Отражение основных принципов постмодернистской эстетики в романе "Имя розы"

Вывод автора состоит в следующем: "существуют навязчивые идеи; у них нет владельца; книги говорят между собой и настоящее судебное расследование должно показать, что виновные - мы".

5. Интертекстуальность

В литературе постмодернизма писатель цитирует или обращается к уже известным сюжетам, образам, приёмам, но теперь с тем, чтобы пародировать или переоценивать их. По мнению Р. Барта, интертекстуальность "не может быть сведена к проблеме источников и влияний; она представляет собой общее поле анонимных формул, происхождение которых редко можно обнаружить, бессознательных или автоматических цитаций, даваемых без кавычек".

Иными словами, автору только кажется, что творит он сам, на самом же деле это сама культура творит посредством него, используя как свое орудие. Интертекстуальность, по словам У. Эко, присутствует в любом тексте, его эхо будет услышано в процессе работы над произведением, так как "материал проявит свои природные свойства, но одновременно напомнит и о сформировавшей его культуре".

В самом названии уже скрыто множество цитат и аллюзий; "роза как символическая фигура до того насыщена смыслами, что смысла у нее почти нет: роза мистическая, и роза нежная жила не дольше розы, война Алой и Белой розы, роза есть роза есть роза есть роза, розенкрейцеры, роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет, rosa fresca aulentissima.

Название, как и задумано, дезориентирует читателя", - пишет У. Эко. Цитатой является и, как ранее упоминалось, "история рукописи", которой автор предваряет роман, а образы главных героев -- пародийно переосмысленные персонажи Конан-Дойля. Первая же фраза "В начале было Слово, и Слово было у Бога, и слово было Бог" отсылает читателя к Евангелию от Иоанна.

У. Эко -- медиевист, и в романе множество цитат и аллюзий на средневековых (и более поздних) авторов: это Оккам, Фома Аквинский, Роджер Бэкон др., зачастую упоминающиеся в романе если не как действующие лица, то как знакомые и друзья действующих лиц. В средневековых хрониках У. Эко открыл "эхо интертекстуальности", ибо "Во всех книгах говорится о других книгах,…всякая история пересказывает историю уже рассказанную".

Образ Хорхе в романе, по словам самого автора, соотносится с Хорхе Луи Борхесом: "Все меня спрашивают, почему мой Хорхе и по виду и по имени вылитый Борхес и почему Борхес у меня такой плохой. А я сам не знаю. Мне нужен был слепец для охраны библиотеки. Я считал это выигрышной романной ситуацией. Но библиотека плюс слепец, как ни крути, равняется Борхес". Исследователь А. Вдовин находит в "Имени розы" и множество других отсылок к Борхесу: "...ироничное "разумеется, рукопись", и дальнейшее, достаточно призрачное ее обоснование наводит на мысль о вымышленных текстах Борхеса ("Пьер Менар", "Три версии предательства Иуды", "Анализ творчества Герберта Куэйна"), а ссылка мимоходом на алхимика и философа Парацельса порождает целую цепь ассоциаций -- новелла "Роза Парацельса", огонь, возрождение из пепла, собственно имя розы"[2]. Или: "Примечательно одно из немногих упоминаний Авэрроэса на страницах "Имени розы".

Прочитав записку Веннанция, в которой тот цитирует выхваченные им из текста "Поэтики" фразы, Адсон спрашивает: "Чтобы узнать, что сказано в книге, вам нужно читать другие книги?", и слышит от Вильгельма: "Разве, читая Альберта, ты не можешь представить себе, что говорилось у Фомы, а читая Фому -- о чем писал Авэрроэс?". В "Вавилонской библиотеке", кстати, Борхес предлагает тот же метод: "Чтобы обнаружить книгу А, следует обратиться к книге В, которая укажет место А; чтобы разыскать книгу В, следует предварительно справится в книге С, и так до бесконечности".

Уже само построение этих перекрестных ссылок, взаимопроникающих аллюзий напоминает неповторимый стиль Борхеса (исследователи сознаются, что сопроводить его тексты достаточно полным комментарием практически невозможно)."[2] и т. д.

6. Мир как текст

Теория постмодернизма была создана на основе концепции современного философа Жака Деррида. Согласно Деррида, "мир - это текст", "текст - единственно возможная модель реальности".

По убеждению теоретиков постмодернизма, язык, вне зависимости от сферы своего применения, функционирует по своим законам, то есть мир постигается человеком лишь в виде той или иной истории, рассказа о нем. Или, иными словам, в виде "литературного" дискурса.

Роман, утверждает Эко, -- это мир, сотворённый автором и эта космологическая структура живёт по определенным законам и требует от автора их соблюдения: "Персонажи должны подчинятся законам мира, в котором они живут. То есть писатель - пленник собственных предпосылок". И: "В прозе ограничения диктуются сотворенным нами миром. Это никакого отношения не имеет к реализму (хотя объясняет, в числе прочего, и реализм). Пусть мы имеем дело с миром совершенно ирреальным, в котором ослы летают, а принцессы оживают от поцелуя. Но при всей произвольности и нереалистичности этого мира должны соблюдаться законы, установленные в самом его начале. То есть нужно четко представлять себе, тот ли это мир, где принцесса оживает только от поцелуя принца, или тот, где она оживает и от поцелуя колдуньи? Тот мир, где поцелуи принцесс превращают обратно в принцев только жаб? Или тот, где это действие распространено, положим, на дикобразов? В созданном мною мире особую роль играла История."

Ю. Лотман пишет: "Роман Умберто Эко начинается цитатой из Евангелия от Иоанна: "В начале было Слово" - и кончается латинской цитатой, меланхолически сообщающей, что роза увяла, а слово "роза", имя "роза" пребыло. Подлинным героем романа является Слово. По-разному ему служат Вильгельм и Хорхе. Люди создают слова, но слова управляют людьми. И наука, которая изучает место слова в культуре, отношение слова и человека, называется семиотика. "Имя розы" - роман о слове и человеке - это семиотический роман"[5].

7. Многоуровневая организация  повествования

Многоуровневое повествование постмодернистов - это такой текст, которому подходит "вертикальный и горизонтальный тип чтения" (термин Р. Барта). Согласно Барту, горизонтальный способ чтения "учитывает лишь протяженность текста и не обращает внимание на функционирование самого языка… При втором способе чтения я не пропускаю ничего: такое чтение побуждает смаковать каждое слово…, в любой точке текста оно подмечает асиндетон, рассекающий отнюдь не интригу, а само пространство языков: при таком чтении мы пленяемся уже не объемом (в логическом смысле слова) текста, расслаивающегося на множество истин, а слоистостью самого акта означивания (significance)…"

Иными словами, многоуровневая организация повествования -- это взаимодействие повествовательных планов между собой.

Так, например, детективный план "Имени розы", расследование убийства и поиски таинственной книги соответствует горизонтальному способу чтения, а прослеживание взаимоотношений культурных цитат и образования текста - вертикальному. Роман "Имя розы" - это многоплановая структура, своеобразный лабиринт, в котором взаимосвязаны и детектив, и исторический роман, и литератуная игра с символами и цитатами.

Ю. Лотман называет Вильгельма Баскервильского семиотиком ХІV века: "Вильгельм не сыщик, безошибочно сопоставляющий улики, - он семиотик, знающий, что один и тот же текст может шифроваться многими кодами, а один и тот же код может порождать разные тексты, он пробирается по лабиринту, ищет путь методом проб и ошибок."[5] Главное отличие Вильгельма от Шерлока Холмса в том, что Вильгельму свойственно ошибаться, он не знает решения "задачи" с самого начала, как это характерно для детективов. Вильгельм поначалу пытается выявить закономерности между преступлениями, используя в качестве кода Апокалипсис. Это объяснение было ложным, но и оно не лишено обоснования: Хорхе, узнавший, что Вильгельм основывается в расследовании на Апокалипсисе, подстраивает последнее убийство в той же системе. Ю. Лотман утверждает: "С семиотической точки зрения, "неправильный" текст - тоже текст, и коль скоро он стал фактом, он включается в игру и оказывает влияние на ее дальнейший ход. Наблюдатель влияет на опыт, сыщик воздействует на преступление... Не слишком ли наш автор модернизирует ситуацию, пользуясь историческими масками для собственных рассуждений? ... Мышление этого времени насквозь пронизано символами. Мир представляется огромной книгой, смысл которой раскрывается через систему божественных символов. Но и каждый поступок человека воспринимается в двух планах - практическом и символическом"[5].

"Так или иначе, я  шел к этой работе сквозь  леса символов, населенные единорогами  и грифонами. Я соотносил зубчатую  и квадратную архитектуру соборов  с хитроумными смыслами, запрятанными  в четырехсложных формулах "Сумм", - пишет У. Эко.

"Сумма" (от лат. "вершина") в средневековье - компендиум некоей  науки, например, "Сумма теологии" Фомы Аквинского. В них явления  рассматривались на четырех уровнях: буквальном, аллегорическом, моральном  и анагогическом.

8. Концепция смерти автора

В теорию постмодернизма Р. Барт вводит и термин "смерть автора". Он означает, что каждый читатель может возвыситься до уровня автора, получить законное право безоглядно досочинять и приписывать тексту любые смыслы, в том числе и отдаленно не предполагавшиеся его создателем. Об этом говорит и У. Эко в "Заметках...": "Ничто так не радует сочинителя, как новые прочтения, о которых он не думал и которые возникают у читателя. … Текст перед вами и порождает собственные смыслы. Желал я этого или нет, но возникла загадка. Противоречивая двойственность. И я не могу объяснить создавшееся противоречие. Ничего не могу объяснить, хоть и понимаю, что тут зарыт некий смысл (а может быть, несколько)".[8]

 

Заключение

Роман "Имя розы" сочетает в себе основные принципы, характерные для эстетики постмодернизма: обращаясь к такому жанру массовой литературы, как детектив в средневековых декорациях, автор вступает в литературную игру, в "игру" с читателем и обманом его ожиданий. Иронически переосмысливается детектив, в котором "сыщик терпит поражение", а разгадка истины заключается в природе смеха и в "смехе над истиной". Средневековье оказывается не просто декорациями; это не просто время действия, в котором живут герои, но и образ их мыслей, определенный набор законов и культурная среда, которую автор обеспечивает буквально пронизывающими текст цитатами и аллюзиями на средневековую литературу, хотя и не только на нее. Благодаря этому повествование идет на нескольких уровнях: и в сюжетном пространстве, и в пространстве литературного языка.

Как это характерно для постмодернизма, автор не делает конкретных выводов, как бы самоустраняясь и позволяя читателю самому интерпретировать произведение, так реализована концепция "смерти автора". Мир в этом романе -- это и аббатство, и библиотека-лабиринт, и книга в частности, все это неразрывно связано с текстом, а все книги, утверждает автор, связаны между собой.

Благодаря столь органическому сочетанию и взаимодействию принципов эстетики постмодернизма, роман "Имя розы", по мнению многих исследователей, можно назвать "библией постмодернизма".

 

Список источников и литературы

I. Источники

1. Эко У. Имя розы. - М: Книжная  палата, 1989.

II. Литература

1. Андреев, Л. Художественный  синтез и постмодернизм [Текст]//Вопросы  литературы. - 2001. - №1.

2. Вдовин, А. К портрету  слепого библиотекаря [Текст]//Урал. - 2000 - №5

3. Затонский, Д. Постмодернизм  в историческом интерьере [Текст]//Вопросы  литературы. - 1996. - №3

4. Костюкович, Е. Орбиты Эко [Электронный источник]/ Е. Костюкович, режим доступа: www.lingvotech.com/kostyukovich-98.

5. Лотман, Ю. Выход из лабиринта [Текст]/ Ю. Лотман // У. Эко. Имя розы. - М.: Книжная палата, 1989.

6. Руднев, В. П. Словарь культуры XX века [Электронный источ-

ник]/ В. П. Руднев, режим доступа: lib.ru/CULTURE/RUDNEW/slowar.txt

7. Травина, Е. Умберто Эко. Реальность -- фантазия, в которую  верят [Электронный источник]/ Е. Травина, режим доступа: www.idelo.ru/315/23.html

8. Эко У. Заметки на  полях "Имени розы" //Имя розы. - М: Книжная палата, 1989.