Феномен массовой литературы в период кризиса 1880х - 1890х годов

      В образе главного героя «Драмы на охоте» Камышева, безусловно, проявляется типичные черты писателей, сочиняющих уголовные романы с их трафаретными сюжетными и стилистическими приемами. «Сюжет не новый…Любовь, убийство. Повесть моя написана по шаблону бывших судебных следователей, но…в ней вы найдете быль, правду», - признается Камышев, который не скрывает, что сознательно упрощал свой текст, ориентируясь на невзыскательного читателя: «Когда я писал, я брал в соображение уровень среднего читателя». Штамп оказывается стилистическим приемом: «Около моей чернильницы стоит фотографический портрет. Здесь белокурая головка представлена во всем суетном величии глубоко павшее, красивой женщины. Глаза утомленные, но гордые развратом, неподвижны. Здесь именно та змея, вред от укушения которой Урбенин не назвал бы преувеличением. Она дала буре поцелуй, и буря сломала цветок у самого корня. Много взято, но зато слишком дорого и заплачено, читатель простит ей ее грехи…» Автор, практически абстрагируясь от текста, дает комментарий: «Эта повесть не выделяется из ряда вон. В ней много длиннот, немало шероховатостей. ...Автор питает слабость к эффектам и сильным фразам….Видно, что он пишет в первый раз в жизни, рукой непривычной, невоспитанной…Но все-таки повесть его читается легко. Фабула есть, смысл тоже. Прочесть ее стоит»¹⁴ (Чехов, 1975:206).

      Камышев-писатель напоминает авторов уголовных романов (пародийный характер обнаруживается в редакторских оценках современных  уголовных романов, активно публиковавшихся  в журналах, иронических замечаний  по поводу «давно уже набивших оскомину Габорио и Шкляревского»), но Камышев – главный герой не входит в трафаретные рамки обычного преступника. Нарушив главное правило классического детектива, состоящее в том, что автор детективного романа не может оказаться убийцей, Чехов создает своеобразный «метадетектив»: редактор не только читает принесенный Камышевым детектив, но и разоблачает истинного убийцу. Камышев становится ярким примером автора-стилизатора, столь знакомого Чехову по современной ему массовой литературе.

      Лучшие  произведения этих жанров подтверждают, что у юмористики малой прессы была своя область. Тут свой читатель, своя доходчивость, оперативность, свои жанры и во многом своя поэтика. Именно образ читателя является организующей доминантой массовой литературы. В умении соответствовать «горизонту ожидания читателя» - залог успеха писателя.

     Под «читателем» понимается комплекс повествовательных  приемов, с помощью которого реальный автор вступает в диалог с реальным читателем. Первые профессиональные читатели Чехова попадали под особое эстетическое воздействие его произведений. Столетие спустя В. Я. Линков описал ощущение человека, столкнувшегося с чеховским текстом так: «Открывая Чехова после Толстого и Достоевского, читатель попадает в совершенно иной мир: вместо целостного и гармоничного – раздробленный и порой хаотичный; находит там вместо глубокой веры сомнение и скептицизм; вместо живых убеждений героев - мертвые догмы и иллюзии; вместо солидарности – раздробленность и одиночество»¹⁵.

   Отсутствие  важных для реалистической прозы  XIX века элементов, тем не менее, не влияет на силу воздействия произведений. Кажется, она только увеличивается. Причиной такого явления становится, вероятно, явление, отмеченное В. Изером¹⁶ и У. Эко¹⁷, - отсутствие знака/ значения/ шаблона/ клише/ привычной схемы и т.д. – там, где он должен быть, уже само по себе воздействует на читателя. Чехов в одном из писем говорил, что рассчитывает на воображение читателя, полагая, что «недостающие в рассказе субъективные элементы он подбавит сам»¹⁸. Они участвуют в создании принципиально нового языка для современной литературной традиции.

Новаторство в повествовании А.П. Чехова заключалось  в ином способе общения с читателем. Для Чехова было важно не  рассказать о значимом явлении, не описать его, а с помощью авторских манипуляций столкнуть читателя и текст, внушить ему некое ощущение. В подтверждение можно привести факты из переписки Чехова с его респондентами-литераторами.

     Например, в письме-рецензии А.П.Чехова А.В. Жиркевичу  читаем: «Описание природы должно быть, прежде всего, картинно, чтобы читатель, прочитав и закрыв глаза, сразу мог вообразить себе изображенный пейзаж….»¹⁹.

     Стимулирование  воображения – важный элемент  формирования «читателя» - становится для Чехова принципом литературной работы. Различные повествовательные  приемы создают единое впечатление, которое является значимым элементом нового коммуникативного пространства произведений Чехова. Это впечатление и есть «читатель». Такого рода коммуникативный аспект формируется уже и в русле массовой литературы 80-х годов.

   Верхозин А. И. в статье «Читатель в ранних произведениях А.П. Чехова» отмечает, что специфика массовой литературы, в русле которой начинался Чехов, в отношении к текстам как к товару, который должен быть продан сначала редакции, а затем читателю. Автор должен писать то, что требует, и так, как требует редакционная политика изданий, которая отражает чаяния читателей. С другой стороны, как указывал Ю.М.Лотман, читатель массовой литературы «не настроен на усложнение структуры своего сознания до уровня определенной информации – он хочет ее получить»²⁰ в знаковом виде на знаковом языке, а значит и причиной является и сама природа массовой литературы. Ориентация на реального читателя в раннем творчестве входит в узус чеховского повествования и формирует «читателя» как повествовательный комплекс.

   Жесткие рамки массовой литературы во многом  формировали поэтику А.П.Чехова: от простейшего способа говорить на языке предполагаемой аудитории  до изобретения специфических приемов  по захвату читательского внимания.

Как отметил А.П. Чудаков, для массовой литературы 80-х была характерна активная позиция рассказчика, которая выражалась в особых формах повествования: восклицании, вопросах, обращениях, самохарактеристики рассказчика и т.д.²¹.

     В ранних рассказах Чехова примеров такого повествования в избытке и в произведениях, где действует повествователь, и в произведениях, где действует рассказчик.

     Рассмотрим  некоторые из них. В ранней прозе  Чехова мы можем найти прямые обращения  автора-рассказчика к аудитории: «Знаете что, девицы и вдовы? Не выходите вы замуж за этих артистов!...(«Жены артистов»)²².

Эти обращения, включенные в речевую стихию рассказчика, призваны показать, что автор находится  на одном уровне с читателем, они  должны помочь установить с читателем  особые доверительные отношения, как например, в рассказе «Пропащее дело»: «Теперь лежу я на кровати, кусаю подушку и бью себя по затылку. За душу скребут кошки…Читатель, как поправить дело?»²³.

     Позиция повествователя исключает прямое обращение  к читателям, поэтому здесь те же эффекты проступают в завуалированном виде восклицаний и резюме. «Это перед свадьбой …а что будет после свадьбы, я полагаю, известно не одним только пророкам да сомнамбулам»²⁴ («Перед свадьбой»). Восклицания акцентируют внимание читателя на тексте так же, как и прямые обращения. Тем более в большинстве случаев повествователь в них либо обращает внимание читателя на необычное, на парадоксальный поворот сюжета или явления, либо ищет его сочувствия и понимания.

     Массовая  литература требует от автора актуальности, злободневности и сиюминутности. Именно поэтому произведения Чехова в этот период изобилуют аллюзиями на актуальные общественные события (в том числе литературные и театральные), в них упоминаются имена известных деятелей культуры: Мальтус, Цитович, Таннер, Сара Бернар, Виктор Гюго, Жюль Верн; названия журналов и произведений: «Новое время», «Стрекоза», «Братья Карамазовы». Все эти названия на слуху и именно поэтому «цепляют» внимание читателя²⁵. Чехов, без сомнения, учитывал этот важный фактор. В одном из писем Лейкину он, например, просит редактировать его произведения сообразно этому принципу: «Про Мясницкого не вычеркивайте. Его пьеса в Москве составляет вопрос дня. Про любителей тоже – они составляют половину Москвы и все прочтут»²⁶. Но принцип узнавания, присущий малой литературе, у А.П. Чехова получает новое наполнение.

     Таким образом, становление чеховской  поэтики, история вхождения А.П.Чехова в мир литературы, значение его  литературных спутников для формирования писательского мастерства еще раз  убеждают, что для создания объективной картины литературного процесса той или иной эпохи необходимо внимание к литературному фону.