Молодежь и общество. Молодежь как группа социального общества

Но тем самым  они лишь еще раз подтверждают понимание того, что всякая нормальная форма социализации как минимум должно работать на воспроизводство себе подобных. И не случайно в социологических теориях все более заметное место занимает такая характеристика общества, как идентитет. Это "национальное лицо", та общность, к которой себя индивид причисляет и с которой себя идентифицирует.

Какое значение имеет та или иная идентичность индивида или сообщества, поколения и т.п.? А то, что если идентификация произведена  адекватно, субъект выбирает себе адекватные цели и средства их достижения, тогда его социальная и историческая деятельность имеет шансы на успех. Если идентификация оказалась неадекватной, возможны разные исходы, от безуспешности деятельности и напрасной траты ресурса до уничтожения незадачливого субъекта. Проиллюстрируем это примером.

Одной из фундаментальных  и самых распространенных идей современности  является идея борьбы за выживание - индивидуума, всех социальных групп и общества, в том числе и государства. Но выживание тесно связано с  превентивными действиями, назначением которых является гарантия условий выживания. Поэтому не менее значимой и фундаментальной посылкой - принципом, ориентированным на перспективу, является другая идея - идея безопасности, во всем масштабе и многообразии содержания этого понятия.

Сегодня безопасность для молодежи определенного государства - это прежде всего реальное положение  и объективная информация о положении  данного государства в мировом  сообществе, а соответственно - та геополитическая  ниша, на которую может объективно рассчитывать молодежь страны, согласно положению и мощи родного государства в расстановке мировых сил.

Поэтому правильная оценка реального положения того или иного современного сообщества на геополитической карте мира, а  также состояние общественного сознания, в том числе и молодежного, - не последний фактор стабильного развития общества. А содержание информации, посредством которой оно насыщается и формируется, имеет социально-управляющую (или манипулятивную) составляющую и рассматривается как мощный социальный ресурс. Именно за это современные средства массовой информации в нашем веке получили статус "четвертой власти",

Проанализируем  под этим углом зрения некоторые  реалии современной жизни. Например, информацию об уровне жизни в той  или иной стране, представленную через уровень дохода на душу населения. Это один из важнейших показателей, который, помимо демонстрации объективного уровня благополучия страны, имеет идеологическое значение, обеспечивающее стране и жизни в ней оценку и соответствующую степень привлекательности. Объективная - по западным источникам, а не идеологически-препарированная - картина показывает сегодня, к примеру, что США - наша "вечно-розовая мечта", оказывается, далеко не единственный ориентир на горизонте "красивой жизни", как пытаются сегодня преподнести средства массовой информации и к чему давно уже приучили наше обыденное сознание. Недомыслие это или дезинформация, с идеологической точки зрения, имеет отнюдь не безобидные следствия. И кому выгодна сейчас полуправда - вопрос риторический.

Ведь если раскрутить мировые цифры по уровню дохода на душу населения, то получается: первая десятка (в долларах США) - Швейцария - 36230, Люксембург - 35260, Япония - 28200, Швеция - 26780, Дания - 25930, Норвегия - 25800, Исландия - 23670, США - 23120, Германия - 23030, Финляндия - 22980.(Данные за 1992г. См.12) То есть, бесстрастная статистика свидетельствует, что помимо США - этого широко разрекламированного способа организации общества и государства, существует добрый десяток моделей, не уступающих ему с позиций индивидуального стандарта образа жизни. А значит, можно задуматься над тем, надо ли стремиться жить, как в США? А, может, лучше по-другому, допустим, как в Швейцарии или Дании?

Сухие цифры, но когда возникает масса проблем по поводу того, как объяснить молодым, желающим жить красиво, - почему в этих странах люди живут так хорошо и спокойно, возникает потребность в объективной информации. И оказывается, что еще не все кошки серы. Кто-то хочет создать миф или иллюзию о том, что, во-первых, лучше всех живут в Америке - на противоположном полюсе совсем недавно биполярного мира, до которого нам никогда не дотянуться, поскольку это противоположный полюс. А во-вторых, хорошо живут только там, где якобы рынок господствует и регулирует экономику, и России тоже надо скорее туда же.

А для России, между тем, с принятием этой цели, компанией становятся не США и  не Япония, а как раз страны, которые  переходят к рынку давно и  упорно, - Турция, Алжир, где-то Чили, Бразилия. И что дает нам сравнение, когда мы встаем на одну доску со всеми вышеназванными странами, в группу которых безальтернативно стремятся направить Россию, отученную за советское время от выбора? А то, что идентифицировав себя по тому или иному критерию с определенной группой стран, субъект автоматически начинает примеривать на себя и цели, о ценности, и оценки. Отсюда - и субъектно-историческая позиция. Понятно, что в этой компании сегодня она малооптимистична.

Осознание своей  незавидной участи может привести субъекта к двум прямо противоположным способам реакции: 1 - полная апатия: "все равно никогда не догоним" (что происходит и сейчас, но по другим причинам); 2 - национально-патриотический подъем: "что мы, хуже других?" - который возможен только в случае наличия развитого национального самосознания у всех социальных групп, особенно у молодежи.

Однако если бы послереволюционная Россия, сравнив  свое незавидное экономическое положение  с другими странами, приняла этот критерий идентификации, она навсегда осталась бы на задворках мира. Но она подняла себя из руин и небытия идеей своей исторической исключительности, своей миссии первооткрывателя нового мирового порядка, построенного на справедливости. Идея была чрезвычайно мобилизующей. Не обращая внимания на скудость частной жизни, поднималась нация, завоевывая ведущие мировые позиции. В противостоянии со всеми, не похожая на других, доказывая всем свою исключительность.

Вопрос о национальном самосознании именно молодежи - это  вопрос формирования социальной идентичности молодежи и как раз оборотная сторона вопроса о выживаемости данного социума. Отсутствие механизма формирования национального самосознания молодежи есть самоубийство данного социума, независимо от того, осознает он это или нет.

Национальное  самосознание формируется через самоидентификацию живущих и новых поколений как определенного народа, через осознание единства и отождествления себя с жизнью и историей своего народа. При этом история дает представление об устойчивости и значимых свойствах данного социума. Но уместно спросить, есть ли сейчас у населения России (именно населения, а не русского или российского народа), то самое поле исторической самоидентификации, на котором только и может произрасти национальное самосознание индивида и общества определенного типа? Оказывается, определить его весьма не просто. Более того, сейчас для кого-то это оказалось даже умышленно скрываемой информацией, будучи козырной картой в большой политической игре. И здесь, с политической платформы, важно не упустить этот фокус - фактически разыгрываемую давнюю карту соперничества СССР и США, что и закладывается в противодействие России и мира.

А между тем, строго говоря, социокультурная модель США для России по ряду причин - как  раз не лучший образец. В первую очередь, ввиду того, что традиционно-историческое пространство США существенно отличается от российского. Не по фрагментам, а по принципу. И разницу в исторических полях национальной идентификации России и США мы специально рассмотрим позднее.

В настоящее  время проблемы поиска так называемых полей самоидентификации российской молодежи занимают немало места в разработках социологов, психологов, педагогов. И здесь немало проблем. Ведь на Западе человек социализуется, обретая свое абсолютное Я, а на Востоке - относительное: Я по отношению к отцу, Я по отношению к матери, Я по отношению к ровесникам, к старшим, к младшим. Вопрос "Кто ты, что ты как Я?" он не поймет. Ему для понимания надо уточнить, по отношению к кому он кто?

Это там существует и в символической форме. В  двух восточных религиях - синтоизме и буддизме - нет персонифицированного бога. То есть, по большому счету они атеисты, причем здоровые атеисты. И это - очень мощная, конкурирующая с западной, социализаторская парадигма. Даже более мощная, чем протестантская с ее учением о необходимости своими заслугами завоевывать божье воздаяние по делам своим. А у них - никто не воздаст, сколько наработал - столько сам себе и воздал. Умрешь - предки и потомки тебе воздадут.

Для России же извечный спорный вопрос - Восток мы или Запад. Рафинированная позиция, конечно, невозможна. Но в этих противопоставлениях и можно пытаться получить для себя ответ, а что же мы такое есть? Искать и наработками показывать, что нам не грозит быть ни Западом, ни Востоком? Но тогда кто мы вообще такие и какие мы? Надо специально искать на это ответы, исследовать и объяснять. Объяснить для себя, ведь жить-то нам предстоит в этой стране. Понять, что когда есть проекция в прошлое, настоящее и будущее, и экспертиза показывает, условно говоря, что половина населения ориентирована на образцы прошлой деятельности, 20% - на образцы настоящей деятельности, а 30 % - на образцы будущей, то исходя из некоей нормы, можно будет сказать, что в этом обществе очень трудно или пока невозможно осуществить определенные образцы деятельности. Потому что традиционный уклад не позволяет это сделать.

Например, при  модернизации африканских стран, чтобы  поднять наукоемкость, технологичность  и производительность труда, сделали  ставку на образование молодежи. А  эффекта не получилось. Как выяснилось позднее, потому, что образованная молодежь там не может модернизировать прежний уклад, ни экономический, ни социальный. Поскольку глубоко внедренный в жизнь и воспитание принцип старшинства не позволяет ей ни учить старших, ни противиться их воле. Поэтому позднее был нащупан более состоятельный подход - это образование взрослых.

Когда говорят  об идентичности, имеют в виду, что  она существует на макроуровне, микроуровне, социальном, психологическом, групповом, личностном и т.п., т.е. сколько субъектно организованных структур, столько и систем идентификации, со своими смыслами, оценками, устремлениями, поведением. И если не иметь обо всех информации, или точнее - не вскрыть принципа формирования полей идентификации, не научиться их предусматривать, понимать, объяснять и управлять ими, то социальная ситуация постоянно будет подносить всякие сюрпризы. Например, почему, когда человек идентифицирует себя, скажем, с Россией, он с гордостью говорит, что мы фашизм разбили и страну отстояли? А при этом на бытовом уровне он, забыв про национальную гордость, соседа-ветерана этой войны, из той самой когорты, которая и фашизм разбила, и страну отстояла, нисколько не уважает, а даже наоборот? Почему молодое поколение позволяет себе надругательство над могилами и памятниками погибших в войне, смеяться над стариками-демонстрантами под коммунистическими и патриотическими лозунгами?

Объяснение, как  нам кажется, довольно прозрачное. Потому что все западные концепции социализации, которые усиленно пробивают дорогу у нас сквозь руины прежней идеологической доктрины, имеют своим мировоззренческим основанием эгоцентрическую парадигму. А в ней - делаю, что хочу. Но при этом надо учитывать, что там к этому есть и весомая добавка, не всегда доведенная до наших отечественных поклонников западных моделей жизнеустройства: да, ты можешь хотеть и делать что хочешь. Но только в очень жестко заданном государством и законом коридоре. И государство, и население при этом прекрасно знает, что стену этого коридора ты не прошибешь ни лбом, ни бронетранспортером. Можешь ухо проколоть, можешь наколками украситься, фиолетовый хохолок на голове взбить - здесь ты абсолютно свободен, государственная стена от этого не рухнет. Но знай место, что, где и в какой мере дозволено.

Говоря о процессах самоидентификации нашей, российской молодежи, в интересующем нас отношении сразу отметим, что в общественном и индивидуальном сознании российских людей, в том числе и молодежи, сейчас идут совершенно разноплановые процессы. Это многообразие неизбежно складывается под воздействием событий, происходящих в экономике, культуре и политике России, а также вследствие порой тенденциозного освещения исторического прошлого в средствах массовой информации. Поэтому представляется плодотворным сначала зафиксировать хотя бы некоторые из выявленных констант.

Наши социологического исследования показывают (Оренбургская область, 1997 г.( См.62), что первой и  важнейшей для молодежи России формой самоидентичности сегодня является этническая идентичность, и в этом нет ничего неожиданного. Отметим здесь один существенный момент: известно, что этническая самоидентификация - это сложный процесс, который проходит особенно болезненно в странах с традиционно-многонациональным населением и слаборазвитым гражданским обществом. Нынешняя Россия попадает в разряд таковых стран. А потому вряд ли будет большим риском предположение, что споры о "графе пятой" в новом паспорте России растянутся еще на многие десятилетия. При этом в очередной раз подчеркивая определенную ослабленность гражданского идентитета российского народа (о котором точнее приходится говорить как о "народах России".)

Далее. Посвятив проблеме самоидентификации молодежи целый блок вопросов, мы начали с  самого, казалось бы, простого вопроса: можно ли сегодня российскому  гражданину гордиться своей страной и тем, что он гражданин России? Удалось выявить важный нюанс: при квалифицированном ответе "очень горжусь страной" мы получили - 12,76%, а "очень горжусь тем, что я - гражданин России" - 19,95%. Это расхождение в 7% оказалось очень важным и требующим специальной интерпретации.

Однако лидером  в ответе на этот же вопрос оказался ответ: 38,27% опрошенных очень гордятся в первую очередь своей семьей, подтвердив еще раз вывод о  примате первичной социализации. Но при всем этом получилась любопытная и интересно ранжированная картина: в Оренбуржье вдвое больше молодых людей более гордятся своей семьей, чем тем, что они граждане России; а тех, чьим предметом гордости является страна, почти втрое меньше, чем гордящихся прежде всего своей семьей. Это обстоятельство заслуживает более пристального внимания.

Но сначала  вернемся к упомянутым уже 7%. Нам  представляется, что подобное расхождение  в индивидуальном и общественном сознании возникает тогда, когда  реальная действительность родной страны дает мало фактов для того, чтобы ею можно было и хотелось бы гордиться. И включается личная мотивационная гордость: в, конце концов, я все-таки гражданин России! Но не только сегодняшней, а "вообще" (то есть, во всей ее исторической полноте). Вот почему можно сказать, что здесь есть проблема исторической идентичности и самоидентификации молодежи. Полное совпадение цифр свидетельствовало бы о том, что в настоящее время в России с обществом, государством и личностью все обстоит благополучно, и во взаимоотношениях человека и государства нет острых проблем. Однако наша молодежь так не считает.