Нация и национальность

    Примордиальный  этнический национализм полагает, что  нация основана на общем реальном или предполагаемом происхождении. Принадлежность нации определяется объективными генетическими и расовыми факторами, «кровью». Сторонники данной формы утверждают, что национальная самоидентификация и право нации  на верховную власть в стране имеют  древние этнические корни и потому носят естественный характер. В плане  государственной политики, активная поддержка культуры этнического  большинства сочетается с её самоизоляцией  от других этнических групп и неодобрением ассимиляции. 

    Крайний национализм 

    Крайние формы национализма нередко ассоциируются  с экстремизмом и ведут к острым внутренним или межгосударственным конфликтам. Стремление выделить для  нации, проживающей внутри страны, своё государство приводит к сепаратизму. Радикальный государственный национализм  является ключевой составляющей фашизма  и нацизма. Многие этнические националисты разделяют идеи национального превосходства  и национальной исключительности, а также культурной и религиозной нетерпимости. Свои точки зрения они обосновывают большей частью вымышленной историей и тенденциозной трактовкой фактов.

    В большинстве стран крайний национализм  официально признаётся социально опасным  явлением. Ряд международных документов, в том числе Всеобщая декларация прав человека и Международная конвенция  о ликвидации всех форм расовой дискриминации, осуждают этническую дискриминацию  и ставят её вне закона. В России разжигание межнациональной розни  относится к уголовным преступлениям.

    Однако, при изучении этого сложного явления, следует учитывать реальную разницу  между нацизмом, фашизмом и национализмом. Иначе совершенно не возможно всерьёз  говорить о каждом из них в их действительной онтологии.

    Характерная для национализма размытость идеологии  и эклектичная структура политических движений часто открывает возможности  для политики «двойных стандартов». Например, стремящиеся к сохранению своей культуры «нации-гегемоны»  обвиняют в великодержавном шовинизме, борьбу малых народов за национальную независимость называют сепаратизмом, — и наоборот.

    Некоторые сторонники модернизма полагают, что  крайний национализм является пережитком доиндустриальной эры, который проявляет  себя в виде периодических вспышек, но со временем отомрёт или перетечёт  в более приемлемый патриотизм. Это находит подтверждение в том, что различные формы крайнего национализма легко смешиваются. Например, ксенофобия направлена прежде всего против самих иностранцев, а не против культурного импорта (этнических ресторанов, фильмов, моды и т. д.).

    Ксенофобия  препятствует ассимиляции, поскольку  если большинство не считает этнические меньшинства частью нации, то меньшинства  тем более испытывают затруднения с такой идентификацией. 
 
 

    Валерий Соловей: национализм  и демократия 

    "Не  существует непреодолимого противоречия  между демократией и национализмом,  в истории они чаще всего  не разведены, а тесно сопряжены.  В большинстве случаев демократические  преобразования осуществлялись  в националистических формах. В  свою очередь, чтобы оказаться  успешной националистическая мобилизация  также должна быть эгалитарной  и демократической. Я не говорю  уже, что любой национализм  выступает от имени национальной  общности как целого и, значит, он демократичен по самой своей  субстанции.

    И это пересечение демократии и  национализма наглядно проявляется  в нашей сегодняшней дискуссии. Я не услышал мнений, которые были бы принципиально против демократии или национализма, обсуждались лишь те или иные конкретные варианты их сопряжения. Можно сказать, что теоретический  консенсус у нас достигнут. Поэтому  лично меня больше занимает практическая проблема, а именно: как реструктурировать  националистический дискурс, который  явно устарел. На сей счет у меня есть несколько конкретных предложений.

    Первое  касается изменения отношения к  самому термину «национализм». Дело даже не в его реабилитации, а  том, чтобы придать понятию национализма статус психической, моральной и  экзистенциальной нормы. Национализм  как любовь к своему народу –  это хорошо и благо, это – отправная  точка любой идеологии: коммунистической, либеральной и пр. Поэтому наша позиция простая: любой, кто выступает  против национализма, либо не понимает, что это такое, либо ненавидит  русский народ и Россию.

    Второе. Необходимо изменить систему самопрезентации  русского национализма, и вот в  каком направлении. Русский национализм  – либерален, ибо он выступает  за свободу национальной жизни и свободу личности; он – демократичен, ибо выступает от имени большого народа и требует демократизации политической и экономической жизни; русский национализм – правозащитное движение, ибо защищает права русского народа; русский национализм – это настоящее гражданское общество, ибо он вырос сам, снизу, а не сформирован сверху, по указке Кремля.

    Третье. Необходимо изменить систему идеологической аргументации. Поменьше благоглупостей о «соборности», «катехоне» и проч. Во главу угла должно выдвинуть конкретные социальные интересы масс населения: доступ к здравоохранению, образованию, жилью, свободу мелкому и среднему бизнесу, перераспределение сверхдоходов и  проч. Главное содержание русского вопроса – социальное, поэтому  успех национализма абсолютно невозможен без апелляции к социальным интересам. Думаю, на знамени националистического  движения могла бы быть написана трехчленная  формула, лозунг «Нация, Свобода, Справедливость» (в любой последовательности).

    И четвертое. Никогда и никоим образом  правящий класс не подпустит русских  националистов к власти даже на пушечный выстрел. Поэтому любой приход националистов  к власти будет по своей сути революцией. Пора называть вещи своими именами  и перестать бояться слова  «революция». Ему надо не просто вернуть  право гражданства, но и осуществить  важный дискурсивный сдвиг. А для  начала – инициировать дискуссию  о революции.

    Моя позиция (которую я неоднократно излагал в своих научных публикациях) по этому вопросу следующая: революция, которая началась в СССР конца 1980-х  гг., еще не завершилась; путинский  режим - лишь временная пауза между  двумя революционными волнами, подобно  паузе между революцией 1905-1907 гг. и революцией 1917 г. Сейчас мы живем  фактически в предреволюционной  России, из чего и надо исходить в  оценке ситуации и в действиях." 
 
 

    Либеральный национализм можно считать классической формой европейского либерализма; своим рождением он обязан Французской революции и воплощает в себе многие ее ценности. В континентальной Европе середины XIX столетия быть националистом означало быть либералом, и наоборот. Так, в европейских революциях 1848 года борьба за национальную независимость и единство неизменно сопровождалась требованием ограниченного и конституционного правительства. Ярче всего это проявилось в «Риссорджименто» (итал. «возрождение») -- национальном движении за объединение Италии, главной фигурой, пророком и глашатаем, которого был Джузеппе Мадзини. Таких же убеждений придерживался Симон Боливар (1783--1830), возглавлявший латиноамериканское движение за независимость в начале XIX в. и много сделавший для изгнания испанцев из Испанской Америки. Но, может быть, самым ярким выражением либерального национализма были «Четырнадцать пунктов» американского президента Вудро Вильсона. Составленные в 1918 г., они стали своего рода программой послевоенной реконструкции Европы и планом радикальных территориальных преобразований, воплощенным затем в Версальском договоре (1919).

    Подобно другим формам национализма, национализм  либерального толка зиждется на том  убеждении, что человечество, естественно, делится на нации, каждая из которых  обладает своей идентичностью: нации суть реальные и органические образования, а отнюдь не измышления политических лидеров или правящих классов. Особенность либерального национализма заключается в том, что он связывает нацию с идеей суверенитета народа, восходящей к Руссо, -- синтез, в свое время возникший потому, что европейские националисты XIX века боролись против таких многонациональных империй, которые имели явно выраженные черты автократий и деспотий. Мадзини, скажем, стремился не только объединить итальянские государства, но и сбросить гнет автократической Австрии. Поэтому главным лозунгом этого течения является принцип национального самоопределения, а целью -- построение нации-государства, то есть государства, сфера юрисдикции которого как можно точнее совпадала бы с национальными границами. По словам Дж. С. Милля (1861), «когда какому-либо движению свойственны национальные чувства, имеют место причины для объединения всех членов национальности под одной властью, -- и властью, отдельной от них. Иными словами, вопрос управления в данном случае должны решать управляемые».

    Либеральный национализм строго придерживается определенных принципов. Он не отдает предпочтения одной нации перед  другими; напротив, в его лозунгах провозглашается, что каждая нация  обладает правом на свободу и самоопределение, -- все нации для него равны. Таким  образом, идеалом либерального национализма является мир суверенных наций-государств. Мадзини, вспомним, для объединения  Италии основал не только подпольную организацию «Молодая Италия», но также  и «Молодую Европу» для распространения  националистических идей по континенту. Другой пример: на Парижской мирной конференции при заключении Версальского договора Вудро Вильсон выдвинул принцип самоопределения наций  не просто потому, что распад европейских  империй служил национальным интересам  США, но и потому, что, по его пониманию, поляки, чехи, югославы и венгры имели  такое же право на политическую независимость, как и американцы.

    С точки зрения либералов, национализм  не только служит задачам политической свободы, но и позволяет выработать какие-то механизмы для обеспечения  мирного и стабильного мирового порядка. Причины Первой мировой  войны Вильсон, например, усматривал в том, что в «старом порядке» доминировали автократические и  воинственные империи; демократические  же нации-государства, как он полагал, должны быть миролюбивыми, потому что, обладая культурным и политическим единством, они не будут иметь  мотивов для развязывания войн или  подчинения себе других наций. Национализм  в такой трактовке не является источником недоверия и соперничества, скорее он представляется силой, способной  как внутренне объединить нации, так и установить равенство между  ними при взаимном уважении национальных прав и особенностей.

    При всем этом либерализм отнюдь не замыкает себя горизонтом нации, а смотрит  дальше. На это есть две причины. Во-первых, либералы, как известно, стоят  на позициях индивидуализма: они убеждены в том, что все люди, независимо от расы, вероисповедания, социального  статуса и национальности, в нравственном отношении равноценны. Либерализму, таким образом, присущ известный  универсализм -- убежденность в том, что люди везде имеют или должны иметь одинаковые права и свободы. Сегодня эта идея нашла отражение  в доктрине прав человека. Ставя  индивида выше нации, либералы, по сути, допускают возможность нарушения  национального суверенитета, как, например, это показала международная кампания против «белого» южноафриканского режима, имевшая целью заставить его прекратить политику апартеида. Вторая причина -- это свойственные либерализму опасения в отношении того, что мир суверенных наций-государств может со временем опуститься до уровня глобального «естественного состояния»: как неограниченная свобода дает людям возможность порабощать друг друга, так и ничем не сдерживаемые государства под прикрытием лозунга национального суверенитета могут проводить совершенно экспансионистскую и захватническую политику. Свобода не должна идти вразрез с законом, и это в равной мере относится и к индивидам, и к нациям. Вот почему либералы всегда находились и находятся в первых рядах кампаний за укрепление системы международного права под эгидой таких международных органов, как Лига Наций, Организация Объединенных Наций и Европейский Союз. С их точки зрения, национализм не должен принимать каких-либо наглухо замкнутых национальных форм и тем более питать идеологию национальной исключительности.

    Критика в отношении либерального национализма ведется по двум направлениям.

    Его сторонников обвиняют в наивности  и романтизме, в том, что в проблеме они усматривают лишь ее светлую  сторону, их национализм уж очень  приукрашен, толерантен и рационален. При этом они закрывают глаза  на темную сторону национализма: на пережитки совершенно иррационального  трайбализма, когда людей делят  по принципу «мы» и «они» (последние  при этом всегда несут с собой  какую-то угрозу и опасность). Во всем этом недооценивается и эмоциональный  потенциал национализма, когда во времена войны люди способны проливать  кровь, убивать и умирать за «свою» страну, независимо от того, сколь справедливо  дело, за которое она воюет, -- позиция, подчас выражаемая фразой «моя страна, права она или нет».