Принятия христианства на Руси

По свидетельству  летописи, были такие язычники –  оппозиционеры в среде киевлян, которых обращал в христианство сам князь Владимир; именно они игнорировали категорический приказ великого князя и предпочли попасть в число его врагов, но не принимать новой веры.

Несколько веков  существовали языческая оппозиция  в Новгородской земле, о чем свидетельствует не только поддержка большинством новгородцев в 1071 году волхва, но и другие события такого же рода, отмеченные историками Великого Новгорода. Очень долго сохранялось влияние язычества в Пскове, а также в других древнерусских землях, подвергнувшихся христианизации в разное время.

О том, как медленно усваивалось христианство в Древней  Руси, свидетельствует следующий  факт, установленный академиком Б.А. Рыбаковым: «В материалах раскопок русских  сельских кладбищ 10-13 веков почти  нет предметов, связанных с христианством. Деревня была еще языческой. Единственная уступка церкви состояла в том, что прекратилось сожжение мертвых и их стали предавать земле».

В Стоглаве приведены  многочисленные примеры совершения в христианские праздники чисто  языческих обрядовых действий. Вот лишь некоторые из них:

«В великий  четверток рано утром палят солому и кличут мертвых…

В Троицкую субботу  по селам и по погостам сходятся мужи и жены на жальниках (кладбищах) и плачут на гробах с громким воплем, а когда начнут играть скоморохи, гудники и перегудники, то, перестав плакать. Начинают скакать и плясать, и бить в ладони, и петь сатанинские песни на тех же кладбищах…

В пасхальную неделю совершают радуницы (происходили  на могилах и соединялись сначала  с плачем по умершим, а потом с пиршеством при бубнах, песнях, плясках) и всякое на них беснование…

В ночь под праздник рождества св. Иоанна Предтечи и  на самый праздник во весь день и  ночь равно и в на вечерие Рождества Христова и Богоявления, в городах и селах мужи и жены, отроки и девицы собираются вместе и со всякими скоморошествами, с гуслями и сатанинскими песнями, с плясками и скаканьем ходят по улицам и по водам, предаются различным играм и пьянству… а под конец ночи спешат к реке с великим криком, как бесные, и умываются водою, и когда начнут звонить к заутрени, отходят в домы свои и падают, как мертвые, от великого клокотания.

«Двоеверие», сначала  явное. Затем скрытое, впоследствии было преодолено русским православием, но преодоление это оказалось  в значительной степени формальным, и достигла его церковь ценой компромисса, посредством приспособленчества. Византийское христианство не устранило славянское язычество из сознания и повседневного обихода народов нашей страны, а ассимилировало его, включив языческие верования и обряды в своей вероисповедно – культовый комплекс.

Главным объектом поклонения приверженцев православия  на Руси стал не Иисус Христос и  не христианская троица в целом (бог  – отец, бог –сын и бог –  дух святой), а земная мать «богочеловека» - дева Мария, которую чтут как «матерь божию», «богородицу». В сознании членов русской православной церкви она заняла – и продолжает занимать поныне – центральное место, не предусмотренное ни догматикой, ни нормами церковной жизни. Этот евангельский персонаж, которому христианским вероучением отведена далеко на центральная роль, принял на себя все то, что ранььше предназначалось Рожаницам и Мокоши. Христианская богородица стала восприниматься с чисто языческих позиций: как женское аграрное божество являющееся стимулятором непрерывного возрождения природы, источником плодородия земли, гарантом урожая – словом, создателем основ для нормальной жизни земледельца. Поэтому воприеки христианской догматике. Которая характеризует богородицу прежде всего как «матерь божию», «приснодеву», «пречистую», «всенепорочную» и т.п., православные верующие выдвинули на первый план функции покровительницы, заступницы, помощницы в делах первоочередной важности: ее называют не только «утешительницей», «целительницей» , «спасительницей».

Центральное место культа богородицы в оязыченном русском православии подтверждается также тем, что ей посвящено больше икон, чем троице, Христу и всем остальным христианским персонажам, вместе взятым.

Наряду с Христом  и богородицей языческую окраску  получили в русском православии и другие «силы небесные»: как положительные (ангелы, архангелы, херувимы и пр.) так и отрицательные (сатана, бесы и т.п.).К ангелам были причислены духи – покровители локального характера, вроде домового, а к бесам отнесена вся та мелкая нечисть, олицетворяющая неудачи и беды, которой фантазия славянина – язычника населила окружавший его мир.

Епископ города Миры Ликийские Николай, реальность которого не доказана, что не мешает церкви чтить его как Николая  Чудотворца или Николая Угодника, превратился в Николу – покровителя земледелия и урожая, а также властелина водной стихии – спасителя рыбаков и моряков (Никола Морской). Популярностью своей он соперничал на Руси со Спасом и богородице.

Наши предки в случае заболевания обращались за помощью к своим божествам и духам. Став христианами, они искали такого же исцеления у христианских святых. Считалось, например, что Иоанн Креститель помогает от головной боли, мученик Лонгин – сотник (1в) – от глазных болезней, священомученик Антипа (1в)- от зубной боли, великомученик Артемий (4в)- от оспы, святитель Иулиан (1в) – от детских болезней. Преподобный Марон (4в) – от лихорадки и т.п.

Ассимилированию русским православием славянского  язычества способствовало также  почитание икон. Которое в принципе ничем не отличается от поклонения древнеславянским кумирам и идолам.

Формальн, согласно христианской догматике, сила иконы  – в сверхъестественности изображенного  на ней объекта (троицы, Христа, богородицы, святых), и помогает молящемуся перед  иконой не сама икона, а отраженный на ней «первообраз». Фактически же с самого начала христианизации Руси приверженцы православия стали поклоняться иконе как самостоятельному объекту почитания (отсюда простонародное название иконы «богом») и именно от нее ждать помощи, содействия, заступничества. Принявшим новую веру иконы заменили их прежних языческих идолов; и относились к иконам, в общем – то  по язычески, как  фетишам: их помещали не только в храмах и домах, но и на улице, на площади, на развилке дорог, во дворе, их старались, умилостивит, как и древнеславянского истукана. 

Первая икона  была привезена в Киев из Византии. Находилась в Вышгороде, в одном  из женских монастырей, откуда ее забрал князь Андрей Боголюбский (сын Юрия Долгорукого) и перенес во Владимир. Икона была главной святыней Владимиро –суздальского княжества, сопровождавшей князя во всех его походах и «обеспечивавшей» ему поддержку богородицы. Позднее икона была перенесена в Москву, где также почиталась как «чудотворная»: ей приписывалось спасение Москвы от Тамерлана.

Явно языческим  элементом в православном церковно – праздничном ритуале является масленица – неделя, предшествующая предпасхальному великому посту. По своему происхождению и сущности это совокупность сельскохозяйственных и семейно – бытовых обрядов магического характера, отражавших радость расставания с уходящей зимой и психологическую подготовку древних славян к приближающейся весне. Основные компонены этого праздника (блины, катанье, на лошадях, ряженье, поминовение покойников, сожжение чучела «масленицы» и т.п.) не имеют никакого отношения к христианской символике. Кстати, именно аграрно –бытовые истоки масленицы позволили нашему обществу держания, искусственно вложенного в нее язычеством и христианством, и превратить ее в чисто светский праздник проводов зимы.

Много языческих  включений в православной пасхе, которая воспринималась новокрещенными не столько как день воскресения  Иисуса Христа. А как праздник, воскресающий природы, во время которого старались  магическими средствами обеспечить оптимальное развитие природных процессов, создающих материальную основу благополучия земледельца. Отсюда пасхальный культ хлеба – кулича и яйца – и символов жизни.  

Глубокая  религиозность или  внешнее благочестие? 

Византийское  духовенство, насаждавшее православие на Руси, и не ориентировало новообращенных христиан – славян на сознательное восприятие данной религии и усвоение ее догматических основ – от неофитов требовали слепой и бездумной веры.

Мало что изменилось и после того, как миссионеров- византийцев сменило русское духовенство. Чтобы разъяснить прихожанам христианское вероучение, изложенное во многих богословско – церковных книгах ( главным образом, греческих), надо было эти книги прочесть, прочитанное осмыслить и попытаться разобраться в хитросплетениях христианской догматики. Между тем значительная часть русского духовенства первых веков христианизации Древней Руси сделать всего этого не могла, так как -либо совсем не владела грамотой либо имела очень низкий уровень. Стоглав признает, что даже в 16 веке (не говоря уже о более раннем времени) священниками и дьяконами довольно часто становились практически неграмотные люди: «Ставленники, хотящие стаиться в диаконы и попы, грамоте мало умеют, и святителям ставить их – противно священным правилам, а не ставить – святые церкви будут без пения, и православные христиане начнут умирать без покаяния».

Ничего неожиданного в такой ситуации не было. Дело в  том, что не только на Руси, но продолжительное  время и в России не было системы  всеобщего религиозного образования – даже начального, где верующие могли освоить хотя бы основы исповедуемой религии. Роль «училища веры» мог выполнить храм, если бы в нем регулярно читались проповеди, разъясняющие существо основных идей христианства. Но для византийского духовенства проповедничество не было необходимой частью храмового богослужения. Не стало оно обязательным и для русских «батюшек».

Лишь с середины 17 века русскому православному духовенству  вменили в обязанность регулярно  выступать с проповедью. Во –  первых, многие священники игнорировали указания церковного руководства и проповедовали лишь от случая к случаю. Во – вторых, церковнославянский язык, на котором произносились проповеди в храмах русской православной церкви, с годами становился все менее и менее понятным, для основной массы прихожан.

Определенное  преобладание в славянском язычестве (как и во всех первобытных верованиях) культовых моментов над догматическими с неизбежностью вело к тому, что  и в других религиях славяне выделяли прежде всего обряд и именно на нем сосредоточивали свое внимание. Поэтому и вводимое у них византийское христианство воспринималось ими через призму обрядности, что нашло отражение в уже упоминавшейся легенде об «испытании вер» князем Владимиром и его единомышленниками. «Греческую веру» они выбрали, согласно «Повести временных лет», не за содержательность ее учения, а за пышность и торжественность церковной службы, за впечатляющую силу византийского обряда, которую испытали на себе княжеские послы, заявившие после устроенного для них патриаршего

Богослужения: «служба  их лучше, чем во всех других странах».

К новым обрядам  крестившиеся славяне отнеслись  как к

 Самому главному  в христианстве и именно на  них сосредоточили свое внимание. Иначе говоря, обрядоверие явилось  для прозелитов и

З славян своеобразной формой перехода от язычества к православию, как бы подготовительной стадией на пути к усвоению ими новой религии. Это усвоение не было ни осмысленным, ни глубоким, поскольку оно не распространялось на область вероучения, совершенно не задевало сферу христианской догматики. Констатируя данный факт, священник И. Извеков писал в статье «К вопросу о религиозно – нравственном значении православного богослужения для русского народа»: «В Древней Руси масса усвоила дух христианства весьма односторонние и, так сказать, внешне –механическим образом приобщилась к нему, в результате чего в религиозном сознании ее явилось преобладание формы над содержанием религии, временно – случайного и второстепенного на д существенным и важнейшим».

Социальные низы древнерусского общества в силу их угнетенного состояния и забитости не пошли в своем религиозном развитии дальше этой подготовительной стадии, которую прошли их предки, сменившие язычество на христианство. В итоге обрядоверие, или обрядолюбие, так и осталось для них преобладающей формой религиозности. Мало отличались от них состоянием своей религиозности и высшие сословия феодальной Руси.

Торжеству обрядоверия  на Руси немало способствовали и то обстоятельство, что византийское духовенство, знакомившее славян с христианством, проводило богослужение на греческом, языке, прихожанам непонятном. Поэтому оно сосредоточивало внимание не на содержательной стороне церковной службы, а на формальной, чисто внешней. Такая служба воздействовала не на сознание прихожан, а на их чувства, приучая приверженцев русского православия к восприятию культовой стороны как самой основы христианства, что, в конечном счете, стимулировал

о все то же обрядоверие. Со временем таким же непонятным стал для основной массы приверженцев русского православия и церковнославянский язык, на котором совершается богослужение вплоть до настоящего времени.

Мало что изменилось и после того, как православое  духовенство на Руси стало русским  по своему национальному составу. По уровню развития и степени религиозности многие священнослужители недалеко ушли от собственной паствы и тоже предпочитали культ догматике. В своей деятельности по поддержанию религиозности в массах духовенство ограничивалось регулярным совершением богослужений и треб, то есть насаждением все тех же представлений об обрядоности как о самом важном в православии.