Cовременная этика в экологии

Так, пятая евангельская заповедь, которую Толстой считает относящейся ко всем

чужим народам, вполне может быть расширена до «возлюбите природу».

Но победив и создав могущественную церковь, христианство повернуло от

мученичества праведников к мучительству инквизиции. К власти приходили люди,

для которых главным была власть, а не христианские идеалы, и они-то

дискредитировали веру в христианство, способствуя обращению взоров подданных

к древности. Пришла эпоха Возрождения с новым пониманием гуманизма.

Новоевропейский гуманизм — это радость расцвета творческой индивидуальности,

которая с самого начала была омрачена стремлением к покорению. Это

подтачивало творчески-индивидуалистический западный гуманизм и вело к

постепенной утрате доверия к нему.

Ж.-П. Сартр дает два определения гуманизма, которые, с его точки зрения,

совершенно различны. «Под гуманизмом можно понимать теорию, которая

рассматривает человека как цель и высшую ценность». Такой гуманизм, по

Сартру, ведет к фашизму. Добавим — к экологическому кризису. Тот, кто ставит

себе задачу владычества над миром, тот становится рабом — и мира, и техники, с

помощью которой покоряется мир.

Второе понимание гуманизма, по Сартру, заключается том, что человек находится

постоянно в мире, реализуя себя в поиске цели, которой может быть

освобождение или иное конкретное самоосуществление. Конечно, в таком

гуманизме тоже не много гуманности.

Объявление Сартром экзистенциализма — модного философского течения XX века,

учреждающего приоритет индивидуального человеческого существования, —

гуманизмом вызвало «Письмо о гуманизме» М. Хайдеггера, в котором он подверг

уничижительной критике понятие гуманизма в западной культуре Нового времени.

Пройти путь от «человек — это звучит гордо» до «человек ответственен за

самого себя» и посчитать это этапами гуманизма — значит расписаться в его

неудаче. Такой гуманизм сродни чувству вины за все, что человек натворил.

Вряд ли говоря «человек — это звучит гордо», горьковский герой имел в виду

способность человека к самообличению, которое так коррелирует со способностью

к самообману.

Глубокий мыслитель Хайдеггер повял, что разрешить человеку делать все, что он

хочет, — еще не гуманизм, потому что не гарантирует гуманности поведения. Это

условие гуманизма, но не больше.

Отвечая на вопрос: «Каким образом можно возвратить какой-то смысл слову

«гуманизм», Хайдеггер определяет гуманизм как «раздумье и забота о том, как

бы человек был человечным, а не бесчеловечным, «негуманным», то есть отпавшим

от своей сущности». Но что такое сущность человека, вопрошает Хайдеггер, и

возвращается к греко-римскому «культивированию человека».

По Хайдеггеру, «высшие гуманистические определения человеческого существа еще не

достигают подлинного достоинства человека». В философии Нового времени

под гуманизмом, по существу, понимался антропоцентризм, который в своем

самоутверждении дошел до отрицания всего, что вне его.

Гуманизм Хайдеггера мыслит «человечность человека из близости к бытию. Но это

вместе и гуманизм, в котором во главу угла поставлен не человек, а историческое

существо человека с его истоком в истине бытия». К позиции Хайдеггера близок

Бердяев. Повторяется та парадоксальная истина, что человек себя приобретает и

себя утверждает, если он подчиняет себя высшему сверхчеловеческому началу и

находит сверхчеловеческую святыню как содержание своей жизни».

Насилие создает стены — зримые и незримые, которые необходимо разрушить. Но

разрушить их можно отказом от самого фундамента, т. е. насилия как такового.

Гуманизм не может спасти ритуал и индивидуализм. Обе исторические формы

гуманизма были несовершенны потому, что в них не было сердцевины гуманности —

ненасилия. В гуманизме Конфуция ритуал был выше жалости к животным, в

гуманизме Возрождения творчество ориентировалось на господство над природой.

Для гуманизма индивидуальность важна, потому что без личного осознания

действие не имеет смысла. Гуманизм Конфуция заключил себя в ритуале, и

необходимо стало обращение к личности, которая сама для себя решает, что ей

нужно. Но в этом обращении новоевропейский гуманизм отринул окружающее бытие.

Освобождение от сковывающих ритуалов благотворно, но без ущерба для

нравственности, от которой в своей агрессивно-потребительской

вседозволенности гуманизм Нового времени все дальше отходил. Западный

гуманизм — антитезис конфуцианскому, но вместе с подчиненностью личности

общественным порядкам, он выплеснул гуманность. Произошла подмена гуманизма

под влиянием развития западной материальной цивилизации, которая заменила

гуманистическое желание «быть» агрессивно-потребительским желанием «иметь».

Хайдеггер прав в том, что европейский гуманизм исчерпал себя в индивидуализме

и агрессивности. Но гуманиизм — не только западное детище. Возможны иные пути

развития цивилизации. Их пролагают и проповедуют Толстой, Ганди, Швейцер,

Фромм. Хайдеггер понял, что гуманизм Нового времени неприемлем, но то, что он

предложил вместо него, и то, что Швейцар сформулировал как «благоговение

перед жизнью», тоже гуманизм в смысле человечности, уходящей корнями в

древнюю гуманность.

   

 

 

Принципы экологического гуманизма

 

Как только в цивилизованных странах в результате достижений науки и техники

стало снижаться насилие над человеком, так благодаря им же возросло насилие

человека над природой. Эксплуатация природы как бы частично заменила

эксплуатацию человека. Поэтому стал нужен гуманизм, распространенный на

природную среду.

Необходима концепция, которая могла бы ответить на вызов столетия, на все

нынешние кризисы вместе взятые — экологические, социальные, внутриличностные.

Таким ответом и призван стать экологический гуманизм, главная идея которого—

отказ от насилия над природой и человеком.

Современная цивилизация не учит умению жить вместе с людьми и природой.

Агрессивно-потребительская ориентация с ее стремлением взять у природы все,

что хочется человеку, привела к экологическому кризису. Современная

экологическая ситуация, дает импульс к новому типу цивилизации.

Традиционное понимание гуманизма, по Хайдеггеру, метафизично. Но бытие может

дарить себя, а человек—относиться к нему с благоговением, что сближает подход

Хайдеггера и Швейцера. Природа входит в сферу морали как следствие возросшего

научно-технического могущества человека.

Беда западной цивилизации, по Швейцеру, в том, что она пыталась

удовлетвориться культурой, оторванной от этики. Но конечной целью должно быть

духовное и нравственное совершенство индивида. Новоевропейская культура

посчитала, что духовность придет с ростом материального благосостояния, а

этого не случилось.

Возрождая древний принцип ахимсы, Швейцер писал: «Для истинно нравственного

человека всякая жизнь священна, даже та, которая с нашей человеческой точки

зрения кажется нижестоящей» за Толстым и Ганди, которые говорили о законе

любви, Швейцер пишет о воле к любви, которая стремится устранить

самораздвоенность воли к жизни.

Хайдеггер выявил недостаточность гуманизма эпохи Возрождения в наше время.

Критикуя современный гуманизм, Хайдеггер вел, по существу, к необходимости

синтеза гуманизма Конфуция с новоевропейским гуманизмом. Этот синтез не будет

простым соединением того и другого, а качественно новым образованием,

соответствующим нашему времени. Синтез западного и восточного гуманизма

должен соединить следование нравственным максимам с творением нового.

«Гуманизм» означает теперь, если мы решимся сохранить это слово, только одно:

существо человека существенно для истины бытия, однако так, что все сводится

как раз не просто к человеку как таковому». Гуманизм происходит от «homo», в

котором не только «человек», но и «земля» («гумус» как наиболее плодородный

слой земли). И человек — «homo» от земли, а не только «men» от ума и

«антропос» сам по себе. В этих трех словах — три концепции человека. В «men»

и «антропос» нет ничего от земли и человечности. Гуманизм же (по

происхождению слова) понимается как земной, экологический. А «экология» —

«дом» человека, его бытие в широком смысле слова.

Бердяев говорил о каре за гуманистическое самоутверждение. Она в том, что

человек противопоставил себя всему окружающему, тогда как он должен

соединиться с ним. Бердяев пишет, что гуманистической Европе наступает конец

— но для того, чтобы расцвел гуманистический мир. Гуманизм эпохи Возрождения

лелеял индивидуализм, новый гуманизм должен быть прорывом сквозь

индивидуальность к бытию.

Экологический гуманизм выполняет хайдеггерову задачу приобщения к бытию. Вход

в бытие осуществляется через практику человеческой допреобразовательной

деятельности. Однако человек не детерминирован технологическим путем, которым

он идет. Он может двинуться экологическим путем. Не бытие ведет человека — и

дороги, которые он выбирает, определяют выйдет он к бытию или нет.

Эколого-социальные кризисы требуют практического гуманизма, но в то же время

они вынуждают человечество подняться на новую теоретическую ступень. Путь к

подлинно глобальному сознанию и всемирной культуре лежит не через подавление

одних культур другими или рациональное конструирование неких новых систем, а

через объединение людей и наций на базе общечеловеческой нравственной

мудрости. По такому же пути, наверное, шло когда-то объединение людей в

племена и нации. Христианина Толстого и индуса Ганди объединяли инварианты

этики, которые оказались для них важнее национальных и религиозных различий.

Так ненасильственно должен объединяться мир для решения глобальных проблем.

Новая экологическая мысль должна соединяться с традиционным гуманизмом, в

основе которого лежит ненасилие. Это и дает экологический гуманизм,

представляющий собой гуманизм Конфуция, Сократа, Христа и Возрождения,

распространенный на природу, ростки которого в философии Толстого, Ганди и

других. В культуру должна войти этика, в этику — природа, и через этику

культура в экологическом гуманизме соединяется с природой.

Экологический гуманизм лежит на пересечении восточных и западных традиций.

Запад может многое дать в научно-техническом плане для решения экологических

проблем, Индия — двух ахимсы, Россия — традиционное терпение и дар

самопожертвования. Такая экологическая конвергенция безусловно полезна.

Синтетическая мощь экологического гуманизма выражается и в синтезе отраслей

культуры, принявших участие в его создании. Это искусство, религия,

философия, политика, мораль, наука.

Этика экологического гуманизма — этика ахимсы, распространенная на весь мир.

Экологический гуманизм требует изменения отношения к природе (защита

животных, охрана среды от загрязнения и т. д.), к людям (сохранение

культурного и индивидуального разнообразия), к Универсуму. Экологический

гуманизм соединяет отношение к человеку и животным, преодолевая тот парадокс,

что люди могут бороться за права животных и не обращать внимания на насилие

над людьми. Права животных и людей в нем одинаково священны.

Экологический гуманизм основан на принципе гармонии человека и природы и

признании равноценности всего живого. «Попытка установить общезначимые

ценностные различия между живыми существами восходит к стремлению судить о

них в зависимости от того, кажутся ли они нам стоящими ближе к человеку или

дальше, что, конечно, является субъективным критерием. Ибо кто из нас знает,

какое значение имеет другое живое существо само по себе и в мировом целом».

В практическом плане экологический гуманизм включает в себя соответствующее

поведение и даже питание, т. е. ненасилие и вегетарианство, которые вытекают

из принципа ахимсы и заповеди защиты коровы в индуизме.

Если мы хотим преодолеть экологический кризис, нужно учиться

ненасильственному взаимодействию с природой и отказу от желания покорить ее.

Жизнь невозможна без насилия, но не желать его и стремиться уменьшить в нашей

власти. Говорящим, что от нашего поведения ничего не зависит, можно

возразить, что мы должны поступать в предположении, что личное действие все-

таки имеет смысл и значение.

Чтобы освободиться от власти природы, человек прибегал к насилию. Теперь он

свободен (скорее, думает так), а природа побеждена, и дальнейшее насилие

опасно. Люди начинают понимать, что насилие над природой обращается против

них самих. А гуманность по отношению к природе будет еще одним аргументом в

обосновании необходимости отказа от насилия в межличностных отношениях.

Почему с экологической точки зрения нужно быть гуманным? Сохранение

существующего разнообразия сохраняет мир, и не только материальный, который

тем более устойчив, чем более разнообразен, но и душу человека, как

подтверждает современная психология в лице Фромма. Добавим к этому аргумент

кармы, который в христианстве интерпретируется как наказание за грехи.

Отказываясь от насилия, мы спасаем природу и наши души.

Обоснование ненасилия в отношении к природе аналогично тому, которое приводил

Толстой в отношении людей. Мы не знаем общечеловеческой истины, поэтому до

тех пор, пока она не будет найдена, мы не должны применять насилие к людям. В