Христианство и экология

Проблема "христианство и экология" предельно заострена  в наше время. "Христианство создало  цивилизацию захвата и порабощения  природы". "Христианская цивилизация  оказалась самой жестокой". "Библия отрывает человека от природы и противопоставляет  его всему миру". "Христианский антропоцентризм разрушил весь мир". Таков накал экологической критики христианства.

Эта волна критики  христианства была поднята статьей  Л.Уайта "Исторические корни нашего экологического кризиса", опубликованной в конце 60-х годов.1 Согласно Л.Уайту, корни современного экологического кризиса нужно искать в Библии - в Ветхом и Новом Завете. Библейское отношение человека и природы, с его точки зрения, "экологически высокомерно", рационально и утилитарно. Его сущность - страх, трепет и власть. Библейский Бог, обращаясь к человеку, говорит ему: "Да страшатся и да трепещут вас все звери земные, и весь скот земной, и все птицы небесные, все, что движется по земле, и все рыбы морские: в ваши руки отданы они" (Быт 9.2.).2

Исследуя логику современной антихристианской тенденции в экологии, обозревая обширные пространства завоеванной ею территории в философии, всматриваясь в нее, можно предположить, что она движется к следующему основному сущностному выводу.

Библия - это  завет эгоистически влюбленного в человека Бога, который противопоставил человеку весь остальной мир и отдал его ему во власть. Весь сказочный мир сотворенной природы с ее райскими рощами и тихими реками, с ее "литургией трав, поющих птиц и деревьев"3 Он отдал во власть Своему "избранному", Своему "любимому творению", отдал на потребу ненасытным аппетитам человека ("человек - потребитель Вселенной"). Божественный любимец поставил весь мир на грань экологической катастрофы, на грань его полного и бессмысленного уничтожения. Почему Бог заключил этот гибельный завет с человеком? Почему Он не усмотрел в человеке эгоизма глобального уровня, огромной разрушительной силы? Взгляд Бога не проницателен? Его взгляд ограничен эгоистической неразумной влюбленностью в свое "последнее творение"? Бог эгоистичен? Бог неразумен? Бог сделал неверный выбор? Умирающий мир не заслужил чудовищной ошибки Бога.

Таким образом, экологический кризис переводит  драму взаимоотношений Бога, человека и мира на новый уровень. Перед  лицом гибнущей оскверненной природы, перед лицом обезображенной земли сам акт ее божественного творения представляется нелепым, лишенным смысла. Создать прекрасный мир природы и отдать его на поругание ничтожному и потому высокомерному существу - человеку? Зачем? Какой смысл в этом случае приобретает акт творения мира? Что это - акт божественной безжалостной забавы или эксперимент холодного любопытствующего экспериментатора? Каким бы ни был ответ, современный эколог хочет сказать Богу Великого Завета: "Ступай и не приходи более".

"Ступай и  не приходи более". Эти слова из "Легенды о Великом Инквизиторе" Ф.М.Достоевского готовятся сказать Богу не только экологи, чей гнев связан с ответственностью за гибнущую планету. Их праведные вопрошания хотят присвоить себе те, кто строит сегодня пирамиду мировой власти.4 Архитекторы Нового Мирового Порядка жаждут прокричать христианскому Богу: "Уходи навсегда!" Христианский Бог мешает им "осчастливить" обезличенное человечество в новом мировом муравейнике.

Антихристианская  экология, таким образом, может открыть дорогу победоносному вторжению в духовное пространство планеты новой идеологической парадигмы, стремящейся к всеохватывающему контролю и окончательному порабощению души человека, к его обезличиванию под флагом "экологического императива".

Персоналистическая теодицея и экология

Начиная с Ф.М.Достоевского, в нашей отечественной религиозной  философии складывается персоналистическая теодицея. Ее развивают в своих  трудах Н.А.Бердяев, В.В.Розанов, И.А.Ильин, Н.О.Лосский. Сущность персоналистической теодицеи подробно рассмотрена Н.О.Лосским в таких трудах, как "Бог и мировое зло", "Достоевский и его христианское миропонимание" (гл. "Теодицея Достоевского").

Рассмотрим особенности  персоналистической теодицеи на материале  исследований Н.О.Лосского.

Теодицея - это религиозно-философское учение, которое стремится дать ответ на вопрос, как совместить существование в мире зла и несправедливости с признанием всемогущества и милосердия Бога, создавшего этот мир. Теодицея (от греч. теос - бог и дике - справедливость) - это учение об "оправдании Бога". Термин "теодицея" был предложен философом Г.Лейбницем, который написал сочинение под этим названием в 1710 году.

С точки зрения Н.О.Лосского, данное религиозно-философское  учение возникает и развивается  в основном в пределах христианского миропонимания (или в предхристианских философских исканиях, например, в сочинениях Плотина, который дал подробнейшую для древнего мира теодицею). Но в основном теодицея - это проблема христианина, проблема человека с разбуженной совестью. Чуткая совесть христианина, его теплом божественной любви отогретое сердце делают его неравнодушным к злу и несправедливости. И потому, чем более проникается человек христианским миропониманием, "тем настоятельнее встает вопрос, как мог всемогущий и всеблагой Бог сотворить наш мир, столь глубоко пронизанный всевозможными видами зла".5 Чем с большею полнотою христианство охватывает "весь состав личности", тем требовательней и огненней человек вопрошает Бога: "Откуда зло?" "Почему плачет дитя?" И с этой болевой точки сострадания и любви и рождается русская теодицея.

Русская теодицея персоналистична. Этим она существенно  отличается от теодицеи Г.Лейбница, его  учения о "предустановленной гармонии", согласно которой "зло есть необходимый  момент в гармонии целого", зло необходимо, чтобы уравновесить добро. В теодицее Лейбница угадывается холодное сердце философа-масона, по существу равнодушного к страданию, его высокомерный ум, рассматривающий мир как абстрактную гармонию, составленную из людей-атомов-марионеток.

Чуткая совесть  христианина не может примириться  с необходимостью зла. "Совесть  христианина, - пишет Лосский, - неумолчно  свидетельствует, что всякое зло  есть нечто не должное и не необходимое."6 Исследуя теодицею Достоевского, он обращает внимание на отвращение, которое вызывала у русского писателя мысль о том, что "зло необходимо", что человечество согласится принять "предустановленное" счастье и гармонию, зная, что для этого "необходимо" "замучить всего лишь одно только крохотное созданьице".

Мир несовершенен. "Мир во зле лежит". Но вина за все несовершенство мира лежит не на Боге и не на мире, Им сотворенном, а только и исключительно на человеке. Лосский цитирует "Записные тетради Достоевского": в будущей жизни "увидит человек, что все, решительно все на свете в его земной жизни от одного только него и зависит".7 "Делая человека ответственным, христианство тем самым признает и свободу его". "Человек - существо свободное; ничто не вынуждает его совершать дурные поступки; если человек отклоняется от пути добра и вступает на путь зла, он страдает и не имеет права сваливать вину на других, на среду или на Бога, будто бы плохо сотворившего мир".

Человек как  существо свободное, пишет Лосский, "может вступить на путь враждебного  или равнодушного к другим существам обособления от них, но он же может свободно обнять своею любовью весь мир и тогда осуществится абсолютное божественное добро, ради возможности которого и сотворен мир Богом".8 Первая тенденция антропоцентрична, вторая - персоналистична.

Антропоцентризм противопоставляет человека миру, природе, обществу. Он зародился в философии софистов. Основной принцип его сформулирован Протагором: "Человек есть мера всех вещей". Антропоцентризм ставит человека в центр вселенной, на место Бога, что порождает нравственный релятивизм и понижает систему ценностей человека до уровня потребительских и гедонистических.

Тенденция современного общественного развития антропоцентрична. В этой тенденции, пишет Лосский, Достоевский усматривал основную причину  зла, исказившего жизнь человека. Люди "неестественно отделились один от другого". "Проблема замкнутой в себе личности, проблема отъединения, ощущаемого в глубине сознания грехом и приводящего в конечном счете к катастрофе”, - центральная проблема творчества Достоевского9.

Итак, антропоцентрическая  устремленность порождает "отъединенность" - "основную форму зла". Она создает  и воспроизводит социальную атмосферу  отчуждения и обезличивания. Противопоставляя человека природе, она строит антиэкологическую  идеологию господства над природой, порабощает природу гедонисту и потребителю, порождает экологический кризис.

Персонализм противоположен антропоцентризму. Вместо отпавшего  от Бога индивидуалиста, персонализм  сосредоточен на Личности, то есть на человеке как образе и подобии Божьем. Человек перед Богом - основная тема персонализма. Персонализм рассматривает человека как существо, наделенное божественными дарами - свободой, совестью, разумом, способностью любить, стремящегося к осуществлению высших ценностей - Истины, Добра, Красоты. "Христианский идеал ставит человека безмерно высоко."10 Но эта высота не отъединяет личность от мира. Наоборот, человек как личность в персонализме - это человек "вовлеченный", открытый миру, болеющий о мире, спасающий мир. Преображение мира начинается с преображения души человека - с ее движения к Богу.

Русский персонализм  имеет особенности, отличающие его  от французского, немецкого, американского  персонализма. Лосский выделяет три  особенности, исследуя теодицею Достоевского, - литургизм, "мощь добра", экологичность. Эти особенности взаимосвязаны.

Человек стремится  к "полноте бытия", "полноте  жизни" ("от мудреца до последнего разбойника", Ф.М.Достоевский). Подлинная  полнота бытия литургична. "Полнота  бытия - это православная литургия. В ней мы находим синтез небесного и земного, видимого и невидимого, человеческого и божественного."11 Литургическая сопричастность человека с Богом, человека с человеком, человека с природой переживается как светлая радость ("сердце, как в раю, веселится", Ф.М.Достоевский). Об этой радости свидетельствует св.Иоанн Златоуст в проповеди, читаемой во время Пасхальной заутрени, такими словами: "Кто благочестив и боголюбив, ... пусть войдет, радуясь, в радость Господа своего."12

В этом литургическом  переживании полноты бытия человек занимает особое место. Человек - не пассивный свидетель, приникший божественной душой к постижению великой и праздничной гармонии мира, сотворенного Богом. Он даже не соучастник этой гармонии. Ему не дано право разделить ответственность за состояние мира с кем-либо, кроме него самого. Он - центр мира. Он - ось мира. Он один ответственен за мир. Он один "за всех и за вся виноват" (Ф.М.Достоевский).

Таким образом, человек как образ и подобие  Божие есть персоналистический центр, персоналистическая ось мира. Чтобы удержать гармонию мира (быть "удерживающим"), ему дана мощь неведомой силы - "мощь добра".

"Каждый человек,  решительно каждый" таит в себе "возможность таких совершенств,  какие не виданы на земле". Смотря на участников рождественского  бала, Достоевский мысленно говорит им: "Беда ваша в том, что вы сами не знаете, как вы прекрасны. Знаете ли, что даже каждый из вас, если б только захотел, то сейчас бы мог осчастливить всех в этой зале и всех увлечь за собой. И эта мощь есть в каждом из вас."13 "Мощь добра", мощь любви, переплавляясь в творчество, знание, поступок, может преобразить мир, "активно приобщая человека к славе Божией". Мощь деятельной творческой любви есть "высшее проявление личности". "Это обязанность самого человека так устроить, - пишет Достоевский, чтобы "каждая минута" была человеку в радость. Мир несовершенен. Мир поражен злом. Но зло преодолимо, причина существования зла в мире - "недостаток любви". Если бы каждый человек мог светить во всю отпущенную ему Богом мощь, зло не смогло бы ему противостоять. Зло "никогда не бывает абсолютным". Человек, не раскрывший в себе божественных даров любви, творчества, ума, "великодушных чувств", "сердечной веселости", "чистоты", оставив их "глубоко запрятанными", "сам того не замечая, сеет вокруг себя зло". Он "мог светить", а не светил. Он не поверил Богу, не поверив в себя, - и крылья божественной любви не распахнулись во всю свою гигантскую созидательную мощь. Неверие в "мощь добра", данного каждому, есть форма неверия в Бога. Безбожник - это "пустой" человек, тот, кто похоронил себя в себе, как в могиле.

Даже один добрый поступок преображает человека, делает его отважным, помогает подняться  над бедствиями. "Милые друзья, - говорит Алеша Карамазов детям, - не бойтесь жизни! Как хороша жизнь, когда что-нибудь сделаешь хорошее и правдивое!" Кто истинно добр, не может быть несчастлив. "Существование в каждом человеке возможности совершенного добра, а, следовательно, и совершенного счастья, было любимою мыслию Достоевского."14

"Мощь добра"  не прекраснодушна. Она противоположна романтической мечтательности, утопизму, которые порождаются мыслью и духом слабым, трепещущим перед реальной жизнью, бегущим от нее в вымечтанный рай и из него высокомерно, вероломно и хищно пытающимся связать живую жизнь своей ложью.15 Подлинная любовь прозорлива: взгляд старца на пришедшего к нему за советом незнакомца проницателен и нелжив. "Мощь добра" сопряжена с бесстрашным движением в глубины, "бездны" человеческого сердца, с трезвым и честным взглядом на мир, что проявилось в творчестве самого Достоевского.