Право человека на эвтаназию

Философская оценка эвтаназии.

Философский анализ проблемы эвтаназии – очень важный, на мой взгляд, раздел этой работы, так  как позволяет обсудить проблему со стороны личной нравственности. Здесь я попытаюсь проследить три вопроса, выделяемых философами: священность жизни, убийство или  позволение умереть и доктрину двойного эффекта.

Священность жизни.

Обычно люди, выступающие  против практики эвтаназии, обращаются к принципу священности жизни. Этот принцип утверждает, что человеческая жизнь настолько уникальна, что  мы никогда не должны прерывать её. 
Эммануил Кант выступает с философской защитой этой уникальности путём своего категорического императива. Сформулированный простыми словами, его принцип гласит, что мы должны всегда рассматривать разумные существа как конечную цель, а не как промежуточный этап. Я никогда не должен прерывать вашу жизнь только потому, что она затруднительна для 
Вас. Кант мог бы продолжить, говоря, что Вы не можете покончить со своей жизнью потому, что она невыносима для Вас. Данный поступок употребит волю для того, чтобы положить конец воле, что он считает противоречивым и, следовательно, противоречащим нашей разумной природе.

Те, кто применяют  принцип священности жизни к  вопросу эвтаназии, очевидно придерживаются точки зрения, что прекращение  жизни по любой причине нравственно  неправильно. Люди, считающие так, должны тщательно проверить последовательность своей позиции. Возьмём хотя бы ту же смертную казнь.

Убийство или позволение умереть.

Второй вопрос, который  затрагивают философы в отношении  эвтаназии, 
- это различие между убийством и позволением умереть. Некоторые авторы утверждают, что пассивная эвтаназия не является эвтаназией вообще, но данный подход – это только отталкивание проблемы в сторону. Даже если позволение умереть не является эвтаназией, необходимо показать, почему это позволение нравственно и допустимо, тогда как убийство непозволительно, следуя подобному раскладу вещей.

«Кодекс Американской Медицинской Ассоциации, касаясь  вопроса эвтаназии, гласит, что врачи  никогда не должны прерывать жизнь. Но, несмотря на это, врачи не обязаны  продлевать жизнь, руководствуясь сверхъестественными  усилиями, когда восстановление здоровья невозможно. 
Таким образом, представляется, что АМА делает два различия. Первое – между убийством и позволением умереть – заключается в том, что убийство запрещено законом, а позволение умереть разрешено. Второе – это отличие сверхъестественных усилий от обычных».[17]

Если мы зададим  вопрос, что подразумевается под  сверхъестественными и естественными  усилиями, ответ, скорее всего, будет  дан в терминах расходов и частоты  использования. Так, например, использование  дорогой системы поддержки жизни  для тяжёлого коматозного пациента считается сверхъестественным, тогда  как недорогие антибиотики, предписываемые некоторым пожилым пациентам, больным  пневмонией, считаются обычными. Глядя  на эти примеры, можно с готовностью  согласиться, что пациенту, страдающему  пневмонией, должны прописываться антибиотики, тогда как система поддержания  жизни не должна использоваться для  поддержки безнадёжного коматозного  пациента. Но не ясно, является ли стоимость  или частота использования причиной нравственного разделения. Действительно, первоначальное нравственное отличие  состоит в силе лечения, а не в  его стоимости или обыкновенности. Сила и эффективность – полезные соображения, которые могут быть применены, если принимать во внимание утилитарный подход к нравственности. Но они беспомощны в попытках показать, что врачи никогда не должны убивать, а в некоторых случаях позволить  умереть. 
Поэтому мы должны вернуться к рассмотрению вопроса о противопоставлении: убийство – позволение умереть.

«Джеймс Рахелс в  своём классическом труде о данном различии утверждает, что оно не должно содержать нравственного  бремени, которое 
АМА и другие возлагают на него. Он приводит пример утопления ребёнка с целью овладения наследством в контрасте с позволением ребёнку утонуть тогда, когда его легко можно спасти. Рахелс полагает, что если намерения и вытекающие последствия сходны между собой, то и действия равно достойны порицания».[18]

Если, в отношении  эвтаназии, намерение состоит в  том, чтобы пациент умер без дальнейшего  медицинского вмешательства, то почему активная эвтаназия запрещена, а  пассивная разрешена? Неужели не может быть ситуаций, когда активная эвтаназия, полагающая конец страданиям быстрее, более гуманна?

Нет необходимости  доказывать, что убийство иногда более  гуманно, чем позволение умереть, чтобы  отвергнуть различие, указанное АМА. 
Жизненная поддержка может быть включена или выключена. Лечение может продолжаться или завершиться. Если намерение в обоих случаях состоит в том, чтобы пациент умер, то тогда одно действие нельзя считать более приемлемым нравственно, чем другое.

Такой подход будет  доминировать до тех пор, пока мы не станем рассуждать как пацифист, который  утверждает, что не в праве отнимать жизнь, хотя и не обязан так же пытаться сохранить ее. Конечно, если врач утверждает, что намерение его заключается  не в том, чтобы позволить умереть, но только в сбережении препаратов, то он обращается к следующему принципу, принципу двойного эффекта.

Доктрина двойного эффекта.

Третий вопрос, который  уместен в случае рассмотрения эвтаназии  – это принцип, который получил  название «Доктрина двойного эффекта». «Он гласит, что если обдуманное действие будет иметь более одного последствия, оно является намеренным результатом, несущим нравственный вес».[19] Например, известной практикой  в области медицины является применение болеутоляющих препаратов для неизлечимо больных пациентов. 
Конечно, большие дозы морфия могут не только облегчить боль, но и ускорить смерть пациента. Доктрина двойного эффекта, применённая в данном случае, может утверждать, что если намеренный эффект заключается в облегчении боли, то действие нравственно позволительно, даже если этот акт вызывает «убивающий» эффект.

Намерение важно. Последствия  также важны. Но каждый должен быть осторожным, применяя подобный принцип, как двойной эффект, удостоверяя  себя в абсолютной честности в  отношении обоих. Если доктор знает, что определённые дозы морфия ускоряют смерть, то, прописывая их, он не может  говорить, что это не является его  намерением. Это отчётливая часть  его намерения, которую он присовокупил к намерению облегчить боль. И  если врач прописывает дозу, превышающую  болеутоляющую, то он должен признать, что его первоначальным намерением было ускорение смерти.

Уголовно-правовой аспект эвтаназии.

Юридическое закрепление  эвтаназии наиболее спорный момент, по этому поводу неоднозначно высказываются  учёные умы и теоретики различных  стран мира.

Следует констатировать, что проблема эвтаназии не нашла  своего решения и в международно-правовых актах, в частности в Европейской  конвенции о правах и основных свободах человека, принятой 4 ноября 1950 г. и вступившей в силу 3 сентября 1953 г. «В Европейскую комиссию по правам человека и в Европейский суд  по правам человека на сегодняшний  день не поступало в связи с  этим вопросом ни одного дела по ст. 2 
Конвенции, закрепляющей право на жизнь. В материалах Европейской комиссии по правам человека отмечается, что ни в Конвенции, ни в прецедентном праве относительно применения указанной статьи не рассматривается вопрос о допустимости самоубийства с юридической точки зрения и остаются открытыми такие вопросы, как охватывает ли право на жизнь обязанность жить и соответственно может ли индивид отказаться от этого права».[20]

В соответствии с  Венецианской декларацией о терминальном состоянии, принятой 35-й Всемирной  медицинской ассамблеей (ВМА) в октябре 1983 г., в процессе лечения врач обязан, по возможности, облегчить страдания  пациента, всегда руководствуясь интересами последнего. При этом считается, что  врач не продлевает мучения умирающего, прекращая по его просьбе, а если больной без сознания – по просьбе  его родственников, лечение, способное  лишь отсрочить наступление неизбежного  конца. Вместе с тем отказ от лечения, согласно 
Декларации 1983 г., не освобождает врача от обязанности помочь умирающему, назначив лекарства, облегчающие страдания.

В октябре 1987 г. 39-я  ВМА в Мадриде приняла Декларацию об эвтаназии. Текст документа гласит: «Эвтаназия, как акт преднамеренного  лишения жизни пациента, даже по просьбе самого пациента или на основании  обращения с подобной просьбой его  близких, не этична. Это не исключает  необходимости уважительного отношения  врача к желанию больного не препятствовать течению естественного процесса умирания в терминальной фазе заболевания».[21]

Таким образом, Венецианская и Мадридская декларации ВМА допускают  пассивную форму эвтаназии: врач ничего не предпринимает для продления  жизни больного, а применяет лишь обезболивающие средства. Иного принципа придерживается законодатель штата  Орегон – единственного штата  в США, где врачу позволяется  помогать умереть больному.

«В 1997 г. в этом штате  вступил в силу специальный нормативный  акт 
– «Закон о смерти с достоинством», который разрешает врачу прописывать безнадёжно больному пациенту летальную дозу лекарства, если сам пациент просит помочь ему покончить с жизнью. По существу, в данном случае речь идёт о пособничестве самоубийству больного, который сам принимает решение об уходе из жизни и осуществляет действия, приводящие к смерти. 
Что касается действий врача, непосредственно направленных на лишение жизни пациента, то они законодательством штата Орегон запрещены».[22]

Таким образом, мы видим, что законодательная мысль медленно, но движется по направлению к легализации  эвтаназии, и узаконение в некоторых  государствах помощи при умирании является первым шагом на этом пути, своеобразным компромиссом, которого могут попробовать  достичь сторонники и противники эвтаназии. Разрешение эвтаназии сдерживает неоднозначно складывающееся общественное мнение (между теми, кто за и теми, кто против). Так, упомянутый Орегонский акт был принят в 
1994 г., а обрёл силу в 1997 г. из-за протеста, принесённого несколькими врачами и терминальными больными, считающими, что данный акт дискредитирует терминальных больных.

В Российской Федерации  эвтаназия, в какой бы форме она  не осуществлялась, запрещена законом. В ст. 45 Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан говорится  о том, что медицинскому персоналу  запрещается осуществление эвтаназии  – удовлетворение просьбы больного об ускорении его смерти какими-либо действиями или средствами, в том  числе прекращением искусственных  мер по поддержанию жизни. Названная  статья предусматривает, что лицо, которое  сознательно побуждает больного к эвтаназии и (или) осуществляет эвтаназию, «несёт уголовную ответственность  в соответствии с законодательством  Российской 
Федерации».

«Лица, окончившие высшие медицинские образовательные учреждения 
РФ, при получении диплома врача дают клятву, текст которой закреплён в ст. 60 Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан. Будущие врачи торжественно клянутся «проявлять высочайшее уважение к жизни человека, никогда не прибегать к осуществлению эвтаназии». Факт дачи клятвы врача удостоверяется его личной подписью в дипломе. В той же статье Основ говорится об ответственности врачей за нарушение данной ими клятвы».[23]

В науке уголовного права России и зарубежных государств проблема эвтаназии нередко рассматривается  с уже упомянутой позиции более  широкого понятия – согласия потерпевшего на причинение вреда. 
Российское уголовное право исходит из того, что такое согласие, по общему правилу, не должно рассматриваться в качестве обстоятельства, исключающего преступность деяния. Поэтому позиция действующего уголовного законодательства России относительно эвтаназии однозначна: это убийство – умышленное, неправомерное лишение жизни другого человека. Мотив сострадания, указанный в перечне привиллегирующих обстоятельств, предусмотренных в статье 61 УК Российской федерации, может быть учтён лишь при назначении наказания виновному лицу, но не при квалификации деяния. Убийство по мотиву сострадания квалифицируется по ч.1 ст. 105 УК РФ, т. е. как простое убийство.

Что касается склонения  к эвтаназии (и вообще к убийству), то наш 
УК не предусматривает ответственности за таковое деяние, в УК РФ предусматривается лишь состав доведения до самоубийства (ст. 110), предполагающего определённый способ совершения: применение угроз, жёсткое обращение или систематическое унижение человеческого достоинства потерпевшего. Под склонением больного к эвтаназии, на наш взгляд, следует понимать возбуждение в нём решимости уйти из жизни и обратиться с просьбой об эвтаназии к медицинскому работнику. Подобные действия нельзя рассматривать с позиции института соучастия или какого- либо другого уголовно-правового института. Даже если признать акт эвтаназии формой самоубийства при помощи врача, то и в этом случае нельзя наказать лицо, склонившего больного к эвтаназии.

* * *

«Статьи об эвтаназии  впервые в национальные УК были включены законодателями Азербайджана и Грузии. Согласно ст. 135 УК 
Азербайджанской Республики 1999 г., эвтаназия, т. е. удовлетворение просьбы больного об ускорении его смерти какими-либо средствами или действиями, либо прекращение искусственных мер по поддержанию жизни, наказывается в уголовном порядке. УК Грузии 1999 г. содержит состав 
«убийства по просьбе жертвы» (ст. 110), понимаемого как убийство по настоятельной просьбе потерпевшего и в соответствии с его подлинной волей, совершённое с целью освобождения умирающего от сильных физических болей».[24]