Долг внешний и долг внутренний: самоутверждение личности

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ  …………………………………………………………………….. 3

1. Долг ………………………………………………………………………….. 4
1. Долг внутренний и внешний ……………………………………………… 5
2. Личность…………………………………………………………………….. 10
1. Самоутверждение личности ……………………………………………… 13

ЗАКЛЮЧЕНИЕ ……………………………………………………………….. 16

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ ……………….…………………………………… .17

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ВВЕДЕНИЕ

     Актуальность выбранной темы обуславливается тем что,  этика является одной из древнейших философских дисциплин, объектом изучения которой служат мораль, нравственность.  Моральные ценности ориентируют человека в его поведении. Следование моральным ценностям воспринимается человеком как долг. Неисполнение долга воспринимается как вина и переживается в укорах и муках совести. Совесть представляет собой способность человека, критически оценивая свои поступки, мысли, желания, осознавать и переживать свое несоответствие должному — неисполненность долга.

     Цель данной работы – рассмотреть основные вопросы проблемы долга.

     Для достижения поставленной цели  будут решены следующие задачи:

- раскрыть понятие долга и личности;

- рассмотреть внутренний и внешний виды долга;

- раскрыть сущность самоутверждения личности.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

1. Долг

     Долг  - сознательное, свободное и добровольное подчинение моральному повелению, обозначающее необходимость выполнения каких-либо обязанностей (профессиональных, семейных, гражданских). В долге сосредотачиваются нравственные требования общества по отношению к личности. Наиболее полно понятие долга сформулировано Кантом в его категорическом императиве как высшем нравственном законе, который определяет долг человека следующим образом: поступай так, чтобы максима твоей воли могла иметь силу принципа всеобщего законодательства. Кант считает каждого человека ценностью, которая требует отношение к ней как к цели, а не как к средству для достижения эгоистических целей. Это значит, что моральным будет лишь тот поведенческий акт, повторение которого любым другим человеком обеспечит гармонию всего человечества. Категорический императив делает долгом отношение ко всякому разумному существу не как к средству, а всегда только как к цели - каждое разумное существо есть цель сама по себе. Суть долга - стремиться к собственному интересу и способствовать чужому счастью. Следование нравственному закону является долгом человека, а стремление к его осуществлению определяется доброй волей и контролируется совестью.¹

    Понятие долга  ввел в античную философию  Сократ, причем не теоретически, а своим послушанием тому приговору,  который ему вынес суд Афин. Хотя Сократ был не согласен  с приговором суда, но он не  мог его нарушить, будучи законопослушным  гражданином; тем самым, он  продемонстрировал своей смертью  пример выполнения гражданского  долга. Понятие долга в теоретическом  плане появляется только у  римских стоиков. Идея долга  как основополагающего понятия  нравственности имеет свои особенности  на Востоке. Восточное осмысление  долга связано с его максимальной  конкретизацией. Западная этика  провозглашает лишь саму идею долга, которую сам человек должен наполнить конкретным содержанием.

     Требования долга самоценны. Это выражается не только в том, что человек исполняет долг бескорыстно и тем самым демонстрирует свою независимость от извне данных норм и правил, но в том, что, исполняя долг, он утверждает его приоритетность по отношению к страху, наслаждению, личной пользе, желанию славы и т.д. В исполнении морального долга проявляется автономия личности — следуя закону, человек не нуждается во внешнем принуждении, и, исполняя моральное требование, человек относится к нему так, как если бы оно было установлено им самим. Все ограничения, которые человек добровольно накладывает на себя, и действия, которые он совершает во исполнение требования, имеют моральный смысл при условии, что он действует, будучи уверенным в своей правоте. Отсутствие внешнего принуждения не означает отсутствия принуждения вообще: утверждение добродетели вопреки страху, наслаждению, пользе, славе и т.д. — это утверждение себя-добродетельного вопреки себе-страшащемуся, сладострастному, своекорыстному, тщеславному и т.д.²

 

 

 

1.1 Долг внутренний и внешний

     Римские историки (Эпиктет, Сенека, Марк Аврелий) проповедовали идеал невозмутимости и покоя (атараксии). Это состояние достигалось путем разделения всех благ на внешние (которые не находятся во власти человека и по отношению к которым следует быть совершенно спокойным). А также внутренние (состояние души, которое находится целиком во власти человека и зависит от него). Все внешнее относится к безразличной с моральной точки зрения сфере адиафоры (adiafora). Адиафора - сфера нравственно безразличная, которая не находится во власти человека (к этой сфере стоики относят все явления внешнего мира - дом, богатство, друзья, родственники, даже само физическое тело человека). Историки считали, что только внутренний мир человека имеет нравственное значение и определяет его состояние души (счастье).³    

     Совесть представляет  собой способность человека, критически  оценивая свои поступки, мысли,  желания, осознавать и переживать  свое несоответствие должному  — неисполненность долга. 

     Как автономен  долг, так и совесть человека, по существу, независима от мнения  окружающих. В этом совесть отличается  от другого внутреннего контрольного  механизма сознания — стыда.  Стыд и совесть в общем довольно  близки. В стыде также отражается  осознание человеком своего (а  также близких и причастных  к нему людей) несоответствия  некоторым принятым нормам или  ожиданиям окружающих и, стало  быть, вины. Однако стыд полностью  сориентирован на мнение других  лиц, которые могут выразить  свое осуждение по поводу нарушения  норм, и переживание стыда тем  сильнее, чем важнее и значимее  для человека эти лица. Поэтому  индивид может испытывать стыд  — даже за случайные, непредполагаемые  результаты действий или за  действия, которые ему кажутся  нормальными, но которые, как  он знает, не признаются в  качестве таковых окружением. Логика  стыда примерно такова: «Они думают  про меня так-то. Они ошибаются.  И тем не менее мне стыдно, потому что про меня так  думают».

     Демокрит, живший  на рубеже V и IV вв. до н.э еще  не знает специального слова  «совесть». Но он требует нового  понимания постыдного: «Не говори  и не делай ничего дурного,  даже если ты наедине с собой.  учись гораздо более стыдиться  самого себя, чем других.» И  в другом месте: «Должно стыдиться  самого себя столько же, сколько  других, и одинаково не делать  дурного, останется ли оно никому  неизвестным или о нем узнают  все. Но наиболее должно стыдиться самого себя, и в каждой душе должен быть начертан закон: «Не делай ничего непристойного».⁴

     Субъективно  совесть может восприниматься  как хотя внутренний, но чужой  голос (в особенности, когда  он редко о себе заявляет  или к нему редко прислушиваются), как голос, как будто независимый  от «я» человека, голос «другого  я». Отсюда делаются два противоположных  вывода относительно природы  совести. Один состоит в том,  что совесть — это голос  Бога. Другой состоит в том,  что совесть — это обобщенный  и интериоризированный (перенесенный  во внутренний план) голос значимых  других. Так что совесть истолковывается  как специфическая форма стыда,  а ее содержание признается  индивидуальным, культурно и исторически  изменчивым. В крайней форме этот  вывод обнаруживается в положении  о том, что совесть обусловлена  политическими взглядами или  социальным положением индивида.

     Раз совесть  указывает на соответствие или  несоответствие поступка долгу,  то, стало быть, «поступок по совести»  — это поступок из чувства  долга, это поступок, которого  требует совесть. Совесть же  настаивает на исполнении долга.  О долге в отношении совести  Кант сказал:

«Культивировать свою совесть, все больше прислушиваться к голосу внутреннего судьи и использовать для этого все средства».⁵

     Однако в  собственно этическом смысле  слова совесть не может быть  иной, как свободной, а свобода  в последовательном своем выражении  — ничем иным, как жизнью по  совести.

     Долгом внешним  считается нравственный закон  – закон прямого действия. Так считал великий немецкий философ И. Кант.  Закон сам содержит в себе основу своей обязательности, способность непосредственного воздействия на волю входит в его определение. Вместе с тем воля, поскольку она является человеческой волей, всегда движима себялюбивыми мотивами. Человеческая воля испытывает сверху давление морали, а снизу давление себялюбия. Она вообще представляет собой результат этих двух напряжений. И если даже согласиться с Кантом, что моральные мотивы не растворяются в чужеродной среде, что они в принципе не могут органически соединиться с мотивами себялюбия, то и в этом случае встает вопрос о характере их соприкосновения на одной и той же площадке человеческой воли.

     Морально санкционированные  поведенческие кодексы различных  культур и социальных групп,  приходя в соприкосновение друг  с другом, неизбежно сталкиваются. Проблема заключается в том,  что очевидно разные, часто противоречивые  нормы оцениваются в рамках  одной и той же моральной  схемы, подводятся под одни  и те же понятия хорошего  и плохого. Встает вопрос о  том, какой из кодексов является  более истинным, действительно моральным.  Складывается затруднительная, двусмысленная  ситуация – ситуация, говоря словами  Канта, «двусторонних притязаний»⁶

     Ситуация конфликта  моральных кодексов стимулирует  этические размышления, направленные  на переосмысление оснований  нравственности и основных нравственных  принципов. При этом возможны  различные этические стратегии:  догматическая, которая объявляет  истинным один из кодексов  и отвергает другой; релятивистская, которая вообще ставит под  сомнение существование единой  морали. Однако возможна еще одна  стратегия, которая в истории  европейской культуры была превалирующей  и которую можно назвать критической.  Ее суть в том, что осуществляется  критика морального сознания, вырабатывается  новое понимание морали, по отношению  к которому конфликтующие кодексы  оказываются равноправными. Доказывается, что жесткая связь этих поведенческих  стереотипов с моралью является  случайной.