Автор работы: Пользователь скрыл имя, 27 Декабря 2011 в 20:11, творческая работа
Мне предстоит рассмотреть 2 сказочные школы, на примере представленных текстов: мифологической и салонной. Итак, я попытаюсь назвать особенности этих школ и найти их в сказках.
Основа сюжета. В салонной сказочной школе сюжет строится на вымысле, но имеет реально-историческую подоплеку; у героев таких сказок есть прототипы. Эта особенность прослеживается в «Синей бороде» Ш Перро:
Астраханский
государственный университет
Творческая работа на тему:
«Сопоставление
сюжетов сказок Ш. Перро «Синяя борода»
и братьев Гримм «Чудо-птица»
Выполнила:
студентка гр. РЛ-31
Малаева Р.
Проверила:
Николаева
С.Ю
Мне предстоит рассмотреть 2 сказочные школы, на примере представленных текстов: мифологической и салонной. Итак, я попытаюсь назвать особенности этих школ и найти их в сказках.
Существуют две традиционные версии происхождения персонажа Синей бороды, и обе они восходят к печально известным личностям из Бретани.
Согласно первой, прототипом легенды послужил Жиль де Рэ, живший в XV веке и казнённый по обвинению в убийстве нескольких своих жён и ритуальных убийствах от 80 до 200 мальчиков с целью вызова демонов. Стоит отметить, что данные обвинения, скорее всего, были сфальсифицированы. Возможно, барона оговорили по заказу короля Карла VII, бывшего другом де Рэ, а впоследствии - его врагом. В 1992 году французские ученые добились исторической справедливости — организовали новый «посмертный суд» в сенате Французской Республики. Тщательно изучив документы из архивов инквизиции, трибунал из нескольких парламентариев, политиков и историков-экспертов полностью оправдал маршала де Рэ.
Согласно второй версии, легенда связана с правителем Бретани Кономором Проклятым, чья жена Трифина обнаружила секретную комнату в его замке, где находились трупы всех трёх его бывших жён. Духи сообщили ей, что они были убиты во время беременности. Забеременев, Трифина сбегает, но Кономор ловит её и обезглавливает.
У братьев Гримм мы видим совсем другое. Сюжет этой сказки больше имеет мифологическую основу.
В начале истории два мира, мир реальности и мир воображения разделены между собой — не просто стеной, а огромным расстоянием и темным лесом, разделяющим земной мир человеческих "дочерей" и "заколдованный" мир волшебника. Итак, здесь присутствует архетипическая история, в которой заглавную роль играет садистическая фигура расчленителя, несущего, по-видимому, образ непреодолимого зла, не желающего ничего другого, кроме уничтожения всего человеческого.
И все же у волшебника есть некоторые черты, которые усложняют эту простую интерпретацию. Волшебник дает своим жертвам яйцо — символ жизненного потенциала, и просит сохранить его. Только третья дочь справляется с этим заданием,— отложив яйцо в сторону, она делает все возможное, чтобы избежать кровавой комнаты и собрать заново расчлененных сестер. Яйцо является важным символом в этой истории, часто встречающимся в других сказках и мифах. Обычно он представляет жизненный принцип во всей целостности — недифференцированную всеобщность, обладающую потенциалом к творческому бытию, воскрешению (Пасха) и несущую надежду — надежду на жизнь в этом мире. В сказке о Чудо-Птице злой волшебник дает своим заколдованным женам ключ к их собственному спасению. Он поручает заботливо хранить яйцо до его появления и говорит им, что они должны все время носить это яйцо с собой, так как может случиться большое несчастье, если они потеряют его. Таким образом, волшебник не является абсолютно злым, он, видимо, хочет, чтобы кто-то избежал его натуры убийцы. В плане его собственной трансформации - в "испытании", уготовленном волшебником, скрыта тайная надежда на то, что однажды он найдет кого-то, кто будет достаточно сильным для того, чтобы освободить его от присущей ему ужасной власти и обратить в человека! Это напоминает то, что в мифологии все волшебники и ведьмы живут развоплощенной "демонической" жизнью, они всегда изолированы от общества, всегда вне времени и пространства в волшебном мире, застрявшие в "зачарованности". Соответственно, они постоянно пытаются захватить людей, принадлежащих реальному миру,— обычно детей или прекрасных (беззащитных) дев. Именно неуязвимость волшебников бесконечно поддерживает их развоплощенность. Они пытаются "воплотиться" — войти в пространственно-временной мир, принять его ограничения. Они не могут воплотиться иначе, как через обладание кем-то реальным, поэтому волшебник похищает человеческих дочерей, отчаянно ища воплощения. Но, согласно своей природе, он продолжает расчленять их, снова и снова, пока, наконец, он не встречает ту, которая превзошла его в ловкости и хитрости. Ее способность обрести власть над волшебником связана с тем, что она отвела некоторую часть его агрессивной энергии (кровавая комната), оставшись при этом не разрушенной этой энергией. И он помогает осуществить это, вручая ей яйцо.
Его
"чудесный"
дом в лесной чаще
является фантастическим
местом, представляющим
отщепленную позитивную
сторону героя— все
еще невоплощенного,
но предоставляющего
самоублажающее прибежище
для заколдованного,
привязанного к реальности,
представленного в этой
истории образами мужчины
и трех его дочерей. Проблема состоит
в том, что это "прибежище" имеет потайную
комнату, внутри которой находится все
зло, характерное для темной стороны волшебника
в его, не поддающихся изменению формах.
Эти две стороны архаичности
образа должны соединиться
в "страдании" дочерей, героинь
сказки, и это происходит — две из них
разрубаются на куски. И все же третьей
дочери каким-то образом удалось использовать
позитивную сторону энергий волшебника
— любящая составляющая целостности
заключается в его подарке, яйце. Это позволило
ей перенести контакт с темной стороной
героя, заключенной в его дьявольской
комнате, и не пасть жертвой его зла.
Третья жена оказывается
в роли всемогущего
младенца — она является
тем, кто должен вынести
его испытания. Она делает это, найдя
себе защитника в лице самого волшебника
т. е. она использует его яйцо и его совет
позаботиться о нем. Она откладывает его
в сторону, т. е. она сохраняет свою целостность
и свою сущность от наказания. В
сказке возможный брак
между волшебником и
третьей дочерью представляет
окончательно установившиеся
отношения между архетипическим
миром и человеком. Однако в данном случае
эти отношения не могут быть вполне реализованы
после того, как третья сестра вышла победительницей
из ужасной комнаты. Это лишь начало трансформации
системы самосохранения. Волшебнику требуется
более глубокая трансформация, а третья
дочь все еще находится в плену в его "чудесном"
доме вместе со своими тайно воскрешенными
сестрами, т. е. она все еще является пленницей
его колдовства. Она должна найти путь
из этого волшебного "великолепия"
и возвратиться к человеческой реальности.
Третья жена, теперь достаточно сильна
для того, чтобы взять верх над волшебником,
в состоянии прибегнуть к ряду уловок
и маскировке для того, чтобы связать демонический
заколдованный мир своего дьявольского
супруга со своим миром реальности. Она
посылает своих сочлененных сестер обратно
в родительский дом на спине волшебника,
который расчленил их в той же корзине,
в которую эти дочери запрыгивали в начале,
когда волшебник "прикасался к ним".
Страдания волшебника,
несущего тяжелую корзину,
во время этого путешествия
являются юмористическим
перевертышем страданий
сестер, причиной которых
он явился, и представляют
собой постепенное
жертвование своими
волшебными силами. Теперь ему
приходится потеть и напрягать свои силы,
колени подгибаются под
тяжестью его, так сказать, "креста",
с которым он идет к
своей окончательной
участи, к жертвенному
огню! И все это под аккомпанемент тревожащего
и подгоняющего его "голоса" невесты,
обретшей над ним власть, отплатившей
жестокостью за жестокость, подлостью
за подлость. Подразумевается, что сестры,
спрятанные в корзине с золотом, пришлют
помощь третьей сестре, все еще находящейся
в заколдованном дворце волшебника.
Поэтому две сестры
становятся связующей
нитью между миром логова
волшебника и миром
реальности. Одна из наиболее интригующих
уловок, разыгранных над волшебником третьей
дочерью,— ее трансформация
в птицу, Птицу Фица, для того, чтобы
сбежать из заколдованного дворца. Сначала
она выставляет в окне раскрашенный
череп, как бы представляя себя в качестве
приманки для волшебника и гостей. То,
что все они ошибочно
принимают "мертвую
голову" невесты за
саму невесту, в этой
сказке означает, что
быть невестой этого
волшебника означает
быть мертвой. Так как волшебник и его
гости представляют смерть, то они узнают
здесь кого-то, принадлежащего, так сказать,
к их кругу, они думают, что невеста находится
в доме, в то время как она пустилась в
бега, прикинувшись птицей. Покрытая медом
и перьями, истинная невеста остается
"неузнанной", в ней видят только
Птицу Фица — птицу, которая беседует
с гостями и волшебником на дороге, связывающей
мир колдовства и мир реальности. Важно
понимать, что здесь третья
дочь не превращается
в птицу, но притворяется
птицей, притом чудесной,
говорящей птицей. В
своем птичьем наряде
она и не птица, и не
человек, а одновременно
и то и другое. Воплощая символическую
функцию переходной реальности, она включена
как в фантазию, так и в реальность. Когда
она встречает волшебника и его гостей
на дороге, у них даже не возникает вопроса,
птица она или человек. Они воспринимают
ее переходную форму как само собой разумеющееся.
А почему, собственно, в виде птицы? Первое,
что приходит на ум, это то, что птица естественным
образом происходит из яйца. Если яйцо
представляет собой потенциальную жизнь
в ее первоначальной, первобытной целостности,
то птица, очевидно, представляет собой
дифференциацию этой исходной целостности
и ее развитие на высшем уровне как личностного
духа. Мифические птицы изображают небесную
духовную сферу и ее силы, противостоящие
хтоническому змею. В других мифах птицы
являются посланцами богов, они всегда
связаны со светлой, позитивной стороной.
Ребенка-Христа часто изображают держащим
птицу и, согласно Виргилию, греки назвали
вход в подземный мир "Аорносом"(землей,
где нет птиц). Представление о птицах
как о существах переходной области, курсирующих
в пространстве между человеческим и божественным
мирами, объясняет, почему шаманы для своих
медиумистических ритуалов часто надевали
перья и облачения, изображающие птиц.
В египетской мифологии душа — Kα представлялась
в виде птицы с человеческой головой; изображали,
как она покидает тело умершего человека,
вылетая через рот; а в Подземном Царстве
души умерших носят одежды из птичьих
перьев.
Итак, героиня сказки, третья дочь, совершает побег, приняв обличье магического символа — одновременно реального и воображаемого, человеческого и божественного. Находясь в этой символической, пробуждающей воспоминания форме, она связывает два мира, которые в начале сказки были разделены: земной мир людей, с одной стороны, и магический первобытный мир в его негативной, "заколдованной" форме —с другой. Образованию этой связи соответствует финальное жертвенное предание огню энергий темной стороны. Огонь — "фактор трансмутации", согласно Гераклиту, из него произошли все вещи и в него все возвратится.
Сказка о Синей Бороде носит бытовой характер: подробно изображаются замок злодея и его богатства:
«Вот они сразу же и начали
осматривать комнаты, комнатки, гардеробные,
превосходившие одна другую
Сказка о Чудо-птице, на мой взгляд больше пропитана мистикой. Эта история относится к типичным "сказкам об убийце и деве", в которых злой волшебник, дьявольский пришелец или чудовищный дракон соблазняет или похищает невинных дев, убивая или съедая их до тех пор, пока не раскрывается источник его силы, что приводит к его уничтожению или трансформации.
В «Синей бороде»:
«Но, к несчастью, у этого человека была синяя борода, и она придавала ему такой уродливый и страшный вид, что не было ни женщины, ни девушки, которая не убегала бы, завидев его».
В «Чудо-птице»:
«Вот подошел он раз к дому одного человека, у которого было три красивых дочери; а был, у колдуна, вид бедного, дряхлого старца, и висела у него за плечами сума, будто для сбора подаяний»
У Ш. Перро герои высокого социального статуса
«Жил когда-то человек, у которого были прекрасные дома и в городе и в деревне, золотая и серебряная посуда, кресла, украшенные шитьем, и золоченые кареты».
«У одной из его соседок, дамы знатной, были две дочери, дивной красоты».
У братьев Гримм:
«И подала ему вторая сестра кусок хлеба», что говорит о том, что ничего большего она дать не могла.
И также образ нищего, в которого превращается колдун.
Например: «Анна поднялась на башню, а бедняжка в тоске время от времени окликала ее: “Анна, сестрица Анна, ничего не видать?”»
«Жил-был однажды на свете колдун; обернулся он нищим и стал ходить по домам в милостыню просись и хватал красивых девушек»
«Когда
все было уже приготовлено,
окунулась она в
бочку с медом, распорола
перину, выкаталась
в перьях и стала теперь
похожа на белую чудо-птицу,
и никто не смог бы ее
теперь узнать».