Аристократы-евангелисты в романах Толстого

Среди многочисленной петербургской аристократии, зараженной скептицизмом и неверием вследствие бессодержательности светской жизни и духовной неудовлетворенности  православием, были личности, которые  не могли заглушить в себе глубокого  религиозного чувства и искренне искали удовлетворения запросов духа.

Те годы можно было назвать "годами пессимизма". Русский образованный класс, так  называемая интеллигенция, усвоила  пессимизм из теории материализма и  из философии пессимизма Шопенгауэра  и Гартмана. Эти теории были очень  популярны в то время. Очень глубокий пессимизм преобладал и в политической жизни, потому что все было под  давлением и угнетением со стороны  автократии, и потому надежды на политическую свободу были невозможны.

Но особый пессимизм превалировал в области  религии. Православная Церковь, претендующая быть Церковью Христа, на деле была полна пессимизма и это было ее краеугольным камнем. Эта церковь учила народ, что Царь - далеко, а Бог - высоко, и что Он грозный Судия и, что никто не может непосредственно приблизиться к Богу. Поэтому на пути к Богу стоят ряды священников и Святых. Церковь учила, что человек оправдывается, спасается только благодаря своим заслугам. И в тоже самое время Церковь говорила, что никто, живя на Земле не может знать о своем спасении. Оправдание по вере, спасение через смерть Христа на Кресте, освящение, очищение от греха через кровь Иисуса Христа, духовное возрождение, прощение грехов непосредственно Богом, служение Святого Духа в сердцах людей - все это было абсолютно неизвестно и опущено. Евангелие читалось на старославянском языке, недостаточно понятном простому народу. Немногочисленные проповеди были скорее поучениями, и благовестие спасения во Христе не по делам праведности, а по вере не приносилось. Торжественные праздники, прекрасное песнопение и радость воскресения на Пасху несомненно действуют возвышающе и приводят в умиление душу богобоязненную. Исповедь и причастие освобождают совесть искреннего православного, но всё это редко приводит к решительному разрыву со грехом и радостной уверенности спасения.

Евангельское  пробуждение в Петербурге интересно  тем, что происходило под влиянием двух важных социально-исторических факторов. Первый – это религиозный кризис, важнейшей составляющей которого был  кризис государственного православия. Второй – процесс становления  российского гражданского общества. С внешней стороны положение  православной Церкви, пребывающей под покровительством государства, было в тот период вполне благополучным. Однако, этому внешнему благополучию сопутствовало глубокое внутреннее неблагополучие, суть которого заключалась в крайнем ослаблении начал истинной христианской духовности. Многие из тех, кто жаждал духовной пищи и религиозного утешения, не находили их в лоне православной Церкви и вынуждены были пребывать в духовной пустоте. Кризис православия имел, однако, не только отрицательные, но и положительные следствия. Если бы государственная Церковь не пребывала в кризисном положении и не оттолкнула бы от себя множество русских душ, ввергнув их в состояние духовного неблагополучия, то успех неправославного евангелизма, его быстрое и широкое распространение в России были бы  затруднительны. Евангелизм позволял уверовать в Иисуса Христа всем тем, кто этого желал, но по каким-то причинам не мог. Евангельскими христианами становились русские люди, которые не смогли придти к Христу через православие.

     В романах Л. Н. Толстого «Анна Каренина»  и «Воскресение» есть страницы, которые  имеют самое прямое отношение  к теме зарождения евангельского  движения в России, а именно –  в Петербурге. Это прежде всего характеристика великосветского кружка графини Лидии Ивановны. Толстой говорит о нем потому, что в него вхож один из главных героев романа – Алексей Александрович Каренин. Графиня Лидия Ивановна – его близкий друг. На протяжении романа она искренне стремится помочь Каренину, который из-за измены жены оказался в чрезвычайно сложном положении. Призывая опираться не на человека, а на Христа, она дала нравственную опору Алексею Александровичу.

Впрочем, большинству современных читателей  рассказ о кружке Лидии Ивановны мало что говорит. Да и сам романист упоминает о нем лишь вскользь: это всего лишь несколько разбросанных по страницам романа отдельных авторских  штрихов и мимолетных реплик. Писатель поначалу дает общую характеристику петербургского высшего света и  при этом выделяет внутри него три  основных круга, связанных между  собой.  Первый круг – это система деловых связей высших чиновников империи, государственных деятелей, министров, дипломатов.  В этой сфере людей соединяют только служебно-формальные, сугубо официальные отношения. Другой круг – это мир внеслужебного досуга и неформальных отношений. Здесь аристократы общаются посредством регулярно устраиваемых светских балов, придворных празднеств и званых обедов. И, наконец, третий круг – это тот самый «кружок», центром которого была графиня Лидия Ивановна и через который, - как пишет Толстой, -  Алексей Александрович Каренин сделал свою карьеру. По словам автора, «это был кружок старых, некрасивых, добродетельных и набожных женщин и умных, ученых, честолюбивых мужчин. Один из умных людей, принадлежащих к этому кружку, называл его «совестью петербургского общества». Алексей Александрович очень дорожил этим кружком».

То, чем  заняты графиня Лидия Ивановна и  ее «кружок», Толстой называет религиозно-патриотической, филантропической деятельностью. Она  широко известна всему Петербургу и  является весьма важной реалией духовной жизни столичного высшего света. Уже сам факт существования такого «кружка» опровергал распространенные представления о пустоте и  бездуховности великосветской жизни. В те годы, когда писался роман, упоминания о его деятельности не нуждались в специальных пояснениях, и Толстой поэтому их не дает.

С деятельностью  круга Лидии Ивановны связана  фигура некоего сэра Джона приехавшего  в Петербург из Англии. В романе нет никаких сведений, указывающих  на то, кто это такой. Итак, кто  же такой, этот сэр Джон и чем он мог быть интересен Анне, Лидии  Ивановне и другим представителям аристократического Петербурга? Под этим именем в романе Толстого выведен проповедник-евангелист, английский аристократ, барон, лорд Гренвил Аугустус Вильям Вальдигрев Редсток. С его именем связан целый ряд событий, которые происходили в 1870-е гг. в Петербурге. Светские наблюдатели характеризовали как «великосветский раскол» то, что было на самом деле евангельским  пробуждением в России.

Многих  поражала простота и убедительность его объяснений спасительной миссии Христа. Он говорил об оправдании человека верой в искупительную смерть Христа, о необходимости проповедования Евангелия во всех концах земли и  о важности каждодневно ожидания второго пришествия Спасителя. Буквально  веруя во все, что сказано в  Евангелии, он стремился передать это  верование своим слушателям прямыми  и простыми словами. И в его  верованиях не было ничего такого, что  противоречило бы общехристианским воззрениям. И в этом смысле его  позиция была неуязвимой. На встречах с ним среди присутствовавших часто раздавались возгласы: «Как просто!», «Как понятно!» Эта ясность подкупала и располагала.

В результате бесед-проповедей «лорда-апостола», которые  он проводил     на английском и французском языках, покаялись  и встали на путь евангелизма многие столичные аристократы. После его отъезда этот процесс продолжался. В результате евангельскими христианами стали известный богач, отставной гвардейский полковник В. А. Пашков, граф М. М. Корф, министр путей сообщения, граф А. П. Бобринский, княгиня В. Ф. Гагарина, княгиня Н. Ф. Ливен, вдова генерал-адъютанта Е. И. Черткова (урожденная графиня Чернышева-Кругликова), барон П. Н. Николаи и многие другие. 

    В романе «Воскресение» описывается  сцена евангельского богослужения в петербургском аристократическом  доме графини Катерины Ивановны, родной тети Нехлюдова по матери. Имя проповедника – некий Кизеветер – его прототипом был доктор Бедекер, немец по происхождению, издавна переселившийся в Англию, сподвижник  Редстока , выступавший со своими проповедями в Петербурге  и  в сибирских тюрьмах.

    Бедекер послужил прототипом не только для   Кизеветтера , но и для англичанина, фигурирующего в третьей части «Воскресения» в качестве спутника Нехлюдова при обходе камер сибирской тюрьмы.

Толстой описывает сцену богослужения не поверхностно как ранее, в «Анне  Карениной», рисует образы слушающих  проповедь аристократов и простолюдинов  правдиво, хотя и немного иронично. Проповедь Кизеветера произвела на собравшихся (уже не в первый раз) глубокое впечатление – в зале слышатся рыдания, плечи Катерины Ивановны вздрагивают (видимо также от рыданий), дочь Вольфа стоит на  коленях, закрыв лицо руками. Богатая аристократка Aline содержит приют «магдалин» и в ее доме также проповедует Кизеветер – душа ее возродилась к новой жизни и плодом веры стали дела милосердия, ибо «вера без дел мертва».

Действительно на собраниях в домах петербургской  знати присутствовали вместе люди разных сословий, истинно являя собой  образец Божьей любви, которая изливается на всех и богатых и бедных, не взирая на лица. Благодать и любовь Божья доносилось до слушающих простыми евангельскими словами.

Не принимая сущности христианства, искупления кровью Христа и спасения по вере, Толстой  показывает проповедника и всех слушающих  с изрядной долей насмешки. Эти  взгляды он передаёт и своему герою  Нехлюдову, который с отвращением  уходит с собрания даже не дослушав проповедь и посчитав её бессмыслицей. По этой причине и графиня Катерина Ивановна предстаёт перед читателем легкомысленной особой, которая с одинаковым пылом предаётся и христианскому учению и блистательной светской жизни, успешно совмещая в своей жизни служение Богу и миру сему.

Несмотря  на то, что сам Л.Н.Толстой холодно  относился к проповедям Редстока и Бедекера тем не менее, он не мог игнорировать это духовное пробуждение, т.к. даже его родственники были захвачены личностью и проповедью Редстока.

      В «Анне Карениной» идёт борьба между  душевным и телесным, Нехлюдов в  «Воскресении» поднимается на уровень, близкий к духовному, аристократы  Петербурга возродились от  Слова  Божьего – без веры во Христа распятого и воскресшего невозможно пробуждение ни одной души, ни народа в целом. Евангельское движение в Петербурге, зародившееся в конце 19 века, продолжается и по сей день. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Использованная  литература:

1. В. Бачинин «Лорд Г. Редсток и генеральша Е. И. Черткова. Истоки евангельского пробуждения в аристократическом Петербурге»

2. Ерофеев К, «Первые апостольские церкви в Петербурге»,                      №3-4(64) - 2008 Газета «Мирт»

3.С.П. Ливен «Духовное пробуждение в России. Воспоминания княжны С. П. Ливен» Чикаго, 1986.