Самозванцы в русской истории XVII вв

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙФЕДЕРАЦИИ

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

«ПОВОЛЖСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНОЛОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ»

 

 

 

Факультет социальных технологий

 

 

Реферат

Тема: Самозванцы в русской истории XVII вв.

 

 

 

 

 

                                  Выполнил:

                               Студент 1 курса

                                  Группы: 3ТУР-11

               Кутюшкин А.И.

                    Проверил:

                                                                                                      Васенин Д.В.

 

 

 

 

                                                                                Йошкар-Ола

2014

 
 

 

 

 

 

 

ВВЕДЕНИЕ

 

 

«Все бывшие на Руси возмущения происходили от самозванцев, которым часть народа верила, или от заступничества народа за мнимо истинного и законного государя …» 
 
В.И. Даль 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Самозванчество никак нельзя назвать чисто русским феноменом, однако ни в одной другой стране это явление не было столь частым и не играло столь значительной роли во взаимоотношениях общества и государства. Даже если ограничиться подсчетом только лжецарей и лжецаревичей, то все равно в итоге получится внушительная цифра. В XVII столетии на территории Российского государства действовало около 20 самозванцев (из них только в Смутное время человек 12), век же восемнадцатый отмечен примерно 40 случаями самозванства.  
Самозванцы, претендующие на российский престол, "объявлялись" и за рубежом - например, в Италии ("дочь Елизаветы", "княжна Тараканова"), Черногории ("Петр Федорович"), Турции ("сын Ивана Алексеевича"). Однако в поле нашего зрения, они не попадут, поскольку не имеют никакого отношения к русскому народу. Под словом "народ" разумеются посадские люди, крестьяне, казаки, низшее духовенство.  
Несмотря на то что самозванчество издавна привлекало внимание историков, корни этого явления до конца не выяснены. По большей части самозванчество трактуется как одна из форм "антифеодального протеста", а в плане политическом оно изображается исключительно как "борьба трудящихся за власть". Однако при этом не учитывается, что не все самозванцы были связаны с движением социального протеста, что далеко не всегда их целью была власть в государстве.  
Совершенно очевидно, что для понимания сущности и причин возникновения самозванчества нужно прежде всего изучить идейно-психологические особенности русского народного сознания XVII- XVIII веков.  
Термин "самозванчество" относится к области социальной психологии. Самозванчество начинается тогда, когда лжецарь или псевдомессия открывается окружающим, формирует группу соратников или становится во главе какого-либо движения социального протеста. Изучая природу самозванчества, в работе акцентируется внимание прежде всего на народной реакции на появление самозванца, исторических портретах Лжедмитрия I и Лжедмитрия II.

 

1.Причины появления  самозванцев в России 
 
До XVII века Россия не знала самозванцев, имеющих виды на царский трон.

Во-первых, для самозванчества царистского толка необходим определенный уровень развития феодальных отношений и государства.  
 
Во-вторых, история самозванчества в России тесно связана с династическими кризисами, время от времени сотрясавшими царский трон. Первый такой кризис относится к рубежу XVI и XVII веков, когда пресеклась династия Рюриковичей и на престоле оказались «боярские цари» — Борис Годунов и Василий Шуйский. Именно тогда появляются первые лжецари и рождаются массовые движения в их поддержку. И позднее нарушения традиционного порядка престолонаследия (например, появление на троне малолетних детей или же воцарение женщин) обогащали историю самозванчества новыми именами и событиями.  
 
В-третьих, история самозванчества представляет собой цепь конкретных воплощений народных утопических легенд о «возвращающихся царях-избавителях». Первая из них возникла, вероятно, еще при Иване Грозном, показавшем себя «несправедливым» и «неблагочестивым», а значит, и «неправедным». Героем легенды стал разбойник Кудеяр, бывший якобы на самом деле царевичем Юрием, сыном Василия III от первой жены — Соломонии Сабуровой. 
  В литературе устоялось мнение, будто народ поддерживал самозванцев главным образом потому, что те обещали ему освобождение от крепостного-гнета, сытую жизнь и повышение социального статуса. При этом допускается возможность того, что трудящиеся (по крайней мере, их часть) могли идти за самозванцами, не веря в их царское происхождение, а просто используя их в своих целях. 
Подразумевается, что «толпе» все равно, кто взойдет с ее помощью на престол, 
— главное, чтобы новый царь был «мужицким», «хорошим», чтобы он защищал интересы народа. 
Однако данная точка зрения далеко не бесспорна. Не секрет, что наряду с 
такими самозванцами, как Лжедмитрий I и Е. Пугачев, увлекавшими за собой 
тысячи людей, в России были и другие, которые в лучшем случае могли 
похвастаться несколькими десятками сторонников. Чем объяснить такую вот 
избирательную «глухоту»? 
Скорее всего, одни самозванцы лучше играли свою роль, их поступки в большей степени соответствовали народным ожиданиям, а другие претенденты на престол не соблюдали общепринятых «правил игры» или же чаще их нарушали. «Праведным» в глазах народа выглядел тот монарх, который был, во-первых, «благочестивым», во-вторых, «справедливым», в-третьих, «законным». «Законность» правителя определялась Богоизбранностью — обладанием харизмой (личной благодатью), которая доказывалась наличием «царских знаков» на теле. Именно с их помощью (креста, звезды, месяца, «орла», то есть царского герба) многочисленные самозванцы в XVII—XVIII веках доказывали свое право на престол и обеспечивали себе поддержку в народе. 
 

Взять, например, Емельяна Пугачева. В августе 1773 года он обратился за 
поддержкой к яицким казакам. Когда те узнали, что перед ними «император Петр III», то потребовали доказательств (излишних, если бы им был нужен просто человек; играющий роль императора). Источник сообщает: «Караваев говорил ему, Емельке: «Ты де называешь себя государем, а у государей бывают на теле царские знаки», то Емелька... разодрав у рубашки ворот, сказал: «На вот, коли вы не верите, что я государь, так смотрите — вот вам царскийзнак». И показал сперва под грудями... от бывших после болезни ран знаки, апотом такое же пятно и на левом виске. Оные казаки Шигаев, Караваев, Зарубин, Мясников, посмотря те знаки, сказали: «Ну теперь верим и за государя тебя признаем». 
Помимо «царских знаков» имелись и другие отличительные признаки «законного» претендента на престол — поддержка самозванца «всем миром», а также удачливость претендента, свидетельствующая о его Богоизбранности. 
Массовая поддержка могла опираться на признание претендента «подлинным 
государем» со стороны авторитетных лиц или свидетелей, которые-де знали его 
еще в бытность царем. Так, в 1732 году в селе Чуеве Тамбовской губернии 
объявился «царевич Алексей Петрович». Крестьяне поверили самозванцу после 
того, как его «признал» знахарь, который славился тем, что видел людей насквозь. 
Крепость Оса сдалась Пугачеву без боя после того, как старик — отставной 
гвардеец, знавший когда-то настоящего Петра III, «опознал» его в Пугачеве и 
сообщил обо всем гарнизону. Пугачевского полковника И. Н. Белобо-родова 
убедили в подлинности «царя» гвардейский унтер-офицер М. Т. Голев и солдат 
Тюмин. 
 
В 1772 году волжские казаки, поддавшись на уговоры самозванца Богомолова, 
тоже называвшего себя «Петром III», арестовали офицеров. Но бунт умер, не 
успев родиться. Сын казацкого старшины Савельев бросился на Богомолова и 
начал его бить, называя самозванцем. Казаки оробели и позволили арестовать 
лжеимператора. 
   В народном представлении «законный» претендент на престол должен быть всегда удачлив. Уверенность, что царевич Дмитрий все-таки жив, росла по мере того, как войска первого самозванца успешно продвигались к Москве. Заборские казаки весной 1607 года перешли на сторону Ивана Болотникова, «проведав, что московиты два раза потерпели поражение, подумали, что истинный Димитрий, должно быть, жив...» 
Донские казаки, рассуждая об успехах Пугачева, говорили, «что если б это был 
Пугач, то он не мог бы так долго противиться войскам царским». Аналогично 
рассуждали жители Сибири, для которых истинность Пугачева — «Петра III» 
доказывалась, помимо прочего, тем, что «его команды рассыпались уже везде», 
покорив многие города. 
  Наконец, в народном сознании хранился определенный план действий, который 
предписывался каждому самозванцу. Суть его заключалась в вооруженной борьбе с «изменниками» и походах на Москву (в XVIII веке— сначала на Москву, а затем на Петербург). Действовать как-то иначе значило разоблачить себя. Ведь «законный» царь для того и «объявлялся» народу, чтобы с его помощью вернуть себе власть. 
     

Исходя из этого, попробуем объяснить перелом, который произошел в сознании 
Пугачева летом 1773 года после встречи с яицкими казаками. До сего времени он хотел лишь увести казаков за пределы Российского государства, на «вольные земли». Однако в августе 1773 года под руководством Пугачева началось восстание, целью которого было продвижение через Оренбург и Казань на Москву и Петербург. Эта метаморфоза обычно объясняется тем, что Пугачев почувствовал за собой силу «черни» и казачества, или тем, что он с самого начала готовился к восстанию, а версия о выводе яицких казаков в другие места была придумана им для того, «чтобы проверить, на какие действия способна казацкая масса». 
  На наш взгляд, Пугачев был просто вынужден принять этот план действий. Так, 
после поражения под Казанью (июль 1774 года) яицкие казаки обращались к 
Пугачеву, решившему идти по Волге к Дону, с такими словами: «Ваше величество! Помилуйте, долго ли нам так странствовать и проливать 
человеческую кровь? Время вам итти в Москву и принять престол!» Точно также в 1604 году донские казаки писали Лжедмитрию I в Польшу, чтобы «он не замешкал, шел в Московское государство, а оне ему все ради». 
Кстати, за стремлением Пугачева уйти на Дон также можно усмотреть 
традиционный для монарха мотив. Для сознания тяглого населения XVII—XVIII веков характерно представление о союзе «подлинного» царя с донскими казаками. 
  В 1650 году восставшие псковичи были уверены, будто царь из Польши «будет с казаками донскими и запорожскими на выручку вскоре». Крестьяне Тамбовского уезда в мае—июне 1708 года передавали друг другу новость, что царевич Алексей ходит по Москве в окружении донских казаков и велит бросать бояр в ров.  
 
В 1772 году в Козлове распространялся слух, что император Петр III жив, «ныне находится благополучно у донских казаков и хочет итти с оружием возвратить себе престол». И Пугачев, рискуя быть узнанным своими земляками, сознавая эту опасность, тем не менее двигался со своим войском на Дон. 
 
Теперь поговорим о таком признаке «праведного» царя, как «благочестивость», 
которая заключалась прежде всего в строгом соответствии образа жизни 
предписаниям «царского чина». Истинный государь должен был выполнять все 
установления православия, строго соблюдать национальные обычаи и традиции 
двора. 
Сообразно с этим, для развенчания Лжедмитрия I его противники ссылались на 
то, что он дружил с иностранцами, занимался колдовством, относился с 
пренебрежением к иконам и церковным обрядам, не следовал традициям русского быта. Представления о Петре 1 как «подменном», «ложном» царе во многом обязаны своим возникновением тому, что он ввел брадобритие, иноземные обычаи и одежду, кутил с иностранцами, устраивал фейерверки, издевался над священнослужителями и часто покидал свое государство. Можно привести и такой пример. В 1722 году взбунтовался гарнизон сибирского города Тара. Поводом послужил петровский указ принести присягу будущему наследнику трона, имя которого, однако, не называлось. «Восставшие объявляли, что они будут присягать только такому наследнику, царское происхождение и православная вера которого несомненны». 
 
Для признания в народе какого-либо претендента на царский трон в качестве 
«благочестивого», а значит, «истинного» государя требовалось, ко всему 
прочему, чтобы он жаловал и одаривал своих сторонников, чтобы его 
сопровождала свита из знати (настоящей или созданной самим самозванцем). 
Например, «царевич Петр», один из предводителей крестьянской войны начала 
XVII века, по происхождению казак, создал при себе «думу» из бояр и дворян и 
«неизменно ставил во главе армии или отдельных отрядов титулованных лиц». 
Пугачева также сопровождала свита из «генералов» и «графов». 
Кроме того, самозванец, чтобы не порождать кривотолков, должен был избегать панибратства с простыми людьми, соблюдать определенную дистанцию в отношениях с ними. Ввиду этого женитьба Пугачева — «Петра III» на простой казачке вызвала сомнения в том, что он император, даже у его жены. 
 
История крестьянской войны 1773—1775 годов позволяет добавить еще один штрих к фольклорному портрету «благочестивого» (сиречь «истинного») царя. Среди причин, породивших у сподвижников Пугачева сомнения в его императорском происхождении, была и его неграмотность. «Настоящий» государь должен был подписывать свои указы собственноручно, а Пугачев этого не делал. И хотя он предупредил своего секретаря А. Дубровского, что тот будет сразу же повешен, если проговорится, тайну сохранить оказалось невозможно. В результате «слухи о том, что Пугачев не знает грамоты, ибо не подписывает сам своих указов, и потому является самозванцем, послужили основанием к организации заговора, завершившегося несколькими неделями спустя арестом Пугачева и выдачей его властям». 
 
Таким образом, далеко не всякий, кто стремился помочь народу, кто играл роль 
«справедливого» (и только) царя, мог получить массовую поддержку. В 1608 году по приказу Лжедмитрия II донские казаки казнили двух «царевичей», с которыми сами же пришли к Москве. Если бы для казаков главным было то, насколько государь «свой», то, очевидно, они бы предпочли собственных «царевичей» более чуждому для них «царевичу Дмитрию». Но все вышло наоборот. Из этого следует, что царистские представления народа не могли быть объектом сознательного манипулирования. 
И совершенно естественно выглядит поведение тех донских казаков, которые на время оказывались в рядах пугачевцев, поверив, что он действительно «Петр III». Однако ничтоже сумняшеся они покидали восставших, как только 
убеждались, что ими руководит самозванец. И так они поступали несмотря на 
то, что Пугачев щедро одаривал донских казаков, склонившихся под его знамена, и назначал их на командные посты. Кстати, подавляющее большинство донских казаков к призывам Пугачева осталось равнодушным. И это во многом объясняется тем, что «среди донских казаков, особенно низовых, все больше распространялся слух о том, что вождем восстания является их земляк Емельян Пугачев». 
 
«Наивный монархизм» был не базой, а препятствием для сознательной поддержки заведомого и явного самозванца. Даже ближайшее окружение самозваного претендента на престол должно было пребывать в уверенности, что служит «истинному», «настоящему» государю. Самозванец должен был выдвинуть такую программу, которая бы указывала не просто путь к вольной и сытой жизни, но и строго определенные методы достижения цели — уже намеченные народным сознанием. 
 
Отмеченные выше особенности впрямую относятся и к самозваным пророкам и 
мессиям. Оба типа самозванчества (царистской и религиозной окраски) по сути 
своей — явления одного порядка. Родство их видится уже в том, что человек, 
принявший имя какого-либо пророка или самого Христа, теряет свободу 
жизненного выбора. Он обречен играть свою роль так, как это предписано 
массовым сознанием, делать то, что от него ожидают. Претензии такого лица 
на получение им свыше каких-либо полномочий могли быть признаны окружающими только в том случае, если его облик и поведение соответствовали агиографическим канонам, нормам «жития святых». 
    Вспомним, например, двух «расколоучителей» — монаха Капитона и протопопа Аввакума. Оба они считали себя посланниками «вышняго Бога», и оба сумели убедить в этом большое число людей. Капитон истязал себя постами (ел только сухой хлеб, и то раз в 2—3 дня), носил тяжелые вериги (каменные плиты в три пуда) и даже спал в подвешенном состоянии, зацепившись веригами за крюк в потолке. В общем, жил так, как жили до него многие подвижники, причисленные впоследствии к лику святых. 
 
Протопоп Аввакум избрал другой путь — он стал «страдальцем за веру». Он был уверен, что именно в борьбе против «никонианства», требующей душевной 
стойкости, заключается его миссия «пророка» и «Христова' посланника». Саму 
свою жизнь он считал «делом Божьим», наградой за исполнение которого будет 
причисление к сонму праведников. 
 
По правде говоря, Аввакум был достоин такой награды. Еще будучи попом в 
нижегородском селе Лопатицы, он за обличения местных «начальников» 
неоднократно оказывался жестоко избитым. Доставалось ему и от прихожан, 
недовольных строгостью своего пастыря. Став протопопом в Юрьевце Поволжском, Аввакум через два месяца был вынужден покинуть город. Толпа мужиков и баб, которых Аввакум, «унимал отблудни», вооружившись «батогами» и «рычагами», избила его до полусмерти и хотела вообще убить, но вмешался воевода и спас блюстителя нравственности. 
 
Выступив против реформ патриарха Никона, Аввакум навлек на себя еще большие испытания. В 1653 году он вместе с семьей был сослан в Сибирь, где жестоко притеснялся воеводой А. Пашковым. Десять лет Аввакум терпел издевательства, побои, голод и холод, пока в 1664 году не был возвращен в Москву. Вскоре, однако, его опять сослали вместе с женой и детьми в городок Мезень (на одноименной реке, впадающей в Белое море). В 1666 году Аввакум с двумя старшими сыновьями предстал перед церковным собором, после чего отправился на вечную ссылку в Пустозерск, где его ждала «земляная тюрьма» и новые лишения. Пятнадцатилетнее заключение не сломило мятежного протопопа, и в апреле 1682 года «за великие на царский дом хулы» он был сожжен. Аввакум обладал большой силой внушения и самовнушения. По его собственным словам, он был способен творить чудеса. Он изгонял бесов, излечивал больных, не раз и не два избегал, казалось бы, неминуемой гибели. Неудивительно, что духовный авторитет Аввакума был исключительно высок не только в кругу старообрядцев, но и среди многих «никониан». 
Итак, аскетизм, стойкость в испытаниях и способность творить чудеса — вот 
главные критерии, с помощью которых народ определял, кто имеет право зваться пророком, а кто не имеет. Но были, разумеется, и другие способы выяснить это. Весьма любопытно в этой связи рассмотреть учение и практику «хлыстовщины». Секта «хлыстов» получила такое название от ее наблюдателей и врагов, сами же сектанты называли себя «людьми Божиими». Вероятно, название секты является искажением слова «христы», поскольку ее члены считали своих руководителей Мессиями, воплощениями Христа. 
 
Как самостоятельное направление «христовщина» оформилась в конце XVII века благодаря деятельности Данилы Филиппова. Предание гласит, что он был беглым солдатом из крестьян Юрьевского уезда и однажды с ним случилось чудо — в его «пречистую плоть» вселился Бог Саваоф. По убеждению «христововеров», другого бога, кроме Данилы-Саваофа, нет, но вот его сын, Христос, воплощается постоянно и может вселиться в любого из последователей Данилы. Чтобы это произошло, нужно очистить плоть аскетическими подвигами. 
 
Первым «Христом» оказался Иван Суслов, оброчный крестьянин Муромского уезда.Одно время он жил в селе Павлово-Перевоз под Нижним Новгородом, где 
возглавлял «корабль» (хлыстовскую общину). В начале XVIII века он обосновалсяв Москве, занимаясь торговлей и устраивая в своем доме «радения» 
 
(коллективные моления «христов»). Если верить легендам, Суслов был распят на Красной площади, но воскрес и явился своим последователям, затем его распяли вторично, он опять воскрес и вознесся на небо. Повсюду И. Суслова 
сопровождали 12 «апостолов» и «Богородица». Очевидно, такая свита была 
обязательной для хлыстовских «мессий», поскольку 12 «апостолов» и 
«Богоматерь» составляли окружение и «Христа», появившегося на Дону в 1725 
году. Им был некий Агафон, казак по происхождению. 
Таким образом, пышной свите, которая была атрибутом лжецарей, находится 
аналогия в истории религиозного самозванчества. «Истинного» пророка или 
  Мессию должны были окружать ученики и соратники. Без этого условия ему, 
очевидно, трудно было рассчитывать на массовую поддержку. Популярность же была нужна для подтверждения «законности» его притязаний на сакральный 
статус. Логично предположить, что для самозваных пророков и Мессий был актуальным и другой способ достижения популярности —привлечение на свою сторону авторитетных и уважаемых людей с высоким социальным статусом. В поисках доказательств обратимся к истории скопчества, которое выделилось в 70-х годах XVIII века из секты «христововеров». Первым проповедником оскопления был беглый помещичий крестьянин Андрей Блохин. Из дома он ушел в 14 лет, а в 20-летнем возрасте стал членом секты «людей Божиих». Продолжая бродить и нищенствовать, он в 1770 году попал в деревню Богдановку Орловского уезда, где исполнил ранее выношенную идею оскопления. На этот шаг его подвигло стремление в полной мере соблюсти требования аскетизма, обязательные для каждого, кто хочет стать святым или пророком. Между тем он не мог сдержать себя от влечения к женщине даже самым жестоким бичеванием. Совершив задуманное, Блохин стал проповедовать оскопление (или, говоря его же языком, «убеление») среди «хлыстов» Богдановки и соседних деревень. За короткое время ему удалось «убелить» около 60 человек. 
   Успех предприятия во многом объясняется тем, что Блохина поддержали 
зажиточные крестьяне, купцы и руководители хлыстовских «кораблей» окрестных мест. Кроме того, идея оскопления оказалась по душе наставникам и 
«пророкам» из купеческих «кораблей» города Орла и пришлась по сердцу 
хлыстовской «Богородице» Акули-не Ивановне, которая впоследствии стала одной из богинь скопческого пантеона. 
  Уж коли речь зашла о скопчестве, нельзя не остановиться на личности 
Кондратия Селиванова. Для скопцов он был не просто Мессия, но «Бог над 
 
Богами, царь над царями и пророк над пророками». Своей славой и авторитетом Селиванов был обязан в первую очередь богатым купцам, с которыми он сошелся во время сибирской ссылки, куда был отправлен в 1774 году. Купцы не только создали скопческие «корабли», где господствовал культ нового «Мессии», но и устроили ему побег из ссылки. После этого, в 90-х годах XVIII века, К. Селиванов принял имя императора Петра III. В этом ему оказали большую услугу петербургские скопцы. Им удалось обратить в свою веру некоего Кобелева — бывшего лакея Петра III. Кобелев стал подтверждать, что Селиванов — действительно свергнутый император и что он его сразу узнал, как только увидел. Наконец, прославлению двуликого «Мессии» (одновременно «Христа» и «Петра III») помогла небезызвестная «Богородица» Акулина Ивановна. Она признала Селиванова своим сыном, рожденным от святого духа, и после этого стала зваться «императрицей Елизаветой Петровной». Кстати, другая скопческая «Богородица» — Анна Софоновна — почиталась и как «великая княгиня Анна Федоровна», незадачливая супруга цесаревича Константина Павловича. Как видим, стать «настоящим» пророком или Мессией и получить в новом качестве массовое признание было столь же непросто, как стать «истинным» претендентом на царский трон. Причем для самозванцев обоих типов «правила игры» были во многом одинаковы. 
Между двумя ветвями самозванчества нет четкой грани—в России встречались, 
так сказать, двуликие самозванцы. Глубинная основа обоих типов 
самозванчества одна и та же — сакрализация царской власти, представление о 
Богоизбранности, мистической предназначенности «настоящего» царя. 

 

2. Исторические  портреты:  
  2.1. Лжедмитрий I  
Лжедмитрий I [г. рождения неизвестен — 17(27).5.1606, Москва], самозванец, авантюрист, выдававший себя за русского царевичаДмитрия Ивановича русский царь в 1605—06. Происхождение Лжедмитрий I неясно; по официальной версии правительства Бориса Годунова, он — беглый дьякон Чудова монастыря (в Москве) Григорий Отрепьев, сын галичского дворянина Богдана Отрепьева. Появился в 1601 в Польше и был поддержан польскими манатами и католическим духовенством. В 1603—04 была развёрнута подготовка возведения Лжедмитрий I на русский трон. Лжедмитрий I тайно принял католичество и обещал после воцарения отдать Польше Северскую и Смоленскую земли, участвовать в антитурецком союзе, оказать помощь Сигизмунду III в его борьбе со Швецией, ввести в России католичество, жениться на дочери сандомирского воеводы Е. Мнишка Марине, передать ей в качестве «вена» Новгород и Псков и уплатить Мнишку I млн. злотых. Осенью 1604 Лжедмитрий I перешёл с польско-литовским отрядом русскую границу и был поддержан частью русских феодалов, горожанами, служилыми людьми, донскими и запорожскими казаками и крестьянами южных районов, где развёртывалась антифеодальная борьба (см. Крестьянская война начала 17 века в России). Несмотря на поражение под Добрыничами, Лжедмитрий I укрепился на Ю. страны (в Путивле). После внезапной смерти Б. Ф. Годунова его армия под Кромами перешла на сторону Лжедмитрий I . 1 июня 1605 в Москве произошло народное восстание, и правительство Годуновых было свергнуто. 20 июня Лжедмитрий I вступил в Москву. Заняв царский престол, Лжедмитрий I пытался проводить самостоятельную внутреннюю и внешнюю политику. 
 Стремясь опереться на провинциальное дворянство, Лжедмитрий  
I увеличил ему денежные и земельные оклады за счёт конфискации финансовых средств у монастырей и намечавшегося пересмотра их прав на земельные владения. Лжедмитрий I предпринял попытку реорганизации армии. Им был сделан ряд уступок крестьянам и холопам (указы от 7 января и 1 февраля 1606). Южные районы были на 10 лет освобождены от налогов, и в них была прекращена обработка «десятинной пашни». Однако крепостническая в целом политика и увеличение налогов (в частности, из-за отправки денег в Польшу) вызвали весной 1606 усиление крестьянско-казацкого движения. Не сумев привлечь на свою сторону все слои феодалов,Лжедмитрий I пошёл на уступки восставшим: он не применил силу для подавления движения и включил в готовившийся Сводный судебник статьи о крестьянском выходе. Из-за невыполнения Лжедмитрий I его обещаний (о введении католичества, территориальных уступках и военной помощи Польше против Швеции) ухудшились отношения с Польшей. Кризис внутренней и внешней политики создал условия для организации заговора знати во главе с князем Василием Ивановичем Шуйским Во время восстания горожан против поляков, прибывших на свадебные торжества Лжедмитрий I и М. Мнишек, Лжедмитрий I был убит заговорщиками. 
 
2.2. Лжедмитрий II ("Тушинский вор")  
  Вместо погибшего Лжедмитрия I шляхетско-панская Польша выдвинула нового авантюриста, известного под именем Лжедмитрия II. В июле 1607 г. самозванец, выдававший себя за царевича Дмитрия, якобы спасшегося в 1606 г., появился в пограничном городе Стародубе. Он прибыл из Речи Посполитой, где до того сидел в тюрьме.  
В сентябре 1607 г., когда Тула ещё оборонялась против войск Василия Шуйского, Лжедмигрий II с отрядом польских шляхтичей двинулся из Слародуба к верховьям Оки. Падение Тулы в октябре 1607 г. заставило Лжедмитрия II бежать в район Севска (Комарицкую волость). Отсюда он вновь стал продвигаться к северу и в начале 1608 г. задержался в Орле, где стал собирать войска. В течение зимы и лета 1607—1608 гг. вокруг Лжедмитрия II собрались значительные польско-литовские отряды. Родственник литовскою канцлера Льва Сапеги — Ян Сапега с разрешения короля открыто собирал войска для нового похода. Польское правительство, стремясь избавиться от участников шляхетского восстания — «рокошан», давало им возможность уйти в пределы Русского государства. Так в армии Лжедмитрия II оказался один из участников «рокота», Лисовсьий. За крупными польскими панами — князьями Рожинским, Вишневецким (бывший покровитель Лжедмитрия I) и другими тянулись мелкие польские и литовские шляхтичи и всякие авантюристы.  
Помимо основного польско-литовского военною ядра к Лжедмитрию II стали присоединяться те, кто продолжал борьбу с правительством Шуйского. В Черниюво-Северских городах к нему примкнули мелкие служилые люди, потом подошли отряды казаков, ещё позже присоединились остатки разбитых отрядов Болотникова, в том числе атаман Заруцкий, ставший предводителем казачьих отрядов.  
Разбив весной 1608 г. царские войска под Волховом, отряды Лжедмитрия II 1 июня подошли к Москве и начали её осаду.  
Главная ставка интервентов была устроена в 12 км от Москвы, в селе Тушине. Поэтому за Лжецмитрием II утвердилось прозвище «тушинский вор». Вскоре в Тушинском лагере оказалась Марина Мнишек,«признавшая» в новом самозванце своего покойного мужа Лжедмитрия I. В лагерь стали поодиночке и целыми группами вливаться московские служилые люди, а также отдельные представители боярских родов, недовольные Василием Шуйским, — Трубецкие, Романовы и др. В Тушине образовался свой царский двор, боярская дума. Фактическая же власть в Тушинском лагере принадлежала «комиссии децемвиров», состоявшей из 10 польских шляхтичей. Римско-католическая церковь внимательно следила за тем, что происходило в России, в надежде использовать Лжедмитрия II для своих целей. Боярско-дворянская группа в Тушинском лагере численно увеличивалась. Крестьяне же и холопы, приставшие к Лжедмигрию II после разгрома восстания Болотникова, наоборот, отходили от него. Политика властей Тушинскою лагеря и действия польских отрядов показали трудовому населению подлинное лицо тушинскою «царика», который являлся игрушкой в руках польской знати и части московских бояр, связавшей свою судьбу с интервентами.  
Не будучи в силах овладеть Москвой, тушинцы приступили к её блокаде. Они принялись расширять район своих операций. В первое время население некоторых городов, выступавшее против боярского правительства Шуйского, добровольно переходило на строну Лжедмитрия II. Очень скоро дальнейшее расширение территории стало возможно лишь путём вооружённого захвата городов. Особенно привлекал тушинцев ряд богатых северных и волжских городов: Ростов, Суздаль, Владимир, Ярославль, Вологда и др. К осени 1608 г. они захватили и разграбили 22 города.  
Правительство Шуйского, неспособное возглавить борьбу с интервентами, всё более и более теряло влияние в стране. Именно в этот период в ряде районов (Псков, Поволжье Поморье, Западная Сибирь) развернулась борьба против крепостнического угнетения и олицетворявшего его правительства Шуйского.  
Тушинцы подвергали ограблению не только захваченные города, с не меньшим усердием они грабили крестьян. Лжедмитрий II раздавал сельские местности и города своим приверженцам, подвергавшим население полному разорению. Перед русским на одом раскрывалась действительная роль польского авантюриста Лжедмитрия II. На насилия тушинцев горожане и крестьяне уже в конце 1608г. ответили стихийно поднявшейся народной войной.  
Центрами народною движения были крупные города: Новгород Великий, Вологда, Великий Устюг, Нижний Новгород и др. В конце ноября 1608 г. восстание охватило уже ряд поморских и поволжских городов. В течение зимы 1608/09 г. во многих городах создавались вооружённые отряды из посадских людей и окрестных крестьян. Во главе этих отрядов обычно становились стрельцы, казаки, посадские люди, крестьяне и холопы. Предводителем одного такою крестьянскою отряда был холоп Василия Шуйскою Семён Свистунов. Города обменивались грамотами и призывали друг друга крепко стоять против захватчиков. Плохо вооружённые крестьяне и посадские люди, хотя и не могли очистить страну от захватчиков, всё же затрудняли интервентам грабёж русской земли. Крестьяье и посадские люди нападали на отдельные отряды интервентов, а затем уходили от их преследований в лесные дебри. Примером героической борьбы с захватчиками является оборона Троице-Сергиева монастыря. Крестьяне, собравшиеся за стенами этого монастыря, упорно оборонялись в течение 16 месяцев (сентябрь 1608 — январь 1610 г.) от 15-тысячною отряда интервентов. Большие людские потери, безрезультатность многочисленных штурмов вынудили интервентов снять осаду. Оборона Троице-Сергиева монастыря свидетельствовала о высоком патриотическом подъеме народных масс.  
  Переход Речи Посполитой к открытой интервенции  
В 1609 г. польский король Сигизмунд III, окончательно убедившись в том, что Лжедмитрий II не в состоянии овладеть Москвой, решил начать открытое вторжение в пределы Русского государства. На Сигизмунда III повлияло также заключение в феврале 1609 г. договора между правительством Шуйского и шведским королём Карлом IX. По этому договору шведы при условии уступки Русским государством Корелы с уездом и его отказа от притязаний на Ливонию выделили Василию Шуйскому 15-тысячный отряд. Ведший переговоры со шведами племянник царя князь Михаил Скопин-Шуйский во главе собранного им русского войска и при участии шведского отряда (кроме небольшого числа шведских солдат в него входили наёмники из разных стран Европы) начал в 1609 1 наступление от Новгорода к Москве. В наиболее важный момент шведы отказались участвовать в военных действиях на стороне правительства Шуйского и потребовали выплаты денег и очищения города Корелы от русского гарнизона. Скопину-Шуйскому удалось с помощью восставшего против Лжедмитрия II населения ряда городов очистить от тушинцев значительную территорию, подойти к Москве и освободить её от осады. Успехи воеводы Скопина-Шуйского и народная борьба с захватчиками предопределили полную неудачу польской авантюры, связанной с именем Лжедмитрия II.  
  С весны 1609 г. в Польше началась деятельная подготовка к большому походу против России. При королевском дворе происходила детальная разработка плана военных операций, в пограничных районах сосредоточивались войска. В середине сентября 1609 г. польские войска перешли русскую границу и появились у ворот Смоленска.  
  Польская шляхта хвастливо уверяла, что старая русская крепость Смоленск падёт быстро. Однако Смоленск оказал героическое сопротивление. Его осада длилась 20 месяцев. Обороной города руководил воевода М. Б. Шеин.  
Всё население Смоленска, как местное, так и укрывшееся за его стенами, было вооружено, организовано и военные отряды и несло службу на городских укреплениях, отражая приступы врагов.  
Большинство смоленских дворян участвовало в борьбе с интервентами. Наиболее же активной силой в обороне города были посадские люди и укрывшиеся за крепостными стенами окрестные крестьяне.  
Начав открытую интервенцию, Сигизмунд III предложил полякам, находившимся в Тушине, присоединиться к его войску. Часть польских отрядов ушла к королю. Боярская группа тушинцев пошла на сговор с Сигизмундом и заключила с ним 4 февраля 1610 г. договор, по которому польский королевич Владислав должен был стать русским царём. Произошёл полный развал тушинского лагеря. «Тушинский вор», как называли Лжедмитрия II, бежал в Калугу, где он был убит в конце 1610 г. одним из своих сообщников. 
 
2.3 Лжедмитрий III 
 
Весной 1611 года в Ивангороде появился еще одни человек, называвший себя 
царем Дмитрием. Его источники обычно именуют «вором Сидоркой», хотя по 
другим сведениям, это был московский дьякон Матвей из какой-то церкви за 
Яузой. Из Москвы этот «вот» сначала перебрался в Новгород, где на рынке 
попытался выдать себя за царевича, но был опознан и с позором изгнан. Из 
Новгорода он убежал в Ивангород и там 23 марта объявил, что он – спасенный 
Дмитрий. Лжедмитрий III вступил в переговоры со шведским комендантом Нарвы Филиппом Шедингом, однако король послал к Лжедмитрию III своего посла, который узнал в нем самозванца. После этого шведы прекратили всякие 
контакты с ним. 
 
Между тем «вор», собрав вокруг себя войско из всевозможных «партизан», 8 
июля подошёл к стенам Пскова. В стан Лжедмитрия III стали перебегать 
некоторые псковские жители. В это время до самозванца дошли слухи, что к Пскову приближаются шведские войска. Испугавшись «вор» ушел со своей ратью в Гдов, где шведы все же настигли его. 
 
Шведский генерал Горн отправил Лжедмитрию III послание, в котором писал, 
что не считает его настоящим царем, но так как его «признают уже многие», 
то шведский король даёт ему удел во владение, а за это пусть он откажется о 
своих притязаний в пользу шведского принца, которого русские люди хотят 
видеть своим царем. Лжедмитрий III, играя в «законного царя», с 
негодованием отверг это предложение. Под его предводительством казаки 
сделали удачную вылазку и прорвались через шведское окружение. В бою «вор» был ранен. Его отвезли в Ивангород, где он узнал о том, что московские 
казаки признали его своим царем. Вдобавок казаки прислали ему на подмогу 
Ивана Лизуна – Плещеева и атамана Казарина Бегичева с казачьим отрядом. 
 
Плещеев, знавший в лицо Лжедмитрия II, публично признал в «воре Сидорке» 
царя Дмитрия Ивановича. 
    Псковичи отправили Лжедмитрию III в Ивангород о готовности принять его. Но его царствование в Пскове длилось недолго и оставило у жителей города самые тяжелые воспоминания. Добравшись до власти, «вор» начал распутную жизнь, совершал насилия над горожанами и обложил население тяжелыми поборами. Отстали от «вора» и стоявшие под Москвой казаки. 
   Псковичи уже готовы были восстать и низвергнуть очередного «Дмитрия», но 
«вор», смекнув, что дело его худо, в ночь на 18 мая бежал из города. За ним 
бросились в погоню, привезли в Псков и посадили в тюрьму. 1 июля 1612 его 
повезли в Москву. 
   По дороге на обоз с «вором» неожиданно напал польский отряд Лисовского , в 
результате чего Лжедмитрий III был убит. 
   Есть и другое свидетельство. Лжедмитрия III все-таки доставили в Москву и 
там казнили.