Современное понятие культуры. Основные концепции культурологии

Личное начало неразрывно связано с иерархизмом, с космическим строем вселенной; оно предполагает различия, возвышения, качественные несходства. Личность погибает, когда ее держат в принудительном равенстве со всеми другими личностями, когда всякое нарастание ее силы, ее значительности, ее качественного своеобразия задерживается и умеряется уравнением с соседями. Это обида для лучших, потворство худшим. Разрушение всякого иерархизма в государстве, в обществе, культуре, в жизни религиозной есть возвращение к первоначальному хаотическому состоянию, оно разрушает человека, который есть высший иерархический чин во вселенной, и отдает человека во власть низших стихий, которые претендуют на равенство с человеком. «Личность поэтому только и существует, что в ней есть сверхличное, ценное содержание, что она принадлежит к иерархическому миру, в котором существуют качественные различия и расстояния. Природа личности не выносит смешения и бескачественного уравнения».

Свобода - главная  тема жизни Бердяева и главное  слово его творчества. 

«Своеобразие моего  философского типа прежде всего в том, что я положил в основание философии не бытие, а свободу... В такой радикальной форме этого, кажется, не делал ни один философ. В свободе скрыта тайна мира. Бог захотел свободы и отсюда произошла трагедия мира. Свобода в начале и свобода в конце. У меня есть основное убеждение, что Бог присутствует лишь в свободе и действует лишь через свободу. Лишь свобода должна быть сокрализована». Философ убежден в самоочевидности свободы человека. Свобода Бердяева - это свобода духа человека, его сознания и самосознания. Он считает невозможным объяснить ее причинно; в ней можно лишь «изначально пребывать». «Существует две свободы: первая и последняя; свобода избрания добра и зла и свобода в добре; или свобода иррациональная и свобода в разуме; свобода в избрании истины и свобода в истине». Между этими двумя свободами лежит путь человека, полный мук и страдания, путь раздвоения. Первая свобода - нечто существующее до бытия и потому не может характеризоваться рациональным понятием. Свобода есть исключительное достоинство личности. «Свобода есть моя независимость и определяемость моей личности изнутри, и свобода есть моя творческая сила, не выбор между поставленным передо мной добром и злом, а мое созидание добра и зла». Такая свобода только моя свобода и даже Бог не властен над ней. Все в человеческой жизни должно пройти через свободу, через испытание свободы, через отвержение соблазнов свободы. Свободный выбор уравновешивает добро и зло и, следовательно, делает человека слабым перед возможным проникновением зла в его душу, перед силой зла как метафизического начала. «Свобода не может быть отождествлена с добром, с истиной, с совершенством. Свобода имеет свою самобытную природу, свобода есть свобода, а не добро. Принудительное добро не есть уже добро, оно перерождается во зло. Свободное же добро, которое есть единственное добро, предполагает свободу зла. В этом трагедия свободы». Всю жизнь Бердяев пристально и мучительно вглядывался в феномен зла, «вопрос, который мучил его всю жизнь». Этим объясняется и повышенный интерес философа к изображению зла великими художниками - Н. В. Гоголем и М. Ф. Достоевским. В знаменитом эссе «Духи русской революции» Бердяев не только называет творчество Гоголя «художественным откровением зла как начала метафизического и внутреннего», но и пересматривает традиционный взгляд на Гоголя как на реалиста, видя в нем «предтечу современного аналитического кубо-футуристского искусства, намеренно деформирующего действительность. Но, разумеется, еще в большей степени Бердяева интересует Достоевский: он не абсолютизирует зло, а «уравновешивает» его добром и любовью. Это соответствует концепции самого Бердяева, согласно которой человек способен переходить от «первой свободы», «свободы ни для чего» (чему соответствует представление о вседозволенности), - ко «второй свободе», рациональной, проявляющей себя в добре, в Боге. Ключом к философскому исследованию знаменитых романов Достоевского является «взвешивание» добра и зла на весах свободы. «Идея свободы всегда была основой моего религиозного мироощущения и миросозерцания, и в этой первичной интуиции свободы я встретился с Достоевским как своей духовной родиной». Романы Достоевского Бердяев называл «трагедиями человеческой свободы». Достоевский не обрекал человека на заранее заданное добро, не снимал с него бремени свободы; он рисовал свободного и, стало быть открытого злу человека, но одновременно с этим возлагал на него «огромную ответственность, соответствующую достоинству свободных». «Достоевского прежде всего интересует судьба человека в свободе, переходящей в своеволие. Вот где обнаруживается человеческая природа». Путь человека на свободе начинается с крайнего индивидуализма, с уединения, с бунта против внешнего миропорядка. Развивается непомерное самолюбие, открывается подполье; появляется подпольный человек. Для него характерна «неискоренимая потребность в иррациональном, в безумной свободе, в страдании». Человек не стремится к выгоде. В своеволии своем человек предпочитает страдания. Свобода выше благополучия. «Но свобода не есть господство разума над душевной стихией, свобода-сама иррациональна и безумна, она влечет к переходу за грани, поставленные человеку». Эта безмерная свобода мучит человека, влечет его к гибели; но человек дорожит этой мукой и этой гибелью. Начинается страдальческое странствование человека на путях своевольной свободы... Свобода, как произвол и насилие, свобода безбожная не может не породить «безграничного деспотизма». Такая свобода заключает в себе величайшее насилие, такая свобода не несет в себе гарантий свободы. Таков всегда путь революционной свободы, в ней совершается отречение от свободы человеческого духа во имя принудительной организации социального счастья. Свобода, перешедшая в своеволие, ведет к злу, зло - к преступлению, преступление с внутренней неизбежностью к наказанию. Зло есть дитя свободы; зло заложено в глубине человеческой природы, в ее иррациональной свободе; зло связано с личностью, только личность может творить зло и отвечать за зло. Зло не внешне карается, а имеет неотвратимые внутренние последствия. Муки совести страшнее для человека, чем внешняя кара государственного закона. «Совесть человеческая более беспощадна, чем холодный закон государства, она большего требует от человека». Зло связано со страданием и должно привести к искуплению. «В страдании сгорает зло». Искупление восстанавливает свободу человека, возвращает ему свободу. «Поэтому Христос-Искупитель и есть свобода».  

Для Бердяева совесть - главная составляющая души, она  есть «глубина личности, где человек  соприкасается с Богом». В понимании  Бердяева совесть как точка соприкосновения  с Богом наделена надвременной и сверхлогической природой, она представляет собой тот интуитивно ощущаемый «подсказчик добра», который и делает человека способным переходить от «первой свободы» - ко «второй». Совесть притягательна и тем, что в ней на весах добра и зла «взвешивается» личное и коллективное. И при всей своей индивидуальной крошечности совесть обладает удивительной резистентной силой, она способна противостоять любым массовым движениям, если они не удовлетворяют ее внутренним критериям.

Творчество: 

Если говорить по большому счету, то ум Бердяева всецело  поглощен экзистенциальным интересом  к человеку. Однако его волновала  не столько трагедия человеческого  существования, сколько свобода  человеческого творчества, он вдохновлялся не сопереживанием, а антроподицеей - оправданием человека в творчестве и через творчество. Антроподицея, согласно Бердяеву, это «третье антропологическое откровение», возвещающее о наступлении «творческой религиозной эпохи», оно упраздняет откровение Нового и Ветхого Заветов («Христианство также мертвеет и коснеет перед творческой религиозной эпохой, как мертвел и коснел Ветхий Завет перед явлением Христа»). 

Бердяев же считает  творчество фундаментальной характеристикой  человека, только творчество говорит  о призвании и назначении человека в мире; творчество, творческое отношение  ко всей жизни есть не право человека, а долг и обязанность. «Бог ждет от человека творческого акта как ответ человека на творческий акт Бога». Необычайно дерзновенна мысль, что Бог нуждается в человеке, в ответе человека, в творчестве человека. «Творчество есть исполнение воли Божьей, повиновение Божьему призыву, соучастие в деле Божьем в мире. Плотник ли я, или философ, я призван Богом к творческому строительству». 

Бердяев определяет творчество как «всегда прирост, прибавление, создание нового, небывалого в мире... Ничто стало чем-то, небытие  стало бытием». Он говорит о трех элементах творчества. Первый - это  свобода, та, которая существует до Бога, свобода как потенция новизны, но не определявшаяся как новизна. Второй элемент- дар, гений. Он «ни за что дается человеку, он не связан с религиозным или нравственным усилием человека достигнуть совершенства и преобразовать себя». Творец не властен над собой в творчестве. Творец может оказаться «гулякой праздным», ничтожнейшим среди смертных. Но дар свой он получает от Бога и потому он - «орудие Божьего дела в мире». Третьим элементом выступает уже сотворенный Богом мир, в котором творчество совершается и из которого он черпает материал. В творчестве Бердяев различает два разных акта; есть первоначальный творческий акт, первичная творческая интуиция, в которой человек стоит как бы перед лицом Божьим, и есть вторичный творческий акт, в котором он как бы стоит перед лицом людей и мира, последний связан с тем, что человек есть существо и социальное; происходит реализация творчества. Творчество для Бердяева не столько оформление в конечном, в творческом продукте, сколько раскрытие бесконечного, полет в бесконечность; не объективация, а трансцендирование, выход за границу имманентной действительности, прорыв свободы через необходимость. Творчество связано с воображением, гениально по своей природе, в творчестве есть аскеза, но это не аскетический подвиг самоусовершенствования, а творческое напряжение первородной свободы. Творчество предполагает забвение о личном совершенстве и жертву личности. «Не творчество мы должны оправдывать, а, наоборот, творчеством мы должны оправдывать жизнь». Человеку свойственно и лжетворчество, человек может давать ответ не на призыв Бога, а на призыв сатаны. Творец одинок, и творчество носит не коллективно-общий характер, а индивидуально-личностный. Бердяев в своей работе «Литературное направление и “социальный заказ”, основываясь на различных сочетаниях «одиночества» и «социальности» в истории, в искусстве, выделяет четыре типа творческой личности.Творец может быть не одинок и социален. Это самый элементарный случай равновесия между личностью и социальной средой, случай относительной гармоничности. Этот тип отношений - социальный по преимуществу, он создает социальное искусство, и это независимо от миросозерцания. Личность пребывает в социальном коллективе. 2.ой тип, полярно противоположный первому - творческая личность одинока и не социальна. Таков тип эстетизма, рафинированности и упадочности. Одиночество эстета редко бывает изолированным, обыкновенно это групповое одиночество, одиночество элит, выделяющего себя из социального целого, не интересующегося ни его консервированием, ни его революционизированием. Тот же тип может иметь свое выражение в других сферах творчества, в философии, в морали. 3ий тип - не одинок и не социален. В сфере религиозной это есть тип сакраментально-литургический. Личность пребывает в религиозном коллективе, этот тип не социален потому, что творческая личность обращена не к обществу, не к судьбе народа и человечества, а к душе, к собственной душе, ее спасению и к душам других людей. Но обращенность к душе не делает человека одиноким. Наиболее близок философу 4ый тип, профетический («Я все-таки одиночка, хотя и часто действующий социально»), он выражается в соотношении одинок и социален. Пророк - одинок и социален, «он в конфликте с коллективом, борется с ним, его не признают и побивают камнями, и вместе с тем он обращен к обществу и судьбе народа, человечеству, миру; предвидит грядущее, обличает и призывает к обновлению и возрождению». Первичный творческий акт не является искусством, искусство вторично. Творческий взлет направлен на создание нового бытия, но в результате получаются «охлажденные» продукты культуры, культурные ценности, книги, картины, учреждения, добрые дела. В этом Бердяев видит трагедию творчества и границы человеческого творчества. В своей внешней реализации творческий акт находится во власти мира и скован миром. Это трагическая ситуация ставит вопрос о смысле творчества культуры и истории. Проблема смысла творчества связана у Бердяева с проблемой времени и разрешается эсхатологически. Эсхатология - вот последнее слово творчества и истории. У Бердяева имеются свои, более радикальные представления об эсхатологическом исходе. Конец истории не нужно воображать в виде космической или социальной катастрофы; в этом случае распад бытия совершится в рамках времени и, следовательно, только изменит форму существования объективированного мира. Не надо ожидать второго пришествия Христа, такое ожидание обрекает человека на историческую пассивность. Эсхатологический исход должен быть совершен самим человеком, и исход этот есть прежде всего преодоление объективации, то есть отчужденности, безличности. Вот что, по Бердяеву, означает прервать бег времени. Такое преодоление объективации достигается в акте творчества, которое и есть прорыв вечного во временное. В творческом акте проявляет себя время экзистенциальное. Экзистенциальное время не исчисляется математически, оно зависит от напряженности творческого подъема, когда творец переживает универсум как себя и себя как универсум. Это время символизируется точкой, говорящей о движении вглубь, в глубину духа. Бердяев верит, что мир не исчерпывается разъединенностью и враждой, бессмыслицей и абсурдом. Возможно его иное бытие, преображенное, где нас ожидает не только новое духовное, но и новое телесное существование, совершенно вышедшее за рамки времени. Но человечеству еще нужно дорасти до всеобщего «исхода» из плена объективации. Все это сказанное, наверное, не очень понятно, но Бердяев и не настаивает на понимании, как и в случае с добытийственной свободой.

Культура: 

Противопоставление  культуры и цивилизации стало  одним из центральных тем европейской  философии 20 века. Однако Бердяев справедливо  заметил, что русских нельзя было поразить этими мыслями. «Все русские  религиозные мыслители утверждали это различие. Все они ощущали  некий священный ужас от гибели культуры и надвигающегося творчества цивилизации». Бердяев доводит различие культуры и цивилизации до противопоставления. 

Культура духовна  и символична, поскольку в царстве  объективации только она может символизировать  подлинное бытие духа. Напротив, цивилизация есть сама жизнь в  ее самодостаточности, она есть сама реальность, за пределами которой  она все отрицает. Культура - религиозна, цивилизация - атеистична. Культура, полагает мыслитель, нужна человеку как спасительное указание на неполноту его жизни на земле и выступает как некая достройка до требуемой полноты, и все же полнота в ней не достигается. Поэтому культура - «предпоследнее». Цивилизация есть сама жизнь, она - «последнее», ее цель - она сама. Выросшая из культуры цивилизация уничтожает культуру. То, что почиталось в культуре ценным и священным, цивилизация объявила недостатком организованности жизни, недостатком познания, практического освоения мира. «Духовные иллюзии исчезают, преодолеваются, когда цивилизация овладевает техникой и организует жизнь». Современная наука предлагает нам картину механического космоса, ликвидируя представление о нем как об организме. К низшим инстинктам свел духовность человека З. Фрейд; духовная жизнь общества сведена К. Марксом к экономике. Еще одно различие культуры и цивилизации связано с метафизическим и социальным статусом их создателей. Культура «идет сверху вниз, путь ее аристократический. Цивилизация идет снизу вверх, путь ее демократический». Культура создается индивидуальностью, личностью, обладающей своим местом в иерархии иных духовных существ, она обращается к личности. Культура качественно, аристократична, иерархична. «Культура развивалась благодаря досугу, благодаря возможности проявить творческую избыточность, она предполагала неравенство. Культура никогда не существовала для всей массы человечества и никогда не была удовлетворением ее запросов и требований». Гуманистическая культура никогда не была народной, она всегда была культурой верхнего, интеллектуального слоя. Цивилизация, напротив, количественна, демократична, эгалитарна. Ей присущ пафос равенства, и как раз этот пафос, вдохновляющий массу, привел к понижению качества культуры. Равенство составляет жизненный нерв цивилизации. «Энергии творческие, создающие многообразие космоса, идут на убыль. Мир погибнет от неотвратимого и непреодолимого стремления к физическому равенству». Бердяев стоит за неравенство и иерархизм в социальной и культурной жизни. Иногда, например в «Философии неравенства», такая его позиция вызывающе дерзка. Тем не менее, ее нельзя воспринимать упрощенною Его неравенство образовано «подбором личностей более высокого качества». Он настаивает на незыблемости неравенства индивидуальностей. Нет, Бердяев не против демократизации культуры. Но это возможно, если массы воспитаны на религиозных идеях. Тогда культура будет органически воспринята массами и обогатит их жизнь. Однако, сегодня «масса живет низкими идеями - техническими, социального равенства» и это для культуры «очень страшная и грозная вещь, срыв в бездну». Такая масса есть «чернь», которая грозит истреблением творческой свободы, вульгаризацией культуры и понижением ее качественного уровня, уничтожением ее благородства. Теперь Бердяев говорит о «хамизме» цивилизации. Наконец, культура, создаваемая творческими личностями, каждая из которых занимает собственное и абсолютное место в духовной иерархии, тоже представляет собой иерархию ценностей, или духовный организм; тогда как цивилизация с ее пафосом равенства, стремлением разоблачить священные тайны культурной символики является механизмом. «Культура имеет душу. Цивилизация же имеет лишь методы и орудия». Оттого по - разному включается человек в культуру и цивилизацию. В культуре он духовно растет и сам является ее органическим элементом. В цивилизации же «совершенствование переносится с человека на социальную сферу», а сам человек становится средством этого совершенствования. При своей полной включенности в цивилизацию, при полной социализации и обобществлении человек внутренне отчужден от цивилизации. 

Но и в наступлении  цивилизации есть свой смысл: она  невероятна обездушивает мир, зато бессмысленность ее становится очевиднее. Дух освобождается от связи с материей. «Человеческий дух освобождается от старой власти органической материи. Машина клещами вырывает дух из власти у материи, разрушает старую скрепку духа и материи». Выбор между земным и небесным, между царством Кесаря и царством Духа, становится неизбежным. «Выход может быть лишь переход в новый мировой эон, в котором творчество будет уже продолжением Божьего творения мира».  

Нравственная и  культурная ценность сочинений Бердяева не исчезает оттого, что их автор  стоит на религиозных позициях, и  застревает в каких-то противоречиях. Бердяев принадлежит к тому типу русских мыслителей, которых мы зовем  правдоискателями. Они ищут высшей правды и по-иному, чем с точки  зрения вечности, не видят мир. Бердяев  сверяет свой путь по звездам, а не по учебному компасу. Он более озабочен тем, каким быть миру, нежели тем, каков он есть. Представьте, что правдоискатели исчезли. Тогда мир потеряет спасительное чувство недовольства собой, предохраняющее нас от душевной сытости. Правдоискатели стоят на страже социального и нравственного совершенствования людей. В “минуты роковые правдоискатели-идеалисты вдруг оказываются насущно необходимыми человеку, а их вечный призыв к духовному возрождению находит отклик в сердцах и умах людей.

3. Заключение 

Культура - цемент здания общественной жизни. И не только потому, что она передается от одного человека к другому в процессе социализации и контактов с другими культурами, но также и потому, что формирует  у людей чувство принадлежности к определенной группе. По всей видимости, члены одной культурной группы в  большей мере испытывают взаимопонимание, доверяют и сочувствуют друг другу, чем посторонним. Их общие чувства  отражены в сленге и жаргоне, в  любимых блюдах, моде и других аспектах культуры. 

Культура не только укрепляет солидарность между людьми, но и является причиной конфликтов внутри групп и между ними. Это  можно проиллюстрировать на примере  языка, главного элемента культуры. С  одной стороны, возможность общения  способствует сплочению членов социальной группы. Общий язык объединяет людей. С другой - общий язык проблема тех, кто не говорит на этом языке или  говорит на нем несколько иначе. В Великобритании представители  различных общественных классов  употребляют несколько отличающиеся формы английского языка. Хотя все  владеют "английским языком", некоторые  группы употребляют " более правильный" английский, чем другие. В Америке  имеется буквально тысяча и одна разновидностей английского языка. Кроме того, социальные группы отличаются друг от друга своеобразием жестикуляции, стиля одежды и культурных ценностей. Все это может стать причиной конфликтов между группами.

Список литературы 

1. Данные сети  Интернет:  

http://www.velikanov.ru/culturology/index.html 

http://www.allbest.ru 

http://kulichki.ram bler.ru/~gumilev/ (А. Дж. Тойнби "Постижение истории") 

2. "Культурология. История мировой культуры", под редакцией Марковой 

3. "Культурология. Учебное пособие для вузов". Драч, Самыгин