Молодежные субкультуры - причины формирования и основания для типологии

      Наблюдались два взаимосвязанных, взаимодополняющих  друг друга, идущих навстречу друг другу  процесса: люди, желая соответствовать  индустриально развитому обществу, принимали его «правила игры», вовлекались  в создаваемые им индустрии труда, развлечений, потребления и т. д., то есть в массовое общество, а общество с той же целью использовало социальные технологии. К числу таких технологий можно отнести усиленное «промывание мозгов» различными средствами массовой информации (телевидением, печатной продукцией, радиовещанием и т. д.); навязывание посредством рекламы, моды, эталонов престижности единообразных жизненных стандартов, стереотипов, шаблонов; посредством поточно-конвейерной индустрии досуга — внедрение массовой культуры, для которой характерны примитивность, развлекательность, натуралистичность, общедоступность, раскованность и т. п. Так же как для человека закончился «век героев» и начался «век людей», для искусства закончился век шедевров и начался век имитаций и репродукций. При этом в имитации и репродукции стали превращаться и сами люди.

      Учреждение  массового общества совпало с  началом НТР и пришлось на 50-е  годы XX столетия. В это же время началось оформление феномена молодежной субкультуры.

      С первых шагов молодежную субкультуру  отличает невписываемость, невовлеченность в базовую культуру общества. А поскольку базовой в то время становилась массовая культура, то молодежная субкультура не вписывалась именно в нее. При этом «невписываемость» при одновременном желании привлечь к себе внимание окружающих обернется странным соединением, симбиозом эпатажных, эскапистских и протестных форм данной субкультуры. Эти формы предоставят возможность молодежной субкультуре исполнять роль своеобразного компенсаторного механизма, решающего задачу противовеса мощному нивелирующему давлению массовой культуры, и проявиться как своеобразной защитной реакции культуры от самоуничтожения, одним из механизмов самосохранения культуры. Ведь еще со времен Николая Яковлевича Данилевского мыслители отмечали, что единообразие, шаблонизация культуры губительна для всего человечества. В подтверждение данной мысли мы приведем две отстоящие друг от друга более чем на столетие цитаты: одна принадлежит Н. Я. Данилевскому, другая — Л. Н. Гумилеву.

      Н. Я. Данилевский писал: «...общечеловеческого (в нашем случае под "общечеловеческим" можно понимать результат нивелирования индустриально развитых обществ массовой культурой) не только нет в действительности, но и желать быть им - значит довольствоваться общим местом, бесцветностью, отсутствием оригинальности -  одним словом, довольствоваться невозможною неполнотою. Иное дело — всечеловеческое, которое надо отличать от общечеловеческого».¹²

      Согласно  Льву Николаевичу Гумилеву культурная пестрота - оптимальная форма существования  человечества: «Ведь невозможно представить себе, что на Земле будет одна порода деревьев или только одна порода животных. Биосфера всегда будет многослойна, многообразна, и в этом только многообразии сила. То же относится и к культуре».¹³

      Л. Н. Гумилев и Н. Я. Данилевский отталкиваются в своих рассуждениях от биологического закона, согласно которому залогом выживания живых существ является видовое многообразие; единообразие, напротив, ведет к вымиранию. Экстраполяция биологического закона на социокультурную сферу приводит к выводу о жизненной необходимости культурного многообразия.

      Таким образом, развитие индустриализации дало жизнь явлению массовой культуры, грозящее культуре (а вместе с ней и человечеству) вымиранием. Поэтому здесь в качестве гипотезы можно выдвинуть положение о том, что культурой был найден своеобразный механизм самосохранения, ухода от губительного единообразия массовой культуры:

      -различные молодежные субкультуры, несмотря на перманентные попытки массовой культуры вовлечь их в свою сферу, сохраняют «контрстатус». Как только та или иная конкретная молодежная субкультура начинает движение навстречу массовой культуре, она распадается и прекращает свое существование в качестве молодежной субкультуры, будучи поглощенной массовой культурой;

      -молодежные субкультуры «закрыты» для и от внешнего мира, эзотеричны, в то время как массовая культура «открыта» и, более того, агрессивна: трудно быть в стороне от нее, когда она везде и всепроникающая;

      - поскольку молодежные субкультуры объединяют в основном учащуюся молодежь с различным образовательным уровнем, то эти субкультуры различаются по своей направленности; массовая культура, напротив, единообразна и намеренно занижает требования к образовательному уровню ее потребителя.

      Концепция постиндустриального общества была разработана в 70-х годах XX столетия и представляла собой своеобразную попытку предвидеть изменения в социальной структуре западного мира. Она предвещала прежде всего изменения социальной структуры с различными последствиями для обществ, придерживавшихся разных культурных ориентации. При этом создатель концепции Д. Белл особо подчеркивал, что идея постиндустриального общества подобно идее индустриального общества или капитализма имеет смысл только как концептуальная схема.¹⁴ Несмотря на то, что в настоящее время ни одно общество полностью еще не перешло на постиндустриальную стадию развития, уже можно говорить о некоторых основных чертах постиндустриализма, наблюдаемых в ряде индустриально развитых обществ, начавших переход к нему.

      Постиндустриальное общество, или общество «третьей волны», в отличие от индустриального, нацеленного на максимальное единообразие, стандартизацию, унификацию, опирается на принципиально иную технологию, стремящуюся обеспечить социокультурное разнообразие. Причем нацеленность на разнообразие перерастает в своего рода фундаментальную основу постиндустриального общества, на которую опираются практически все составляющие социокультурной системы, в том числе и молодежная культура.

      Постиндустриальные  разнообразие и плюрализм, возводя в норму равноценность и равноправие, неизбежно приводят к отрицанию любого центра и периферийных слоев. Это предельно мобильное общество, для которого характерны «мозаичность», перманентная смена центров притяжения и подвижность связей и зависимостей.

      Сложность, а порой и невозможность для  человека постиндустриального общества сделать в мозаичном социокультурном  пространстве правильный для себя выбор  является одной из причин «стирания  граней» между различными субкультурами  и противоположными сущностями. Ярчайшим примером такого «стирания граней» может служить столь распространенный в молодежной субкультуре «унисекс», достаточно распространенный стиль в одежде, поведении и образе жизни, не признающий различий между полами. Однако появление «унисекса» и подобных ему «симбиозов» лишь фиксирует происходящее переструктурирование общества по иным принципам, не опирающимся на бинарные оппозиции (день/ ночь, зима/лето, мужчина/женщина, истина/ложь, субъект/ объект, черное/белое, норма/отклонение, вещь/знак и др.). Не ведет ли это к обезличенности людей, потери самости? Однозначного ответа на этот вопрос пока нет. Но проследить и говорить о происходящих изменениях уже возможно.

1.2. Молодежная субкультура как способ самоидентификации и социализации

      Одними  из первых изучать молодежную субкультуру  стали ученые Соединенных Штатов Америки. И на то была серьезная социально-историческая причина: молодежная субкультура как  феномен впервые появилась в США. В то время когда европейские страны, Советский Союз, Япония, а также другие (экономически менее развитые) страны восстанавливали разрушенное хозяйство, США шли по пути развития собственного индустриального общества, превращая его в постиндустриальное. И в результате эта страна первой столкнулась с феноменом молодежной субкультуры.

      Появление молодежной субкультуры в США  приходится на 50-е годы XX столетия. Как впоследствии и в других индустриально развитых странах, начавших переход к постиндустриализму, ее первые представители были по возрасту старше тех, кто подхватил у них эстафету в последующие десятилетия. Окружающие скорее недоумевали, чем относились к ним серьезно. Вот почему в те годы обширные исследования молодежной субкультуры не проводились, и о первых представителях молодежной субкультуры, битниках и хипстерах, стали задумываться уже постфактум, а основные исследования феномена молодежной субкультуры пришлись на 60—70-е годы XX столетия - на период так называемой Студенческой революции, а также «выхода» из нее.

      Одной из главных причин выхода молодежной субкультуры на социально-историческую авансцену стало резкое увеличение периода обучения, необходимого подрастающему  поколению индустриально развитых обществ для овладения будущей  профессией. Речь идет о необходимом, обязательном образовании. Если в доиндустриальных обществах и были отдельные люди, которые тратили массу времени на получение образования, то, как правило, это был их собственный выбор, а вовсе не общая социокультурная ситуация вынуждала их это делать. В современных же индустриально развитых и постиндустриальных обществах молодые люди практически не имеют такого выбора: молодые люди вынуждены длительный период своей жизни тратить на образование. Часть молодых людей получение образования воспринимает как обузу и повинность и не связывает его со своей будущей взрослой жизнью¹⁵.

      Но  сама по себе «затянутость» периода  обучения в индустриально развитых и постиндустриальных обществах - необходимое, но не достаточное условие для  появления феномена молодежной субкультуры. Появление в XIX веке серийного производства привело к необходимости обучать всех. Резкое усложнение социокультурной ситуации и ускорение темпа социальных изменений оборачивается появлением социально-демографической группы «молодежь», основным занятием которой становится обучение.

      Итак, следствием индустриализации, а затем  и перехода ряда обществ к техногенной  ступени развития -  к индустриально  развитой стадии - стало появление  большого количества людей молодого возраста, которые вынуждены были длительное время учиться жизни в окружавшей их социокультурной действительности. Но этот переход имел и другие последствия. По мнению американского футуролога, социолога и философа А. Тоффлера, ускорение темпов жизни рождает чувство эфемерности как нового качества «скоротечности» повседневного бытия, нарастание ощущения мимолетности и непостоянства всего. Если в прошлом идеалами были прочность и долговечность, то теперь господствует принцип «использовал — выбросил»; причем этот принцип распространяется на отношение человека не только к вещам, но и к людям, идеям, представлениям, понятиям и т.п.

      На  это накладывается еще и утрата семьей в этих обществах своих  традиционных функций. Так, в доиндустриальных, «партикулярных» обществах господствовало единство семьи и рода, семья обеспечивала ребенка и биологической, и социокультурной составляющими его существования. Подросток в семье не только «получал жизнь» как таковую, но и мог в полном объеме овладеть общественно необходимым поведением, принятым в мире взрослых. В силу этого в доиндустриальных обществах благодаря социализирующей функции семьи переход из мира детства в мир взрослых для подростков проходил плавно, был и естественным, и желанным. В таких обществах молодежная субкультура как таковая просто не могла возникнуть, поскольку в ней не было социальной необходимости. Также не существовало и особых молодежных форм поведения.

      Все изменилось с достижением обществами развитой стадии индустриализма и началом  перехода к постиндустриализму. В таких обществах социальные и семейные структуры стали распадаться, и ориентация семьи перестала быть достаточной для подростка. Появилась необходимость в новой ориентации, которая стала удовлетворяться, прежде всего, за счет объединения подростков в группы «подобных» или «равных» себе. Часть социализирующих функций семьи перешла в peer groups, которые стали продуцировать собственно молодежную субкультуру.

      Подобная  точка зрения была распространена среди  западных исследователей с конца 50-х  вплоть до середины 70-х годов XX столетия. Но исследования семьи и молодежи, проводившиеся в 60—70-х годах, не подтвердили ее. Все прогнозы отмирания семьи как социального института, ее развала оказались ошибочными. Однако что действительно произошло с семьей с переходом общества к индустриально развитой стадии, так это смена ее функции. Семья в индустриально развитых и постиндустриальных обществах уже не в состоянии предоставить подрастающему поколению полную и абсолютную социализацию. Но от нее этого уже и не требуется, а сам факт утраты семьей своей функции в процессе социализации и потери семейного престижа у молодежи не соответствует действительности.

      Таким образом, можно сделать промежуточный  вывод, что семья, по крайней мере на индустриально развитой и переходе к постиндустриальной стадиях развития, несколько изменив свои функции, сохранилась как институт социализации. В дополнение к ней появились другие инстанции, взявшие на себя и те функции, которые семья уже не выполняла (или часть семей не справлялась с этими функциями). Сработал механизм самосохранения общества. А молодежная субкультура стала одним из проявлений этого механизма, поскольку позволила компенсировать молодым людям то, что им уже не в состоянии была предоставить родительская семья.

      Кроме того, молодежная субкультура выполняет еще целый ряд функций, изучением которых занимался немецкий исследователь Д. Аусубель. Он пришел к выводу, что субкультура молодых людей-сверстников выполняет следующие положительные функции¹⁶:

• Кроме того, молодежная субкультура выполняет еще целый ряд функций, изучением которых занимался немецкий исследователь Д. Аусубель. Он пришел к выводу, что субкультура молодых людей-сверстников выполняет следующие положительные функции17:
• предоставляет возможность молодому человеку выработать собственный первичный статус;
• помогает молодым людям освободиться от родительской зависимости и опеки;
• передает специфические для того или иного социального слоя ценностные представления (автор придерживался не далекого от истины взгляда, что молодежь того или иного социального слоя создает собственную разновидность молодежной субкультуры; здесь имеется в виду то обстоятельство, что дети разнорабочих и дети высших слоев общества редко оказываются носителями одной разновидности молодежной субкультуры. Как правило, дети каждой из этих групп в специфических формах воспроизводят формы поведения своих родителей);
• помогает молодым людям сплотиться, чтобы противостоять авторитету взрослых (Аусубель понимал под взрослыми в основном родителей, а не мир старших поколений. Однако в реальной жизни тезис о противостоянии детей собственным родителям очень редко оказывается верным, поскольку лишь в исключительных случаях родные «отцы» и «дети» действительно не могут найти общего языка.);
• помогает молодым людям удовлетворять потребности в гетеросексуальных контактах;
• работает как важнейший социальный подготовительный институт («переходное поле для юношеского возраста»).