“Первым и главным
признаком того, что данный писатель
не есть величина случайная и временная,
— является чувство пути, — утверждал
Блок. Хронологически путь поэта от
произведений, вошедших в первый сборник,
до “Двенадцати” укладывается в двадцать
лет (1898—1918). Однако, опубликовав “Стихи о Прекрасной
Даме” в 1904 году, Блок уже через семь лет
фактически подводит итоги в трехтомном
“Собрании стихотворений”.Блок сделал
мышление книгами основой всего лирического
творчества. По такому пути пошли многие
значительные поэты XX века (Ахматова, Мандельштам,
Пастернак), превращавшие отдельные стихотворения
в “роман в стихах”, включавшие даже неопубликованные
книги в общий счет. Блоковское собрание
стихотворений состоит из трех книг, включающих
стихи 1898—1904, 1904—1908 и 1907—1916 годов. Книги
делятся на озаглавленные по разным принципам
части-главы.
Книга первая: “Ante lucem” (“Перед светом”),
“Стихи о Прекрасной Даме” (сюда входят
6 нумерованых, хронологически датированных
разделов, которые Блок тоже называл
главами), “Распутья”.первый раздел ожидание
Прекрасной Дамы и встреча с ней. Поэтому
разделу ранних стихов (в них отразился
“курортный роман” 1897 года, влюбленность
семнадцатилетнего Блока в женщину, которая
была много старше его; с воспоминаниями
о ней будет связан цикл “Через двенадцать
лет”, включенный уже в третью книгу) было
дано латинское заглавие “Ante lucem” (“Перед
светом”).Рассказу о реальной встрече
предшествует воспоминание о мистическом
видении: “В конце января и начале февраля
<…> явно является Она. Живая же оказывается
Душой Мира (как определилось впоследствии),
разлученной, плененной и тоскующей…”Она
в разных стихах первой книги обозначается
как Закатная Таинственная Дева; Голубая
царица земли; Дева, Заря, Купина; Величавая
Вечная Жена, Солнце и т. п. Символическая,
непостижимая Величавая Вечная Жена и
реальная девушка, будущая жена, оказываются
разными гранями, ипостасями Прекрасной
Дамы. Но, читая “Стихи о Прекрасной Даме”,
мы не узнаем ни имени возлюбленной поэта,
ни улиц Васильевского острова, ни витрины
фотографии, не говоря уже о такой бытовой
подробности, как покупка таксы. Высокая
поэзия, мистика отодвигает в сторону,
“уничтожает” быт. Переживания лирического
героя так высоки, мистичны, что преобразовывают
реальный мир по законам мира идеального.
Герой страдает, преклоняется, ждет, молится,
окруженный гармоническим пейзажем —
ярким днем или тихой ночью, на пустынных
улицах и площадях, в гулком мире, где он
слышит лишь собственный голос и предчувствует
неописуемый облик Ее. Биографы Блока,
опираясь на его дневники и письма, объясняют,
что в основе первой книги — развитие
отношений поэта с Л. Д. Менделеевой: встречи
в Петербурге и Шахматове, свидания, размолвки,
счастливый (казалось) финал. Вступление”
— первое стихотворение основного раздела
первой книги. Все основные его мотивы
имеют обобщенный, символический характер.
Символична крутая дорога лирического
героя и его неутомимость, сказочна рассыпающая
жемчуга Царевна. символичны детали, наверное,
самого известного стихотворения книги
“Вхожу я в темные храмы…” (25 октября
1902), написанного необычным еще для этой
эпохи трехдольником. Вместо терема здесь
появляются храмы. Они представлены общеизвестными
деталями: темные, с высокими колоннами,
красными лампадами и свечами. Где находятся
эти храмы, какому вероисповеданию они
принадлежат, когда их посещает лирический
герой? Поэтика “Стихов о Прекрасной Даме”
не предполагает таких вопросов. Перед
нами описание психологической ситуации
мистического ожидания, в котором каждая
подробность изымается из бытовых связей
и превращается в условный знак, символ.
Все, к чему прикасается лирический герой
“Стихов о Прекрасной Даме”, превращается
в тайный знак. Общесимволистское двоемирие
в стихах первого тома становится мироподобием:
Не отказываясь от прошлого, Блок, тем
не менее, ощущал необходимость выйти
из леса, покинуть идеальный мир любви
ради иного мира, в котором существуют
другие люди
- Книга вторая: “Пузыри земли”, “Ночная фиалка”, “Разные стихотворения”, “Город”, “Снежная маска” (состоящая из разделов “Снега” и “Маски”), “Фаина”, “Вольные мысли”.В примечаниях к “Стихам о Прекрасной Даме” (январь 1911) Блок заметил, что в этой книге “деревенское преобладает над городским; все внимание направлено на знаки, которые природа щедро давала слушавшим ее с верой”. Во втором томе знаки меняются: на смену светлой вере приходит ироническое или мрачное суеверие. В начинающей вторую книгу главе “Пузыри земли” появляются болотные чертенята и попик, твари весенние, больная русалка — вечность болот, пришедшая то ли из страшных фольклорных быличек, то ли из Шекспира (эпиграф к разделу взят из трагедии “Макбет”, в которой появляются ведьмы-искусительницы). В других стихотворениях деревенский пейзаж тоже становится иным. Он строится на конкретных, узнаваемых деталях, в которых проявляется новое чувство лирического героя — ожидание, тоска, предчувствие смерти. Центром второй книги, однако, стал раздел “Город” (1904—1908) и вообще городской хронотоп. Теперь блоковский город — не абстрактное пространство с таинственными изгибами, где должна явиться Она, а вполне узнаваемый Петербург, в котором зловещий Медный всадник (“Там, на скале, веселый царь / Взмахнул зловонное кадило…” — “Петр”, 22 февраля 1904) сосуществует с кабаками, каморками, углами, напоминающими об урбанистических пейзажах Достоевского и Некрасова. Белая ночь — привычная деталь, синекдоха парадного образа города пышного (“Медный всадник”).В стихотворении из второго тома пейзаж соотносится с состоянием лирического героя уже не по сходству, а по контрасту. Ясность, певучесть, таинство белых ночей не может победить мертвенного сумрака очей. Отражающая месяц Нева становится его бледной могилой. На смену тихому шуму приходят режущие слух и глаз диссонансы большого города: пьяные бредни, пение цыганки. Непримиримый конфликт, несовместимость героя и пейзажа приобретает в одной из последующих строф особенную наглядность: “Видишь, и мне наступила на горло, / Душит красавица ночь…” “Иную, по-новому загадочную, белую ночь дает нам, например, Александр Блок”, — заметил И. Ф. Анненский (“О современном лиризме”).Таким образом, во втором томе лирики Блока передний план, изображение этого мира становится более конкретным. Но исходная установка символизма —двоемирие, намек на мир иной — сохраняется, определяя единство поэтического развития.
Конфликт-контраст реального
и воображаемого миров определяет
композицию “Незнакомки” (24 апреля 1906),
возможно, самого знаменитого блоковского
стихотворения второго тома. Первая
его часть (шесть строф) строится
на сниженных, антипоэтических бытовых
деталях: женский визг и детский плач, пошлые
прогулки и шутки испытанных остряков,
пьяные крики в ресторане, сонные физиономии
скучающих лакеев. Даже весенний дух этого
петербургского пригорода назван тлетворным,
а тихий месяц (на дворе снова — белая
ночь?) оборачивается бессмысленной кривой
ухмылкой диска. Но среди этого безобразия
во второй части стихотворения (в ней тоже
шесть строф) возникает то ли реальная
женщина, то ли (что вероятнее) греза пьянеющего
и страдающего героя, очередное воплощение
Прекрасной Дамы. Незнакомка напоминает
светских аристократок пушкинской эпохи,
однако она одета по моде начала XX века:
шелковое платье, шляпа с перьями, унизанные
кольцами руки, скрывающая лицо вуаль.
Ее явление — знак иного мира, мечта о
высокой любви, абсолютном понимании и
служении. мечта, однако, все время грозит
обернуться обманом чувства, похмельной
иллюзией, навязчивым предложением падшей
кабацкой “этуали”. Последняя строфа,
кода, выводит на очную ставку грезу и
реальность. Но сокровище внутреннего
мира оказывается для героя важнее реальности:
он повторяет фразу ресторанных пьяниц,
потому что вино позволяет ему увидеть
“очарованную даль. Во втором томе, таким
образом, на смену однородной — светлой
и мистической — атмосфере тома первого
приходят демонические, дьявольские мотивы,
сомнения, душевное смятение. Мироподобие
сменяется конфликтом, несовместимостью,
контрастом земного и нездешнего миров.В
том же цикле “Город” через два текста
после “Незнакомки” помещено стихотворение
“Холодный день”. Написанное почти на
четыре года раньше (сентябрь 1906), оно,
легкими штрихами воссоздавая лирическую
ситуацию первого тома, окончательно “заземляет”
ее, погружает в грубую реальность. Выходом
из этого состояния тоскливой безнадежности
оказывается идея долга, прежде всего
— долга Художника. В стихотворении “Балаган”
(ноябрь 1906) лирический герой превращается
в бродячего актера, участника труппы
исполнителей итальянской народной комедии.
В цикле “Вольные мысли” (1907), обращаясь
к пушкинскому нерифмованному (белому)
стиху, Блок воссоздает пейзажи петербургских
окрестностей во множестве конкретных
деталей, уже без всякого намека на явление
Прекрасной Дамы, грезы об иных мирах.
Контраст миру пошлости и безвкусицы (“Что
сделали из берега морского / Гуляющие
модницы и франты? / Наставили столов, дымят,
жуют, / Пьют лимонад. Потом бредут по пляжу,
/ Угрюмо хохоча и заражая / Соленый воздух
сплетнями”) здесь тоже традиционно пушкинский
— страстная любовь, природа, искусство.
Эта поэтизация простых, посюсторонних,
“здешних” ценностей бытия — переходный
мостик к лирике третьего тома. Второй
том был книгой распутий. Третья книга
демонстрировала выход на новые пути.
3. Книга третья: “Страшный мир”, “Возмездие”,
“Ямбы”, “Итальянские стихи”, “Разные
стихотворения”, “Арфы и скрипки”, “Кармен”,
“Соловьиный сад”, “Родина”, “О чем
поет ветер”.Период, когда писались стихи
второго тома, Блок определял как венец
антитезы (“О современном состоянии русского
символизма”). Третья книга стала синтезом,
не отменяющим, а вбирающим, включающим
исходные противоположности. Ее главную
тему, доминанту, Блок, как мы помним, определял
как “рождение человека „общественного“,
художника, мужественно глядящего в лицо
миру”. В “Страшном мире” и “Возмездии”
мир земной предстает средоточием ужаса
и мрака, отпечатком тех дьявольских лиловых
миров, которые пришли на смену солнечному
миру Прекрасной Дамы.
В “Незнакомке” героиня еще может
восприниматься как посланница светлого
мира, хотя в прозаическом комментарии
Блок выявляет ее демоническую суть, “дьявольский
сплав”. В написанном несколькими днями
раньше стихотворении “В ресторане”
(19 апреля 1910), включенном, однако, в раздел
“Страшный мир” третьего тома, разрыв
между реальностью и мечтой уже совершенно
очевиден. Девушка не является, а приходит
со спутником в тот же ресторан, надменно
отвечает на поэтический жест (“Обратясь
к кавалеру, намеренно резко / Ты сказала:
„И этот влюблен“”) и преображается в
прекрасное видение лишь
в воображении лирического
героя. Однако, в отличие от
“Незнакомки”, стихотворение “В
ресторане” оканчивается утверждением
права не высокой мечты, а
низкой действительности: кабацкие
звуки заглушают сон, голос
иного мира. Мотив бессмысленности
и гибельности человеческой жизни и усилий
варьируется Блоком многократно, приобретая
то грандиозный, космический, то очень
простой, элементарный — и едва ли не более
страшный — характер. Вселенная Блока
— бездушный механизм, железный волчок,
“запущенный куда-то как попало”. О стихе
«ночь улица фонарь аптека»Простые детали
петербургского пейзажа (аптека, которую
мог иметь в виду Блок, находилась на Петроградской
стороне, на берегу Малой Невки) здесь
тоже становятся знаками мирового, вселенского
ужаса. Композиционное кольцо подчеркивает
идею этой дурной, бессмысленной повторяемости,
почти буддистской череды перевоплощений,
но без благодетельного отдыха-конца в
виде нирваны. Художник должен искать
выход из страшного мира, и он его находит.
Блок отбрасывает маску бродячего актера
и прямо, от первого лица, в форме заклинания
формулирует задачу художника:О, я хочу
безумно жить:» В безграничном пространстве
третьего тома гулко отдаются, легко узнаются
темы и образы не только Пушкина, но и Лермонтова,
Некрасова, Тютчева, Толстого (Блок признавался,
что стихотворение “На железной дороге”
возникло под влиянием одной сцены из
романа “Воскресение”).Для Блока они
становятся точками опоры, важными красками
новой картины русской и мировой жизни
рубежа веков, где уживаются отзвуки Куликовской
битвы как предчувствия грядущих катаклизмов
(“На поле Куликовом”, 1905), вечная красота
Италии (“Итальянские стихи”, 1909), воспоминания
о юношеской любви (“Через двенадцать
лет”, 1909—1910), трагедия новой мировой
войны (“Петроградское небо мутилось
дождем…”, 1 сентября 1914), безумная и безответная
любовь к актрисе, играющей цыганку Кармен
(“Кармен”, 1914), смерть другой актрисы
(“На смерть Комиссаржевской”, 1910), гибель
“ночного летуна”, несущего земле динамит
(“Авиатор”, 1910 — январь 1912), ненависть
к богатым и сытым (“Вновь богатый зол
и рад…”, 7 февраля 1914) — и пронзительное,
вопреки очевидности, чувство любви к
родной земле, выраженное простыми, “стертыми”
словами, ходячими истинами: На смену сложным
метафорическим построениям и загадкам
в третьем томе лирики Блока все чаще приходит
простота, прекрасная ясность (М. Кузмин).
Г. Иванов, тогда начинающий литератор,
сторонник акмеизма (в будущем — один
из первых поэтов эмиграции), прочитав
маленький сборник “Стихи о России” (1915),
полностью включенный в третий том, увидел
в Блоке-современнике самое главное: он
встает в ряд великих, классических поэтов;
основной тон его книги — “просветленная
грусть и мудрая, ясно-мужественная любовь
поэта к России”; простота, совершенство
его стихов — это преодоленная сложность,
учитывающая весь пройденный путь и объединяющая
людей самых разных художественных вкусов.