Из русских дореволюционных историков наиболее полное описание Венского конгресса дали С.М. Соловьев и Н.К. Шильдер. В западно-европейской историографии 19 и нач. 20 вв. о Венском конгрессе писали многие историки либерально-буржуазного и консервативного направлений. А. Дебидур осветил деятельность Венский конгресс с позиций французского буржуазного либерализма. Дебидур отрицательно относился к бонапартистскому режиму и в то же время осуждал лишение Франции в результате постановлений Венского конгресса почти всех ее завоеваний. Консервативная и ярко выраженная нацноналистическая точка зрения выражена в трудах известного французского историка А. Сореля. Однако достоинством труда Сореля является то, что он дал картину Венского конгресса на широком фоне международных отношений. Реакционный немецкий историк Г. Трейчке охарактеризовал деятельность конгресса с позиций юнкерско-буржуазного прусско-германского национализма конца 19 в. и восхвалял прежде всего прусских государственных деятелей Г.Ф.К. Штейна, К.А. Гарденберга и др.

       Передел Европы после 1-й мировой войны дал новый толчок изучению Венский конгресс как крупнейшего из дипломатических конгрессов, предшествовавших Парижской мирной конференции 1919—1920 гг. В трудах Ч. Вебстера, У. Филипса и других авторов о Венском конгрессе, внешней политике Каслри и европейских союзах 1814—23 гг. был введен в научный оборот обширный и ценный материал из британских и др. архивов. В то же время в книгах о Венском конгрессе, появившихся после 1918 г., сказалось усиление консерватизма буржуазной историографии, восхваление реакционных деятелей Венского конгресса и договоров 1815 г.⁴

       Реакционные тенденции с еще большей определенностью проявились в буржуазной литературе, вышедшей в свет после 2-ой мировой войны, когда вопросы послевоенного мирного урегулирования вновь возродили интерес к истории Венского конгресса. Английский публицист Г. Николсон в своей книге о Венском конгрессе уделил много места разногласиям между победителями Наполеона по германским делам и антирусской направленности политики Англии, Австрии и Франции в 1814-15 гг. Он превозносил Священный союз и обходил молчанием агрессивные цели британской политики в отношении колоний. Ж. Пиренн (внук известного бельгийского ученого Анри Пиренна) в книге о Священном союзе подробно останавливается на Венском конгрессе и договорах 1814—15 с точки зрения их значения для установления политической гегемонии победителей Наполеона на суше и на море в нового политического равновесия между великими державами. В этой книге оставлены в тени центрально-европейские вопросы и антиреволюционные цели договоров 1815. Американский историк X. Штраус изучала вопрос о позиции Венского конгресса в отношении национального движения в Германии, Италии и Польше. Она подчеркивает влияние на решения Венский конгресс слабости этих движений, недооценивая, однако реакционная направленность договоров 1814—15. В литературе 50-х гг. 20 века выгодно выделяется вышедшее в ГДР 2-е издание монографии о Венском конгрессе и европейской реставрации 1814—15 К. Гриванка - немецкого прогрессивного либерально-демократического историка. Его труд основан на материалах парижских, венских и берлинских архивов и тщательной изучении печатных источников и литературы. В центре внимания автора — решения Венского конгресса, относящиеся к Германии. К. Гриванк показал, как под напором событий Венский конгресс оказался не в состоянии полностью восстановить положение существовавшее до войны, и выработал компромиссные соглашения.

    Глава 2. Венский конгресс (отношение России и основные итоги конгресса)

    В апреле — мае 1814 г. император Александр по своим военным силам, которые в тот момент имелись в его распоряжении, был бесспорно могущественнейшим из всех остальных монархов и правителей разоренной и обескровленной Европы. Именно поэтому Меттерних и сделал все возможное, чтобы отложить конгресс на осень и дать Австрии несколько оправиться. Александр согласился на такую отсрочку, несмотря на то, что терпеть не мог Меттерниха и хорошо понимал его интриги и игру политиков, враждебных России, хотя и умильно льстящих царю в глаза — лорда Кэстльри и короля французского Людовика XVIII. Все они с беспокойством присматривались, не пожелает ли Александр играть роль нового Наполеона, повелителя Европы. Заранее, но еще очень недружно, они готовились к отпору. Секретарь и доверенное лицо при Меттернихе публицист Гентц писал потом в качестве очевидца: «Приехав в Вену, император Александр уже был более или менее в ссоре с Австрией, Англией и Францией». Лорд Кэстльри был менее неприятен Александру, чем Меттерних. Негибкий, боящийся революции в самой Англии, не доверяющий русской дипломатии, английский министр иностранных дел получил от Александра квалификацию «холодного педанта»; но по крайней мере Кэстльри не лгал так непрерывно и беззаветно, как Меттерних. Александр не «дрожал перед британским правительством», как пишет Гентц; он лишь считал его в тот момент самым сильным после России и делал отсюда надлежащие выводы. Кого царь совершенно не выносил, так это христианнейшего короля божьей милостью Франции и Наварры Людовика XVIII. Александр не очень хотел сажать Людовика на освободившийся французский престол. Некоторое время он даже носился с мыслью о воцарении «Наполеона II», маленького Римского короля. Когда все-таки воцарился Людовик, Александр решительно настаивал на необходимости дать Франции конституционную хартию, не потому, конечно, что царю нравились конституционные учреждения. Но как царь так и умный, ловкий корсиканец Поццо-ди-Борго, советник царя по французским делам, убеждены были, что Бурбоны будут сметены новой революцией, если в качестве громоотвода не установить во Франции конституции. Александр презирал и короля Людовика XVIII и брата его Карла Артуа, а они его боялись и готовы были на всякие махинации, чтобы избавиться от его опеки.

    23 сентября, за неделю до назначенного на 1 октября 1814 г. открытия конгресса, в Вену прибыл представитель Людовика XVIII, министр иностранных дел князь Талейран-Перигор. Александр хорошо знал Талейрана. Недаром тот столько раз просил и получал от царя деньги, не очень обижаясь, если ему отказывали. Но блистательный ум Талейрана, его неподражаемая ловкость, находчивость, знание людей — все это делало его противником несравненно более опасным, чем Меттерних, который только любил приписывать себе все эти качества, в действительности ими не обладая. Слабая сторона позиции Талейрана заключалась лишь в том, что на Венском конгрессе он был представителем побежденной страны. Талейрану нужно было поэтому проявить максимум сообразительности и уменья лавировать по дипломатическому морю. Когда Талейран прибыл в Вену, он уже знал, какая проблема займет внимание конгресса в первые же дни. То был сложный «двуединый», как его называли, польско-саксонский вопрос. Александр, войска которого после отступления Наполеона заняли герцогство Варшавское, заявлял открыто, что этой добычи не уступит никому. А так как герцогство Варшавское состояло, главным образом, из земель, захваченных Пруссией еще по трем разделам Польши и лишь в 1807 г. отнятых у Пруссии Наполеоном, то прусский король Фридрих-Вильгельм III претендовал на компенсацию. Александр обещал ему эту компенсацию в виде присоединения к Пруссии королевства Саксонии. Саксонию царь проектировал отнять у саксонского короля под предлогом кары за то, что тот так долго был верным союзником Наполеона и слишком поздно покинул императора. Талейран сразу же усмотрел, что для него выгоднее всего дать бой на этой почве. А бой был необходим для достижения основной цели Талейрана: она заключалась в том, чтобы разбить шомонский союз, т.е., другими словами, вбить клинья между Австрией, Россией, Англией и Пруссией, победившими Францию в 1814 г.