Приватизация в России

Основная масса  населения не знала, что делать с  ваучерами, поэтому их стали продавать  скупщикам. Цена ваучеров стремительно падала, упав до 3—4 тысяч рублей к  маю 1993 года. С целью помочь реализации ваучеров создавались чековые инвестиционные фонды, обменивавшие ваучеры на акции разнообразных компаний. 

Во многом приватизация в России повторила историю приватизации церковных земель во Франции во времена  Французской Революции. На тот момент земли церкви были конфискованы, и  на основе этих земель (позже к списку земель добавились бывшие имения иммигрантов и земли, принадлежащие короне) были выпущены ассигнанты, которые впоследствии начали использоваться как деньги. Земли впоследствии были распроданы на аукционах, в которых зажиточные крестьяне и буржуа имели преимущество перед бедными крестьянами, что, как и в России, привело к расслоению общества. 

Многочисленные  критики указывают, что ваучерная  приватизация была нечестной, несправедливой, привела незаслуженному резкому  обогащению узкой группы лиц. В ответ  на это А. Чубайс отмечает: «Мы не могли выбирать между „честной“ и „нечестной“ приватизацией, потому что честная приватизация предполагает четкие правила, установленные сильным государством, которое может обеспечить соблюдение законов. В начале 1990-х у нас не было ни государства, ни правопорядка… Нам приходилось выбирать между бандитским коммунизмом и бандитским капитализмом»[3].

[править]

Залоговые аукционы

Основная статья: Залоговые аукционы в России 

Залоговые аукционы были предприняты в 1995 году с целью пополнения государственной казны. Правительство планировало получить деньги, приватизировав часть государственных предприятий. Идею аукционов с целью пополнения бюджета выдвинул Владимир Потанин, возглавлявший «ОНЭКСИМ-банк». Инициативу поддержал Анатолий Чубайс, который в то время был вице-премьером. Курировал проведение аукционов глава Госкомимущества Альфред Кох. 

На продажу  был выставлен ряд крупнейших компаний. Аукционы назывались залоговыми, так как, в отличие от обычных  аукционов, компании не продавались, а отдавались в залог. Однако, выкуплены обратно они не были[4][5]. По мнению большинства экспертов были выставлены чрезвычайно заниженные цены. Конкурс на аукционах был очень низкий. Как отмечала Счётная палата России, «анализ состава участников аукционов и их гарантов показал, что в большинстве случаев состязательность при проведении аукционов не предполагалась»[6]. Во многих случаях в конкурсе участвовало несколько фирм, принадлежавших одному и тому же человеку или группе лиц. Более того, госпредприятия зачастую покупались не за собственные деньги, а за деньги, взятые в кредит у государства. Как отмечалось в докладе Счётной палаты, «сумма кредитов, полученных от передачи в залог федерального имущества, была эквивалентна сумме временно свободных валютных средств федерального бюджета, размещенных в это время Минфином России на депозитных счетах коммерческих банков, ставших затем победителями в залоговых аукционах. <...> Таким образом, сделки кредитования Российской Федерации под залог акций государственных предприятий могут считаться притворными, поскольку банки фактически „кредитовали“ государство государственными же деньгами. Минфин России предварительно размещал на счетах банков — участников консорциума средства в сумме, практически равной кредиту, а затем эти деньги передавались Правительству Российской Федерации в качестве кредита под залог акций наиболее привлекательных предприятий. В результате банки, „кредитовавшие“ государство, смогли непосредственно либо через аффилированных лиц стать собственниками находившихся у них в залоге пакетов акций государственных предприятий»[6]. Кроме того, вопреки правилам проведения аукционов банки не направляли кредитные средства на счёт в Центробанке, средства оставались в тех же коммерческих банках, но на специальных счетах[6]. 

В результате залоговых  аукционов появились олигархи-миллиардеры (Березовский, Ходорковский, Абрамович  и другие) 

А. Чубайс оправдывает  проведение залоговых аукционов  следующим образом: «Если бы мы не провели залоговую приватизацию, то коммунисты выиграли бы выборы в 1996 году, и это были бы последние свободные выборы в России, потому что эти ребята так просто власть не отдают». В то же время он отмечает: «В то время я не вполне понимал, какую цену нам придется заплатить. Я недооценил то глубокое чувство несправедливости, которое зародилось в людях» [3] 

Сумма средств, которые должно было получить правительство, составляла около 1,85 % доходной части  федерального бюджета[7]. Счётная палата резюмировала результаты своих проверок: «в результате проведения залоговых аукционов отчуждение федеральной собственности было произведено по значительно заниженным ценам, а конкурс фактически носил притворный характер»[6].

[править]

Залоговые аукционы, проведённые в России в ноябре-декабре 1995 годаДата Предприятие Доля, % Средства,

поступившие

в бюджет,

млн. долл. Победители аукциона

17 ноября 1995 Норильский никель 51 170,1 ОНЭКСИМ Банк

8 декабря 1995 ЮКОС 45 159 ЗАО «Лагуна» (фактически — банк МЕНАТЕП)

7 декабря 1995 ЛУКОЙЛ 5 141 ЛУКойл-Империал

7 декабря 1995 Сиданко (теперь ТНК-BP) 51 130 Банк МФК (фактически — консорциум из МФК и «Альфа-групп»)

28 декабря 1995 Сибнефть 51 100,3 ЗАО «Нефтяная финансовая компания» (гарант — Столичный банк сбережений)

28 декабря 1995 Сургутнефтегаз 40,12 88,9 НПФ «Сургутнефтегаз» (гарант — ОНЭКСИМбанк)

7 декабря 1995 Новолипецкий металлургический комбинат 14,87 31 Банк МФК (фактически — «Ренессанс Капитал»)

11 декабря 1995 Новороссийское морское пароходство (Новошип) 20 22,65 Новороссийское морское пароходство (Новошип)

28 декабря 1995 АО «Нафта-Москва» 15 20,01 ЗАО «НафтаФин» (фактически — менеджмент самого предприятия)

17 ноября 1995 АО «Мечел» 15 13 ТОО «Рабиком»

17 ноября 1995 Северо-западное речное пароходство 25,5 6,05 Банк МФК

7 декабря 1995 Мурманское морское пароходство 23,5 4,125 ЗАО «Стратег» (фактически — банк МЕНАТЕП) 

[править]

Приватизация  в Москве 

Приватизация  в Москве началась в 1992 году по указу  Президента РФ, которым столице представлялось право проводить ускоренную приватизацию муниципальной собственности по самостоятельно разработанному плану и графику. Как результат, значительная часть небольших предприятий в Москве была продана еще до начала активной фазы ваучерной приватизации (1993 год). К середине 1994 года не более 20 % всех предприятий и организаций города находились в государственном секторе. Доля приватизированных торговых предприятий значительно превышала среднюю долю по России в целом. Количество акционированных предприятий в строительстве была втрое больше аналогичного показателя по стране. На начало 1996 года приватизация в Москве принесла более четверти всех доходов, полученных от нее в России. [См.: А.Канина. Москва — единственная свободная экономическая зона в стране. «Независимая газета» 19/03/1996.] 

Положение в  столице может дать очень сильный аргумент сторонникам приватизации, особенно если вспомнить ожесточенные дискуссии по методам приватизации между руководством Москвы и ГКИ. Город, переживающий состояние "бума со всеми его чертами, характерными для западных экономик, стал против всех ожиданий абсолютным финансовым центром страны. По некоторым оценкам на нее приходилось до 70 % всего банковского оборота страны. Для Москвы в отличие от России в целом характерен был инвестиционный подъем — в первые полгода 1995 года темп роста капитальных вложений в городе составлял 111,21 % при общем падении его по стране на 22 %. [См.: там же.] Одна из важнейших причин этого — обслуживание бурно развивающейся экономики города. Имущественное расслоение между жителями Москвы и остальной России интенсивно нарастало. 

В московской модели приватизации с самого начала на чековые  аукционы выставлялись не 29 % акций, а 12-15 %%. За городом сохранялись крупные  пакеты акций, которые позднее стали  реализовываться на специализированных аукционах и инвестиционных конкурсах. По мнению Фонда имущества Москвы, это позволило не только получить дополнительные финансовые средства, но и удалось привлечь инвестиции в модернизацию и реконструкцию производства. [См.: М. Портягин. Инвесторы любят московскую недвижимость. «Независимая газета». 30/5/1996.] 

Примером несоответствия московской приватизации требованиям  ГКИ стал завод «Калибр». Пакет  в 49 % в ценах 1992 года составлял 35 млн  руб., по методикам ГКИ его нужно  было выставлять на продажу не дороже, чем за 700 млн руб., но по итогам проведенного инвестиционного конкурса завод был куплен за 11 млрд руб., причем в условия победителя конкурса были включены обязательства инвестиций на 7 млрд руб. и погашения долгов предприятия на сумму в 9 млрд руб. То есть общая цена сделки превысила 27 млрд руб., что в 40 раз выше рассчитанной по методике ГКИ. [См.: "Московское имущество: обретение хозяина и города. М. 1996. С. 11-24.] 

Вместе с тем  следует отметить, что завод «Калибр» носил уникальный характер: во —  первых, он располагается в центре города в очень дорогом и престижном районе, а во-вторых, он рассчитывал на получение крупного государственного оборонного заказа. Модель инвестиционных конкурсов, применяемая в Москве, дала гораздо больший эффект, чем в целом по стране. Реализация пакетов акций стоимостью в 7,6 млрд руб., например, позволила привлечь инвестиций более чем на 2,4 трлн руб. Одновременно развивалась и «малая» приватизация. За 1995 год было продано государственного и муниципального имущества на 1,368 трлн руб. [См.: М. Портягин Инвесторы любят…] 

Тем не менее  попытки серьезного анализа ставят под сомнение вывод о радикальном  преимуществе московской методики приватизации над методиками ГКИ. Прежде всего  уникальный характер носит географический характер города. Москва стала плацдармом для Запада в освоении России. Концентрация в столице лиц, принимающих государственные, инвестиционные, торговые и другие экономические решения, а также относительно развитая инфраструктура вынуждала многие западные компании осесть в столице, а неразвитость ее в стране часто вынуждала и ограничиваться в своей деятельности Москвой. Уже один факт наличия в ней огромного спроса со стороны иностранцев и новых российских деловых людей на недвижимость был трудно переоценимым фактором развития экономики города. 

Система управления экономикой Москвы носила уникальный характер. Ей было свойственно удивительное взаимопереплетение функций государственных  и частных организаций. При том, что практически не было отраслей экономики, в которых прямо или  косвенно не участвовала бы мэрия города, частный сектор иногда даже выполнял функции муниципальных и государственных органов. Например, акционерное общество «Мосприватизация» официально регистрировало все жилищные сделки в столице. Естественно, такая запредельная экономическая либерализация создавала возможности неслыханно быстрого обогащения. Особую остроту приобретала не только проблема имущественного расслоения между Москвой и другими регионами, но и внутри самого города. По России доля доходов 20 % самой богатой части населения в 1994 г, составляла 46,3 % в 1994 году и 47,1 % в I полугодии 1995 г,, а по Москве — 62,3 % и 72,5 % соответственно. [См.: А.Канина. Москва…] 

Однако наиболее значимым негативным показателем были структурные изменения в московской деловой активности. Увеличивалась доля промышленности, обеспечивающей, прежде всего, потребности внутреннего рынка (пищевая, стройматериалы и др.), и сокращалась доля отраслей, работающих на страну в целом (машиностроение, автомобильная, металлообработка, ВПК). Москва, таким образом, потеряла статус одного из крупнейших промышленных городов и превратилась в торговый и финансовый центр. Очевидно, крупная индустрия столицы не выдержала конкуренции с быстрорастущим торговым и финансовым капиталом, в том числе и компрадорского характера, который и перераспределил в свою пользу финансовые и прочие активы промышленных предприятий. Итак, можно предположить, что корреляция между относительным успехом экономического развития Москвы и высокой скоростью приватизации носит во многом случайный характер, связанный со статусом столицы и ее географическим положением.

[править]

Последствия

В России произошел  переход от социализма к капитализму.

В России появилась  группа так называемых «олигархов», владеющих собственностью, которая  досталась им за сравнительно небольшие деньги.

Приватизация  скомпрометировала себя в глазах многих россиян. Политический рейтинг  главных идеологов приватизации Анатолия Чубайса и Егора Гайдара  до сих пор является одним из самых  низких среди российских политических деятелей.

На начало 2008 года — на повестке дня — те же проблемы: теперь уже приватизация социальных услуг, социальных гарантий государства, поскольку явно видна  несостоятельность государственного управления социальной сферой. И новым  инструментом приватизации, вероятно, будут персонифицированное бюджетное финансирование (государственные именные финансовые обязательства — ГИФО), или по другому — Государственные сертификаты (например Родовой сертификат и др.), которые позволят (при сохранении государственного финансирования) работать в сфере услуг частным предприятиям.

Около 80 % граждан  России в 2008 году продолжают считать  приватизацию нечестной и готовы в той или иной степени к  пересмотру её итогов.

[править]

Отношение населения 

Большая часть  населения России негативно относится к итогам приватизации. Как показывают данные нескольких социологических опросов, около 80 % россиян считают её нелегитимной и выступают за полный или частичный пересмотр её итогов. Около 90% россиян придерживаются мнения, что приватизация проводилась нечестно и крупные состояния нажиты нечестным путем (с этой точкой зрения также согласны 72 % предпринимателей). Как отмечают исследователи, в российском обществе сложилось устойчивое, «почти консенсусное» неприятие приватизации и образованной на её основе крупной частной собственности[8]. 

Сотрудник «Левада-центра»  Н. Зоркая в 2005 году писала, что с  начала ваучерной приватизации в  общественном мнении почти сразу  возобладало недоверчивое или резко  отрицательное отношение. По данным опросов 1993 года, более половины респондентов (50–55%) считали раздачу ваучеров «показухой, которая реально ничего не изменит». Большинство опрошенных (по данным 1993 года, 74%) изначально полагали, что в результате приватизации основная часть государственных предприятий перейдёт в собственность «ограниченного круга лиц», а не «широких слоёв населения». Подавляющее большинство населения выступало за пересмотр результатов приватизации, считая, что приватизация госсобственности, особенно крупных предприятий энергетики, добывающих отраслей и проч., была незаконной[