История любви Александра Грибоедова и Нины Чавчавадзе

История любви Александра Грибоедова и Нины Чавчавадзе

 

Лишь неделя счастья выпала на долю писателя и дипломата Александра Сергеевича Грибоедова и юной грузинской княжны Нины Чавчавадзе. 
В этой трагедии было столько "романтического"! И отвергнутый сиятельный обожатель, и упавшее кольцо, и солнце в знаке Скорпиона, и опознание по раненной на дуэли руке, и юная вдова в черном, и подземный ход!.. И даже, как положено, бриллиант - цена крови, огромный таинственный алмаз в 240 каратов, камень Великих Моголов, который в качестве извинения за убийство посланника отправил царю Николаю персидский шах. Но лучше, если бы все это стало сюжетом захватывающей книги, а не реальной историей двух любящих сердец...

В Тифлис Грибоедов приехал в угнетенном состоянии духа. И дело было даже не в том, что поездка в Персию страшила его. Он так и сказал Пушкину: "Вы не знаете этих людей: вы увидите, дело дойдет до ножей". И о степени своего героизма Александр Грибоедов уже не волновался. Это он в начале персидской войны, вдруг заподозрив в себе постыдную трусость, выскочил на холм, обстреливаемый особенно сильно, и простоял отмеренный им самим срок под свистом пуль и снарядов. Помнится, и на дуэли, когда Якубович прострелил ему руку, труса не праздновал. Просто ожидаемая опасность заставила оглянуться на пройденный путь с обычным в таких случаях вопросом: "Что сделано?" Да, "Горе от ума" и Туркманчайский договор отменно удались. Но теперь он послан в Персию, чтобы следить за выполнением договора, и многое там придется делать так, как делать бы не следовало. Для того ему и дали этот "павлиний" чин министра-посланника... 
Романтизм и сентиментализм всегда вызывали у Грибоедова ядовитейшую улыбку. Но история его любви, совпавшая с этим сложным периодом жизни, началась именно по законам сентиментализма...

ГДЕ ВЬЕТСЯ АЛАЗАНЬ... 
Нину Чавчавадзе, дочь своего друга, он знал с детства, учил игре на фортепиано. И вдруг увидел уже девушку - с прекрасными глазами и нежным лицом. Поговаривали, что есть уже у Нины и настойчивый обожатель, почти жених - Сергей Ермолов, сын грозного генерала Ермолова. Да, в одну минуту, как в сентиментальней их любовных романах, он, опытный дипломат, известный писатель, вдруг влюбился, как мальчишка. "В тот день, - писал Грибоедов, - я обедал у старинной моей приятельницы Ахвердовой, за столом сидел против Нины Чавчавадзевой... все на нее глядел, задумался, сердце забилось, не знаю, беспокойство ли другого рода, по службе, теперь необыкновенно важной, или что другое придало мне решительность необычайную, выходя из стола, я взял ее за руку и сказал ей по-французски: "Пойдемте со мной, мне нужно что-то сказать вам". Она меня послушалась, как и всегда, верно, думала, что я усажу ее за фортепиано... мы... взошли в комнату, щеки у меня разгорелись, дыханье занялось, я не помню, что я начал ей бормотать, и все живее и живее, она заплакала, засмеялась, я поцеловал ее, потом к матушке ее, к бабушке, к ее второй матери Прасковье Николаевне Ахвердовой, нас благословили..."

22 августа в Сионском соборе  в Тифлисе их венчали. Иерей  записал в церковной книге: "Полномочный  министр в Персии Его императорского  Величества статский советник  и Кавалер Александр Сергеевич  Грибоедов вступил в законный  брак с девицею Ниною, дочерью  генерал-майора князя Александра  Чавчавадзева..." Накануне у поэта были жестокие приступы малярии. Один из них случился во время самого венчания - выпавшее из дрожавшей руки кольцо всех смутило... 
Есть легенда, что сразу после свадьбы и нескольких дней торжеств молодые супруги уехали в Цинандали, имение Чавчавадзе в Кахетии. В известиях о Грибоедове есть десятидневный перерыв - с 26 августа, когда состоялся бал у военного губернатора Тифлиса генерала Сипягина, и до 6 сентября, которым помечено письмо к одному из друзей. Так что пребывание "там, где вьется Алазань", где воздух напоен ароматом цветов, аллеи тенисты и над высоким обрывом стоит полуобрушившаяся церковка (в ней, говорят, молодые отслужили благодарственный молебен), вполне возможно... Где, как не здесь - в доме, в котором более тридцати прохладных комнат, а с широкой веранды в ясный день видны лиловые горы и белые вершины Кавказа - где же еще было пролететь "медовой неделе"... 
Молодая чета отправилась в Персию с большой свитой. В караване было сто десять лошадей и мулов, ночевали в шатрах на вершинах гор, где царил зимний холод. В Эчмиадзине состоялась пышная встреча. Армянские монахи вышли с крестами, иконами и хоругвями. Грибоедов заночевал в монастыре и начал письмо к своей петербургской приятельнице Варваре Семеновне Миклашевич, в котором хвастался прелестью, игривостью своей молодой жены. А она в этот момент заглядывала ему через плечо и вдруг сказала: "Как это все случилось? Где я и с кем! Будем век жить, не умрем никогда!" Это было само счастье, и письмо осталось неоконченным... 

"ЖЕСТОКОЕ СЕРДЦЕ" 
После Эчмиадзина ждала Грибоедовых освобожденная русскими Эривань. Встречали пятьсот всадников, ханы, армянское и православное духовенство, полковая музыка. Восемь дней пролетели как один. Приехал тесть Александр Чавчавадзе, теперь начальник Эриванской области. Отец и мать Нины проводили Грибоедовых и в семи верстах от города простились с любимым зятем навсегда... 
Не желая подвергать Нину опасности в Тегеране, Грибоедов на время оставил жену в Тавризе - своей резиденции полномочного представителя Российской империи в Персии, и поехал в столицу на представление шаху один. 
Въезд в столицу пришелся на воскресенье 5-го дня месяца реджеб, когда солнце стоит в созвездии Скорпиона. В глазах персов это было дурным знамением и сразу вызвало неприязнь населения. Обстановка же и без того была угрожающей. Оберегая интересы России, министр-посланник, однако, настаивал, чтобы не давили на Персию так сильно с уплатой контрибуций. Но в Петербурге были другого мнения и требовали, чтобы Грибоедов держался как можно тверже. Он так и делал, не угождал, не льстил и, что для персов было особенно обидно, не давал и не брал взяток. За это его прозвали "сахтир" - "жестокое сердце".

ТЕГЕРАНСКАЯ ТРАГЕДИЯ 
Тоскуя по молодой жене, Грибоедов купил красивую чернильницу, отделанную фарфором, и отдал граверу с текстом на французском: "Пиши мне чаще, мой ангел Ниноби. Весь твой. А.Г. 15 января 1829 года. Тегеран". Потом было письмо к Макдональду, коллеге, представителю Англии в Иране, и его супруге, с которыми в Тавризе общалась Нина. Александр очень беспокоился о жене и терзался тем, что вынужден оставлять ее одну в нездоровье - Нина очень тяжело переносила беременность. "Через восемь дней я рассчитываю покинуть столицу", - писал Грибоедов, имея в виду отъезд из Тегерана в Тавриз. Но этому не суждено было случиться... 30 января Грибоедова, а с ним еще более пятидесяти человек, растерзала толпа религиозных фанатиков, подстрекаемая теми, кого бесила настойчивость русского посла в вопросе возвращения пленных, подданных России, на родину. Попытка иранских друзей вывести российского посланника и тех, кто был с ним, через подземный ход не удалась. Александр Сергеевич Грибоедов пал на поле брани с обнаженной саблей в руке. Бесчинствующая толпа таскала его изуродованный труп по улицам несколько дней, а потом бросила в общую яму, где уже лежали тела его товарищей.

  

СТРАШНОЕ ИЗВЕСТИЕ 
Позже, когда русское правительство потребовало вернуть тело Грибоедова в Россию, его опознали лишь по руке, простреленной пулей Якубовича... 
А Нина тем временем оставалась в Тавризе. Окружающие, боясь за нее, скрывали страшную весть. Говорили, что она должна ехать в Тифлис, дескать, Александр Сергеевич занемог, уехал туда и велел следом отправляться и ей. Нина отвечала: "Пока не получу письмо от мужа, никуда не тронусь". И лишь 13 февраля по настоятельной просьбе матери она покинула Тавриз. В Тифлисе Нина узнала, что муж мертв, и у нее случились преждевременные роды. Об этом в ее письме Макдональдам в Тавриз: "...Спустя несколько дней после моего приезда, когда я едва отдохнула от перенесенной усталости, но все более и более тревожилась в невыразимом, мучительном беспокойстве зловещими предчувствиями, сочли нужным сорвать завесу, скрывающую от меня ужасную правду. Свыше моих сил выразить Вам, что я тогда испытала... Переворот, происшедший в моем существе, был причиной преждевременного разрешения от бремени... Мое бедное дитя прожило только час и уже соединилось со своим несчастным отцом в том мире, где, я надеюсь, найдут место и его добродетели, и все его жестокие страдания. Все же успели окрестить ребенка и дали ему имя Александр, имя его бедного отца..."

На семнадцатом году жизни надела Нина Грибоедова черное платье и не снимала его 28 лет, до самой могилы. Гостеприеимный дом Чавчавадзе -Грибоедовой в Тифлисе и Цинандали всегда был широко открыт для друзей и знакомых, но только, улыбающаяся, блистающая все больше с годами расцветающей, настоящей,южной красотой, Нина Александровна, Нино, никогда не снимала на этих вечерах черного, вдовьего платья.. Оно могло быть роскошным, выписанным из Парижа, гипюровым, бархатным, шелковым, щурщащим, пахнущим какими -то странными, теплыми, терпкими ароматами, только ей присущими, - говорили, вывезла из Тевриза! - но все равно, оно было - вдовьим и печальным: В таком молчаливом, некричащем, благоуханном трауре, она появлялась всюду. Грузинские женщины часто ходят в черном, так что ее вдовий наряд удивлял лишь в первые годы.

  
 
 

Ее сердце тепло и сердечно откликалось на чужие беды, огромные суммы из своего личного состояния она неустанно тратила на благотворительность, не чуралась развлечений и балов, с удовольствием посещала музыкальные вечера, часто сопровождала отца и сестру на приемах,но ее верность трагически погибшему мужу стала легендарной ещё при её жизни; имя Нины Чавчавадзе было окружено почётом и уважением тифлисцев. Неутомимые, не потерявшие надежд, юные поклонники, дружно называли ее "черною розой Тифлиса", седовласые знакомцы постарше- при встрече почтительно наклоняли головы, и считали за особую честь поцеловать руку или проводить до крыльца..

Нина Александровна Грибоедова, урожденная княжна Чавчавадзе, скончалась в июне 1857 года, в возрасте сорока девяти неполных лет, от холеры, бушующей в Тифлисе, где она в то время жила с сестрой. Ухаживая за больным родственником, Нина Александровна отказалась покинуть город, выходила больного, но безнадежно заболела сама.