации критериев вменяемости — невменяемости. Основа для этого — принцип  единства сознания и деятельности. Данный принцип позволяет по нарушениям поведения судить о нарушении отдельных сторон и качеств сознания. На нем же основан и клинический (психопатологический) метод исследования, включающий расспрос больного, наблюдение за ним, сбор субъективного и объективного анамнеза. Будучи основным методом исследования как в общей, так и в судебной психиатрии, он имеет целью выявить особенности и отклонения в поведении больного, установить степень его дезорганизации, исходя из чего сделать вывод о способности лица правильно отображать окружающий мир и целенаправленно на него воздействовать, выразив это в соответствующих психиатрических терминах.

    Разумеется, здесь приведена лишь упрощенная схема сложного диагностического процесса. Но она показывает, что способность  отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими в общем виде наиболее точно отражает принцип единства сознания и деятельности и определяется не только психиатром-экспертом, но и в общепсихиатрической практике. Различие состоит лишь в том, что в первом случае вопрос об этом прямо ставится следствием или судом, а во втором — диктуется логикой психиатрического исследования, завершаемого в обоих случаях полным психиатрическим диагнозом. Последний же обязательно включает, наряду с названием болезни, функциональный диагноз, отражающий степень выраженности, глубину психических нарушений через такие клинические понятия, как синдром (бредовой, галлюцинаторный, амнестический, слабоумия и др.), течение заболевания, стадию процесса и ряд других. Функциональный диагноз — обязательный элемент диагноза больного. Без него нозологический диагноз, именуемый еще диагнозом или названием болезни, — абстракция, лишающая врача возможности решать применительно к конкретному больному вопросы лечебной тактики, определения его трудоспособности, социальных льгот и ограничений, связанных с болезнью. В экспертной практике функциональный диагноз играет ту же роль, но лишь применительно к общественно опасным действиям, и в целях восприятия его юристами он дублируется формулой способен  или не способен отдавать себе отчет.

    Отсюда  следует, что полный психиатрический  диагноз обязательно включает в  себя и отражает в медицинских  понятиях оценку способности данного  лица отдавать себе отчет в своих  действиях и руководить ими. Так, ни у одного психиатра не вызовет сомнений утверждение, что больной, находящийся в состоянии, например, сумеречного расстройства сознания, независимо от его нозологической природы и при любых обстоятельствах, не может отдавать себе отчета в своих действиях и руководить ими. С точки зрения возможности оценки состояния сознания у данного лица эти понятия эквивалентны. То же можно сказать и относительно бредовых, галлюцинаторных и других психопатологических расстройств. С другой стороны, столь же очевидно, что эта способность сохраняется, если больной страдает неврозом, психопатией в стадии компенсации или эпилепсией без психоза и слабоумия, вне эпилептического пароксизма и т.д.

    Для правильного понимания соотношения  понятий "психическое заболевание", "неспособность отдавать себе отчет" и "невменяемость" наиболее важно то, что наличие психопатологических феноменов и степень их выраженности могут быть установлены только через социум, через действия данного лица (в широком смысле слова), от мельчайших внешних (двигательных, эмоциональных, речевых) проявлений, доступных для восприятия только опытному исследователю компонентов болезненных переживаний, до очевидной для неспециалиста неадекватной оценки субъектом окружающего и соответствующих грубых нарушений поведения, включая совершение общественно опасных действий. Не проявившись через социум, психическое расстройство остается "вещью в себе", недоступной для клинической диагностики. Однако, как у психически здорового человека способность отдавать себе отчет не возникает с момента совершения именно противоправного деяния, а реализуется в правопослушном поведении, так и у душевнобольного отсутствие таковой способности не находится в однозначной связи именно с общественно опасным деянием. Иными словами, наличие или отсутствие указанной способности не зависит от того, совершило лицо противоправные действия или нет. Это свойство сознания может выявиться через любые действия и в зависимости от их характера, социального смысла и правового значения становится предметом интереса психиатрии, уголовного или гражданского права, что соответственно находит отражение в понятиях "трудоспособен — нетрудоспособен", "вменяем — невменяем", "дееспособен — недееспособен".

    Отсюда  ясно, что вменяемость — невменяемость  — лишь частный случай наличия  обсуждаемой способности у лица или ее отсутствия в связи с определенными психическими нарушениями, но только применительно к совершенным им действиям, предусмотренным уголовным законом. С этой точки зрения законодательная формула невменяемости содержит все признаки наиболее распространенного логического приема определения понятия через ближайший род и видовое отличие. Причем определяемое видовое понятие (невменяемость) подводится под ближайшее более широкое родовое (сознание или способность лица отдавать себе отчет...), а затем указываются отличительные признаки, характерные только для данного видового понятия: связь не с любыми деяниями, а только с уголовно наказуемыми; обусловленность не любыми нарушениями психической деятельности, а только болезненными, в определенной степени выраженности. Только при таком подходе каждый из критериев вменяемости — невменяемости получает свое не меняющееся в зависимости от контекста положительное содержание. Под психологическим критерием понимается наличие способности отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими. Ее отсутствие идентифицируется с медицинским критерием, включающим все группы психических расстройств, перечисленные в законе, но в тех формах и стадиях, для которых отсутствие психологического критерия имманентно присуще. Контрадикторность понятий вменяемости — невменяемости отражается в реальных взаимоисключающих отношениях между психологическим и медицинским критериями. Вменяемость и невменяемость, будучи категориями юридическими, имеют общий юридический критерий, получающий теперь свое истинное содержание и отражающий наличие причинной связи между лицом и деянием, предусмотренным уголовным законом.

    Не  все виды психической патологии  на сегодня можно уверенно дифференцировать подобным образом. Но это одна из важных проблем судебной психиатрии как науки развивающейся, постоянно совершенствующей свой понятийный аппарат. Разработка теории и накопление эмпирических данных позволяют постепенно уточнять связи между многообразием психических проявлений и состоянием сознания лица, с освоением в психиатрических терминах различных видов и степеней его нарушения.

    Таким образом, для признания лица невменяемым  необходимы юридический и медицинский критерии в их новом понимании, вменяемым — юридический и психологический. Но для того чтобы появились юридические понятия вменяемости — невменяемости, каждая пара критериев должна быть связана нейтральным по своей природе (в смысле отношения к той или иной науке) признаком. Тогда отнесение к нему фактов, полученных с помощью специальных знаний, не будет нарушением компетенции взаимодействующих специалистов. Вместе с тем данный признак должен быть обязательным для фактов, полученных как юристами, так и экспертами. Таким признаком может быть только время, являющееся обязательным атрибутом как общественно опасного деяния, так и любых других действий или же их совокупности, несущей в себе информацию о психическом состоянии лица. Определение этого состояния невозможно, да и лишено практического смысла вне конкретных временных параметров. Но время — вместе с тем самостоятельная общенаучная категория, и по своей сущности оно нейтрально в отношении юриспруденции или медицины. Следовательно, только через этот признак может проходить граница, разделяющая компетенции психиатра-эксперта и юриста. Однако отдав решение вопроса юристам, он оставил все же за экспертами право определять психическое состояние лица во время совершения общественно опасного деяния, не обратив внимания на то, что эти вопросы идентичны. Не решает проблемы и утверждение о том, что эксперты не должны констатировать невменяемость, так как они не компетентны устанавливать факт совершения общественно опасного деяния данным лицом и другие юридические признаки невменяемости. Но ведь в том-то и дело, что, определяя психическое состояние субъекта во время совершения им деяния, эксперт тем самым подтверждает не только факт его совершения данным лицом, но и совпадение по времени совершения им деяния с болезненным состоянием его психики. Выход за пределы компетенции несомненен.