Общие формы организации учебной деятельности

Отнюдь не все  жесты универсальны, один и тот  же жест в разных культурах может  быть истолкован по-разному. Мы в знак согласия киваем головой, не соглашаясь – качаем ею из стороны в сторону, что не мешает некоторым народам  поступать в этих ситуациях противоположным  образом. 
Однажды, впервые в жизни погрузившись в воду с аквалангом, один человек, зачарованный красотой открывшегося мира, в знак восхищения показал инструктору большой палец, после чего был мгновенно и насильственно извлечен на поверхность: на языке подводников этот знак означает «срочное всплытие».

Кроме того, для  различных народов значение жестикуляции отнюдь неодинаково. Общаясь, итальянцы  в течение часа прибегают к  ней в среднем около 80 раз, французы 20, а финны – только 1-2. Более  частую жестикуля- цию жители Финляндии, естественно, склонны считать признаком  несдержанности. Использовать невербальные знаки нужно только в контексте  и с осторожностью, но это не отменяет главного: они работают, и двое в  расстегнутых пиджаках всегда договорятся  легче, чем если их застегнут, а опытный  официант всегда без слов поймет, кому из сидящих за этим столиком приносить  счет.

Конечно, не менее  эффективным, чем жесты, инструментом является мимика. Ее, правда, легче научиться  контролировать, сохраняя «непроницаемое лицо», поэтому она менее достоверна, но уж никак не менее выразительна. 
Мимика, в частности, представляет богатейшие возможности для отзеркаливания. Понаблюдайте за лицами увлеченно беседующих о чем-то животрепещущем людей. Встав так, чтобы видеть только лицо внимательно слушающего, но достаточно далеко, чтобы не слышать разговора, вы сможете по нему в буквальном смысле прочесть всю смену эмоций, а, возможно, и понять, о чем идет речь. Не зря герой рассказа «Похищенное письмо» Э.По говорил: 
«когда я хочу узнать, насколько умен или глуп, или добр или зол вот этот мальчик и о чем он сейчас думает, я стараюсь придать своему лицу точно такое же выражение, которое вижу на его лице, чтобы узнать, какие мысли или чувства возникнут у меня в соответствии с этим выражением».

Люди обладают богатейшей мимикой. Подсчитано, что  можно различить несколько тысяч (!) выражений лица, передающих малейшие нюансы настроения. 
Выключив звук, можно понаблюдать за удивительной игрой Луи де Фюнеса в его лучших фильмах – играет каждый мускул лица, способного передавать тончайшие нюансы настроения, складывается впечатление, что актер мог сыграть, например, «Огорченное ухо» или «Возмущенный нос», и это впечатление близко к истине. Но самое главное, что такие возможности есть у каждого из нас, и мы используем их значительно чаще, чем отдаем себе в этом отчет.

Мимические сигналы  почти универсальны, они в меньшей  степени зависят от культурных традиций, являясь почти всеобщим коммуникационным социальным языком. Дрессировщики убеждают, что гораздо безопаснее работать с хищными львами, чем вроде  бы с добрыми медведями: у первых, живущих группой и нуждающихся  поэтому в развитии коммуникативных  каналов, развита мимика, по которой  всегда можно предсказать их намерения. Вторые – одиночки, и у них  «на лице» ни в каком случае ничего не отражается.

Как и львов, наша мимика часто выдает нас, но мы выработали систему защиты – изобрели маски. Кроме того, на Востоке женщинам для этой же цели замечательно служит паранджа, а в Европе они еще  не так давно искусно использовали веер.

Существует маленький  секрет для внимательных наблюдателей: ввиду того, левая часть лица человека контролируется правым (неаналитическим) полушарием мозга, именно она несет  больше информации об эмоциональном  состоянии человека. Знающие об этом профессионалы, стараются сесть  так, чтобы видеть именно левую сторону  лица собеседника.

Даже «справившись с лицом», человек редко бывает способен контролировать выражение  глаз, которые романтики не устают называть 
«зеркалом души».

Взглядом можно  «рублем подарить» и «испепелить», смутить и поблагодарить, поддержать и «смерить». Глазами можно «съесть» или 
«сверкнуть», они могут быть удивленными или презрительными, уверенными или даже липкими. Видимо, первыми, кто начал использовать глаза как осознанный инструмент коммуникаций, были иезуиты. Они, например, выработали взгляд, неподвижно устремленный между бровей собеседника или проходящий сквозь него, как бы сфокусированный у него за затылком. Вроде бы, такой взгляд направлен в лицо собеседнику, но тот никак не может его поймать, старается уловить его, становится суетлив, начинает нервничать и уже до начала спора проигрывает его.

Известно, что  при страхе или возбуждении зрачки человека расширяются, что во время  разговора говорящий реже смотрит  в глаза собеседнику, чем слушающий, а когда смотрит – это знак того, что в этот момент его можно  прервать ответной репликой; что когда  отводит глаза тот, кто слушает, он, вероятнее всего, скучает или  не согласен с тем, что говорится; что задержав взгляд на человеке чуть больше положенного неписаными правилами времени, можно его смутить и т. д., наконец, что большинство женщин в магазине моргает минимум в два раза реже, чем обычно.

«По глазам вижу», - говорят нам с детства, ловя на попытке скрыть истину. Однако, если чадра на Востоке служит только женщинам, очки ( и не обязательно темные) делают неуловимым взгляд любого человека. Во время избирательной кампании в  Думу перед нашими студентами довольно откровенно выступал один из кандидатов в депутаты. Отвечая на вопросы  об имидже, он снял очки и сказал: «У меня прекрасное зрение. Но посмотрите на меня – вылитый Буратино. А  в очках, хотя и без диоптрий, и  вид респектабельный и эмоции не видны».

Невербалика включает не только то, что не связано с  речью, но и параречевые характеристики, т. е. Не собственно смысл слов, а  интонацию, темп, эмоциональную и  стилистическую окраску речи. В старом анекдоте один сосед жалуется другому  на грубость современной молодежи, цитируя хамскую телеграмму сына: « ПАПА! ПРИШЛИ МНЕ ДЕНЕГ!» - как  будто не мог вежливо написать: «Папа! Пришли мне денег…» Выясняется, что информацию часто передают не только слова, сколько то, как они  сказаны. На занятиях наши студенты с  удовольствием играют в такие  игры, как признание друг другу  в любви посредством фраз, целиком  состоящих, например, из технических  терминов, и, научившись использовать непривычный канал передачи сообщения, успешно с этим справляются.

Кроме того, стиль  речи может нарисовать нам довольно полный портрет собеседника, ясно указывая на его принадлежность к определенному  социальному и культурному слою, на его кругозор и вкус, на его  образ мыслей и, конечно, на адрес  отчего дома.

Важнейшим невербальным элементом общения, конечно, является одежда, передающая окружающим огромное количество информации о его владельце. 
Милиционер и банковский служащий, рокер и учительница средней школы, человек со средним достатком и девица легкого поведения, кавказец и мусульманка – не правда ли, все это – не только конкретные люди, но и определенные стили одежды? Существует одежда для отдыха и для работы, для официальных мероприятий и загородной прогулки. Кроме того, существует индивидуальный стиль, едва уловимыми нюансами выдающий такие черты человека как демократизм или консерватизм, неординарность или амбициозность и т. д.

Люди настолько  изобретательны в общении, что научились  передавать друг другу определенную информацию, вообще не прибегая к помощи слов, жестов и даже мимики.

На улице ваш  пес, все тщательно обнюхав, поднял лапу у того столба и у этого  дерева – он обменялся определенными  знаками ( знакомый, знать) со своим  соплеменником. Общаться хочется, а  как еще прикажете? У нас с  вами, к счастью, возможности для  этого гораздо шире. Штирлиц в  популярном фильме пересчитывал цветочные  горшки на подоконнике, чтобы узнать, не провалена ли явка, в Варфоломеевскую  ночь «нужные» двери помечали крестами, на Руси в известных случаях мазали ворота дегтем, а пацифисты вставляли  в стволы винтовок цветочки (у нас  раньше за одно это можно было вылететь из комсомола). Любой милиционер знает  по номера машины, кому отдавать честь, а кого задерживать.

Человеческая  цивилизация наплодила огромное количество таких знаков, целый знаковый язык. Герой фильма «Кин-дза-дза» уверенно заявляет, что 
«общество, в котором нет цветовой дифференциации штанов, не имеет цели». И смеяться при этом не хочется потому, что пословица «По Сеньке шапка» читается у нас не только в переносном, но и в прямом смысле. Одним полагались котиковые, другим – пыжиковые, одним – папахи, другим – ушанки. 
В Китае во времена всеобщей унификации, в том числе и в одежде, статус чиновника определялся по количеству карандашей в нагрудном кармане. Кольцо на руке означает состояние в браке, а особый перстень принадлежность к масонской ложе. Смысл всех этих знаков чисто коммуникативный: старший сержант должен знать, отдавать ему честь и вытягиваться во фрунт при встрече с другим доблестным воином или залепить ему пинка под зад, и именно для этого служат лычки на погонах. Ту же функцию сегодня выполняют цепи на не очень лебединых шеях братков, состоящих при «новых русских».

Вообще говоря, любые невербальные средства коммуникации – это знаки, несущие определенную информацию. Э. Берн называл их «футболками  с надписями», которые так или  иначе мы носим. Может быть, вы полагаете, что у вас нет такого сообщения  на груди или спине? Хмурый неулыбчивый  мужичина в строгом пиджаке с  резким голосом и тяжелой походкой так же ярко сверкает своей надписью «лучше делайте, как я говорю», как  и человек с вечно опущенными плечами и уныло озабоченной  физиономией – своей надписью 
«смотрите, как мне не везет». Когда вы, пусть и впервые, встречаетесь с кем- нибудь из них, вы автоматически выбираете соответствующую линию поведения 
(в зависимости, конечно, от основной надписи на вашей собственной футболке): начать лебезить или натянуть боксерские перчатки при встрече с первым и соболезновать или пинать - встретив второго. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Список  литературы:

1. Введение в  практическую социальную психологию. Под ред.

Жукова Ю. М. 1996

2. Э. Берн «Игры,  в которые играют люди». М., 1988

3. Роскошь человеческого  общения А. Борисов, 1998