А.Л. Ордин - Нащокин – государственный деятель XVII века

Сохранилась челобитная, в которой маломочные посадские псковичи извещают царя, что его государев указ о новом положении они приняли, как милость, и дали на него приговор всем городом, но "нарочитые прожиточные люди", богачи, привыкшие ворочать городскими делами без мирского ведома, оказали ему противодействие, а от градского совета отстали, и даже первые их земские выборные, которые должны были вводить новое положение, его не одобряли, примыкая к прожиточным. Значит, нововведение понято было, как мера, принятая в интересах маломочного люда. Можно себе представить, как "ненавидимо" встречено было предприятие Нащокина московским боярским и приказным миром: здесь в нем усмотрели только дерзкое посягательство на исконные права и привычки воевод и дьяков в угоду тяглого посадского мужичья. Притом реформе не было и времени упрочиться, оказать свое действие.

Нащокин предпринял ее между своим настоящим делом, мимоходом, между двумя посольскими съездами: он провоеводствовал в Пскове с марта 1665 г. не более 8 месяцев, как был отозван для новых переговоров с поляками, кончившихся Андрусовским перемирием; в ноябре 1665 г. встречаем в Пскове уже нового воеводу, кн. Хованского. Можно только подивиться, как успел Нащокин не только обдумать идею и план сложной реформы, но и обладить суетливые подробности ее исполнения. Преемник Нащокина в Пскове, чванный поборник боярских притязаний, "тараруй"10, как его прозвали в Москве, болтун и хвастун, которого "всяк дураком называл", по выражению царя Алексея, представил дело Нащокина в таком свете, что царь отменил его, несмотря на свой отзыв о князе, уступая своей слабости - решать дела по последнему впечатлению. Нащокин не любил сдаваться ни врагам, ни враждебным обстоятельствам. Он так веровал в свою псковскую реформу, что впал в самообольщение при своем критическом уме, так хорошо выправленном на изучении чужих ошибок. В псковском городовом положении он выражает надежду, что когда эти псковские "градские права в народе постановлены и устроены будут", на то смотря, жители и других городов будут надеяться, что и их пожалуют таким же устроением. Но в Москве решили прямо наоборот: в Пскове не подобает быть особому местному порядку, "такому уставу быть в одном Пскове не уметь". Однако в 1667 г., став начальником Посольского приказа, во вступлении к проведенному им тогда Новоторговому уставу он не отказал себе в -удовольствии, хотя совершенно бесплодном, повторить свои псковские мысли о выдаче ссуд недостаточным торговцам из московской таможни и городовых земских изб, о том, чтобы маломочные торговые люди складывались с крупными капиталистами для поддержания высоких цен на русские товары и т. д.

В этом уставе Нащокин сделал еще шаг вперед в своих планах устроения русской промышленности и торговли. Уже в 1665 г: псковские посадские люди ходатайствовали в Москве, чтобы их по всем делам ведали в одном приказе, а не волочиться бы им по разным московским учреждениям, терпя напрасные обиды и разорение. В Новоторговом уставе Нащокин провел мысль об особом приказе, который ведал бы купецких людей и служил бы им в пограничных городах обороной от других государств и во всех городах защитой и управой от воеводских притеснений. Этот Приказ купецких дел имел стать предшественником учрежденной Петром Великим Московской ратуши, или Бурмистерской палаты, ведавшей все городское торгово-промышленное население государства. Став начальником Посольского приказа, Нащокин поднимал вопрос о восстановлении заведенного им порядка в Пскове, состоявшем в ведомстве этого приказа. Но все дело ограничилось одной фискальной подробностью - вопросом о вольной продаже вина, введенной в Пскове Нащокиным в 1665 г. Опросили всяких чинов обывателей г. Пскова и Псковского уезда и решили вольной продажи не восстановлять и отдать псковские кабаки на откуп.

2.2 Внешняя политика и реформы

У Нащокина были свои дипломатические планы, своеобразные взгляды на задачи внешней московской политики. Ему пришлось действовать в ту минуту, когда ребром были поставлены самые щекотливые вопросы, питавшие непримиримую вражду Московского государства с Польшей и Швецией, вопросы о Малороссии, о Балтийском береге. Обстоятельства поставили Нащокина в самый водоворот сношений и столкновений, вызванных этими вопросами. Но у него не закружилась голова в этом водовороте: в запутанных делах он умел отделить важное от шумного, привлекательное от полезного, мечты от достижимого. Он видел, что в тогдашнем положении и при наличных средствах Московского государства для него неразрешим в полном объеме вопрос малороссийский, т.е. вопрос о воссоединении юго-западной Руси с Великороссией. Вот почему он склонялся к миру и даже к тесному союзу с Польшей, и хотя хорошо знал, как он выражался, "зело шаткий, бездушный и непостоянный польский народ", но от союза с ним ждал разнообразных выгод. Между прочим, чаял он, турецкие христиане, молдаване и волохи, послышав про этот союз, отложатся от турок, и тогда все дети Восточной Церкви, обитающие от самого Дуная вплоть до пределов Великой России и ныне разъединяемые враждебной Польшей, сольются в многочисленный христианский народ, покровительствуемый православным царем московским, и тогда сами собою прекратятся шведские козни, возможные только при русско-польской распре. В 1667 г. польским послам, приехавшим в Москву для подтверждения Андрусовского договора, Нащокин в одушевленной речи развивал свои мечты о том, какой великой славой покрылись бы все славянские народы и какие великие предприятия увенчались бы успехом, если бы племена, населяющие наши государства и почти все говорящие по-славянски от Адриатического до Немецкого моря и до Северного океана, соединились и какая слава ожидает оба государства в будущем, когда они, стоя во главе славянских народов, соединятся под одною державою.

Хлопоча о тесном союзе с вековым врагом и даже мечтая о династическом соединении с Польшей под властью московского царя или его сына, Нащокин проводил чрезвычайно крутой поворот во внешней политике. Он имел свои соображения, оправдывавшие такую перемену в ходе дел. Малороссийский вопрос в его глазах был пока делом второстепенным. Если, писал он, черкасы (казаки) изменяют, то стоят ли они того, чтобы стоять за них? Действительно, с присоединением восточной Малороссии главный узел этого вопроса развязывался, Польша переставала быть опасной для Москвы, твердо ставшей на верхнем и среднем Днепре. Притом нельзя было навсегда удержать временно уступленный Киев и присоединить западную Малороссию, не совершив международной неправды, не нарушив Андрусовского перемирия. А Нащокин был одним из редких дипломатов, обладавших дипломатической совестливостью, - качеством, с которым и тогда неохотно мирилась дипломатия. Он ничего не хотел делать без правды: "Лучше воистину принять злому животу моему конец и вовеки свободну быть, нежели противно правды делати"11. Поэтому, когда гетман Дорошенко с западной Малороссией, отложившись от Цольши, поддался турецкому султану, а потом изъявил согласие стать под высокую руку царя московского, Нащокин на запрос из Москвы, можно ли принять Дорошенка в подданство, отвечал решительным протестом против такого нарушения договоров, выразил даже негодование, что к нему обращаются в такими некорректными запросами. По его мнению, дело надобно было повести так, чтобы сами поляки, разумно взвесив свои и московские интересы, для упрочения русско-польского союза против басурман и для успокоения Украины добровольно уступили Москве и Киев, и даже всю западную Малороссию, "а нагло писать о том в Польшу невозможно". Еще до перемирия в Андрусове Нащокин убеждал царя, что с польским королем "надобно мириться в меру", на умеренных условиях, чтобы поляки не искали потом первого случая отомстить: "Взять Полоцк да Витебск, а если поляки заупрямятся, то и этих городов не надобно". В докладе о необходимости тесного союза с Польшей у Нащокина вырвался даже неосторожный намек на возможность отступиться и от всей Малороссии, а не от западной только, ради упрочения союза. Но царь горячо восстал против такого малодушия своего любимца и очень энергично выразил свое негодование. "Эту статью, - отвечал ему царь, - отложили и велели выкинуть, потому что непристойна, да и для того, что обрели в ней полтора ума - один твердый разум да половину второго, колеблемого ветром. Союз превеликое богоугодное дело, и об нем в свое время пойдет речь. А о здешней Черкасской стороне и думать непристойно: твоим усердием и верной службой об этом речь навсегда покончена, твои соображения по той статье нам крепко памятны и за то тебя милостиво похваляем. Собаке недостойно есть и одного куска хлеба православного (полякам не подобает владеть и западной Малороссией): только то не по нашей воле, а за грехи учинится. Если же оба куска святого хлеба достанутся собаке - ох, какое оправдание приимет допустивший это? Будет ему воздаянием преисподний ад, прелютый огнь и немилосердные муки. Человече! иди с миром царским средним путем, как начал, так и кончай, не уклоняйся ни направо, ни налево; Господь с тобою!" И упрямый человек сдался на набожный вздох своего государя, которого порой прямо не слушался, крепко ухватился и за другой кусок православного хлеба, вытягав у поляков в Андрусове вместе с восточной Малороссией Киев из западной.

Помыслы о соединении всех славян под дружным руководительством Москвы и Польши был политической идиллией Нащокина. Как практического дельца, его больше занимали интересы более делового свойства. Его дипломатический взгляд обращался во все стороны, всюду внимательно высматривая или заботливо подготовляя новые прибыли для казны и народа. Он старался устроить торговые сношения с Персией и Средней Азией, с Хивой и Бухарой, снаряжал посольство в Индию, смотрел и на Дальний Восток, на Китай, помышлял об устройстве казацкой колонизации Поамурья. Но в этих поисках на первом плане, разумеется, оставалась в его глазах ближайшая западная сторона, Балтийское море. Руководясь народнохозяйственными соображениями не меньше, чем национально-политическими, он понимал торгово-промышленное и культурное значение этого моря для России, и потому его внимание было усиленно обращено на Швецию, именно на Ливонию, которую, по его мнению, следовало добыть во что бы то ни стало: от этого приобретения он ждал громадной пользы для русской промышленности и казны царя. Увлекаемый идеями своего дельца, царь Алексей смотрел в ту же сторону, хлопотал о возвращении бывших русских владений, о приобретении "морских пристанищ" (гаваней), Нарвы, Иван-города, Орешка и всего течения реки Невы с шведской крепостцой Канцами (Ниеншанц), на месте которой позднее возник Петербург. Но Нащокин и здесь шире смотрел на дело: он доказывал, что из-за мелочей не следует выпускать из виду главной цели, что Нарва, Орешек - все это не важные пункты: нужно пробраться прямо к морю, приобрести Ригу, пристань которой открывает ближайший прямой путь в Западную Европу. Составить коалицию против Швеции, чтобы отнять у нее Ливонию, - это была заветная мысль Нащокина, составлявшая душу его дипломатического плана. Для этого он хлопотал о мире с ханом крымским, о тесном союзе с Польшей, жертвуя западной Малороссией. Эта мысль не увенчалась успехом; но Петр Великий целиком унаследовал эти помыслы отцова министра.

Первая идея, на которой упорно стоит Нащокин, заключалась в том, чтобы во всем брать образец с Запада, все делать "с примеру сторонних чужих земель". Это исходная точка его преобразовательных планов; но не все нужно брать без разбора у чужих. "Какое нам дело до иноземных обычаев, - говаривал он, - их платье не по нас, а наше не по них". Это был один из немногих западников, подумавших о том, что можно и чего не нужно заимствовать, искавших соглашения общеевропейской культуры с национальной самобытностью. Потом Нащокин не мог помириться с духом и привычками московской администрации, деятельность которой неумеренно руководилась личными счетами и отношениями, а не интересом государственного дела, порученного тому или другому дельцу. "У нас, - пишет он, - любят дело или ненавидят его, смотря не по делу, а по человеку, который его делает: меня не любят, а потому и делом моим пренебрегают". Когда царь выражал Нащокину неудовольствие за его нелады с тем или другим знатным завистником, Афанасий отвечал, что личной вражды у него нет, но "о государеве деле сердце болит и молчать не дает, когда в государеве деле вижу чье нераденье". Итак, дело в деле, а не в лицах - вот второе правило, которым руководился Нащокин. Главным его поприщем была дипломатия, и это был дипломат первой величины, по признанию современников, даже иностранцев; по крайней мере, он едва ли не первый из русских государственных людей заставил иностранцев уважать себя. Англичанин Коллинс, врач царя Алексея, прямо называет Нащокина великим политиком, который не уступит ни одному из европейских министров. Зато и он уважал свое дело. Дипломатия составляет, по его мнению, главную функцию государственного управления, и только достойные люди могут браться за такое дело. "На государственные дела, - писал он, - подобает мысленные очеса устремлять беспорочным и избранным людям к расширению государства со всех сторон, а это есть дело одного Посольского приказа".

Заключение

На момент появления меркантилизма в России, наша страна имела неразвитую финансовую систему, «первобытную» промышленность, отсталое сельское хозяйство и неустойчивое положение на рынке. Все эти проблемы являлись основными препятствиями, мешавшими стать России богатой и продвинутой страной. Но вот в 17 веке к берегам нашей страны, в лице величайших экономистов и государственных деятелей того времени, подплывает меркантилизм и закладывает базу, которая стала руководством к изучению вопросов, связанных с денежным обращением, государственным регулированием, накоплением богатства, а также внешней и внутренней торговлей. Помимо этого, российский меркантилизм вносит идею, направленную на развитие отечественного производства и мануфактурной промышленности. Также меркантилизм находит пути решения, связанные с улучшением положения страны в мировой торговле, через установление фиксированных цен на продукцию, наложение запретов на импорт и вывоз сырья, введение пошлин для зарубежных производителей и т.д.

Все эти изменения привели к формированию российского рынка, развитию отечественной промышленности, появлению мануфактур, т.е. к перестройке экономической составляющей нашей страны.

Что касается Нащокина, то он далеко не был безрасчетным новатором. Его преобразовательная деятельность сводилась к трем основным требованиям:

- к улучшению правительственных учреждений и служебной дисциплины,

- к выбору добросовестных и умелых управителей,

- к увеличению казенной прибыли посредством подъема народного богатства и путем развития промышленности и торговли.

В том же, что касается личной судьбы Нащокина, В.О. Ключевский резюмирует: «Если Вы вдумаетесь в превратности, в мысли, в чувства, во все перипетии описанной государственной деятельности далеко не рядового ума и характера, в борьбу Ордина-Нащокина с окружающими условиями, то поймете, почему такие счастливые случайности были у нас редки». (В.О. Ключевский. Соч. в 9 томах. Т. 3, 1988. С. 329).

Несмотря на то, что многие из реформ Афанасия Лаврентьевича Ордин-Нащокина так и остались на бумаге, а другие не были реализованы до конца Тем не менее, принадлежавшие Ордину-Нащокину идеи и ценности оказались востребованы. Спустя два десятилетия после его кончины Петр I положил их в основу своей преобразовательной программы.

1. Буганов В.И. Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин// Вопросы истории. 1996.№3.С.60-81.

2. Галактионов И.В., Чистякова Е.В. А.Л. Ордин-Нащокин - русский дипломат XVII века. М., 1961.

3. Ключевский в.А. Л. Ордин-Нащокин. Московский государственный человек XVII в.//Научное слово. 1904. Кн. 3

4. Соловьев С.М. А.Л. Ордин-Нащокин//С.-Петербургские ведомости. 1850. №70

5. Галактионов И.В. Ранняя переписка А.Л. Ордина-Нащокина (1642–45). Саратов, 1968

6. Флоря Б. Н. Внешнеполитическая программа А. Л. Ордина-Нащокина и попытки её осуществления / Институт славяноведения РАН. — М.: Индрик, 2013. — 448 с

7. С.А.Фейгина, Первый русский канцлер А.Л. Ордин-Нащокин,Исторический журнал №5,1941г.

Не по нихИДЕОЛОГИ И ПРАКТИКИ УПРАВЛЕНЧЕСКОЙ МЫСЛИ РОССИИ (XVII – НАЧАЛО XX ВВ.)

Лебедев Н.А.

Вестник Московского государственного университета приборостроения и информатики. Серия: Социально-экономические науки. 2010. № 26. С. 152-164.  
Список использованных источников

1. Андреев И. «Преждевременный человек», или Судьба реформатора в России / И. Андреев // Знание-сила. - 2000. – N3. – С. 94-100.
2. Буганов В.И. Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин / В.И. Буганов // Вопросы истории. – 1996. – N3. - С. 60-81.
3. Герб Ордина [Электронный ресурс] // Общий гербовник дворянских родов Всероссийской Империи). – Электрон. дан. - Режим доступа: http://www.gerbroda.ru/arms/2244.html. - Загл. с экрана. – (Дата обращения 20.03.2012).
4. Ключевский В.О. Исторические портреты. Деятели исторической мысли / В.О. Ключевский. – Москва: Правда, 1991. – 624 с.
5. Очерки истории российской внешней разведки. В 6 т. Т. 1. От древнейших времён до 1917 года. – Москва: Международные отношения, 1999. – 240 с.
6. Постников А.Б. Добрый человек старой Руси А.Л. Ордин-Нащокин: его иноческое житие и благотворительная деятельность в Пскове в 1670-е годы / А.Б. Постников. - Псков, 2010. - 208 с.
7. Рогожин Н.М. А.Л. Ордин-Нащокин / Н.М. Рогожин // Международная жизнь. – 1999. – N8. – С. 104-112.
8. Рогожин Н.М. Начальники Посольского приказа / Н.М. Рогожин // Родина. – 2002. – N9. –С. 22-24.
9. Савинов А. Блудные сыновья и царь Алексей Михайлович / А. Савинов // Знание-сила. – 2007. – N11. – С. 100-105.
10. Трапезников А.А. Русские дипломаты / А.А. Трапезников. – Москва: ООО «Издательство РОСМЭН-ПРЕСС», 2004. – 256 с.
11. Централизованная библиотечная система города Пскова [Электронный ресурс]. – Электрон. дан. – Режим доступа: http://www.bibliopskov.ru. - Загл. с экрана. – (Дата обращения 17.03.2012).

1 Ключевский В.О. Исторические портреты. Деятели исторической мысли / В.О. Ключевский. – Москва: Правда, 1991. – 624 с.