Принятия христианства на Руси

Развитие  общественных отношений  и становление  государственности 

Для совместной защиты своих хозяйственных интересов территориально близкие семьи объединялись в соседские общины, состав которых становился имущественно (а стало быть, и социально) неоднородным. Состоятельные семьи концентрировали в своих руках всевозраставшее богатство, подчиняли себе разорившихся общинников, превращая их в экономически зависимых людей – холопов. Создавалась ячейка феодального общества – боярский двор, усадьба, объединявшая вокруг себя соседские общины, совокупность которых составляла вотчину.

Хозяйственное развитие вело к усилению разделения труда и расширению межобщинного обмена, что укрепляло связи и внутри вотчин и между ними. Возникали более крупные объединения – племена, где к власти приходила уже сформировавшаяся знать, выдвигавшая из своей среды племенных вождей – князей отдельных «земель». Иностранные авторы, описывавшие жизнь восточных славян 6 века, называли этих князей «риксами» и «!царями» и отмечали их многочисленность.  

Состояние духовной культуры 

«В церкви, - уверяет  своих читателей официальный орган московской патриархии, - родилась русская национальная культура».

В этой связи  и крещение киевлян рассматривается  современными церковными авторами как  начало культурного прогресса древнерусского общества, - прогресса ,сводящегося  к простому усвоению византийских эталонов культуры нашими предками, якобы не имевшими за душой ничего, кроме природной гениальности, понимаемой как способность к быстрому и глубокому усвоению готовых культурных форм.

Такая интерпретация  культурного прогресса, сводящая все к усвоению византийского наследия и не допускающая наличия у этого прогресса собственных древнерусских истоков, глубоко ошибочна и в общим – то оскорбительна для славянских народов нашей страны, изображаемых жалкими эпигонами. Между тем усвоение и творческое переосмысление элементов византийской культуры попавших на Русь в ходе христианизации древнерусского общества (христианство в данном случае выполняло чисто коммуникативною функцию – выступало в роли простого передатчика этих элементов), стали возможными только потому, что в дохристианской Руси не было какого- то культурного вакуума, как утверждают современные церковные авторы, а существовал достаточно высокий уровень развития духовной культуры.

Экономическое и политическое развитие Древней Руси дохристианской поры, отличавшееся динамизмом и многокачественностью, породило множественность форм и проявлений духовной культуры, достаточно высокой для своего времени. К сожалению, очень многое из культурного достояния древнерусского общества безвозвратно утрачено: в том повинны и безжалостное время, и всесокрушающие стихийные бедствия (прежде всего пожары), и многочисленные вражеские нашествия, перемежавшиеся княжескими междоусобицами, и пренебрежительное отношение господствующих классов к народному культурному наследию. Есть доля вины и на русской православной церкви: по ее повелению истреблялись как «продления языческого суеверия» или предавались забвению многие произведения культуры дохристианского времени.

Но и то сравнительно немногое, что удалось сохранить и научно осмыслить, убедительно свидетельствует о большом культурном потенциале Древней Руси дохристианской поры, о наличии у наших далеких предков самых различных форм и проявлений духовной культуры, об их способности понимать и ценить прекрасное в жизни и в искусстве.

Во всех книгах по истории культуры Древней Руси непременно упоминаются и восторженно  описываются турьи рога из Черной Могилы в Чернигове. датируемые 10 веком. Их серебряная оправа, на которой вычеканен, по предположению Рыбакова, сюжет черниговской былины об Иване Годиновиче, действительно относится к числу шедевров древнерусского искусства, свидетельствующих о наличии у наших предков большой эстетической культуры.

Ученые предполагают, что в Древней Руси дохристианской поры имелось живописное искусство. Оснований для таких предположений вполне достаточно. Если бы древнерусское общество не располагало живописными традициями, то не привилось бы так быстро и не достигло бы таких высот искусство фрески, мозаики и иконописи, стимулированное введением христианства.

Подлинным духовным богатством Древней Руси было устное народное творчество во всем многообразии его проявлений: песни на бытовые, обрядовые и исторические темы, пословицы  и поговорки, сказания и былины.

Уже в глубокой древности имелись на Руси гусляры – сказители, чья слава нашла свое воплощение в образе легендарного Бояна, воспетого автором «Слова о полку Игореве». Ими создавались и непосредственно исполнялись песни на героические темы, воспевшие народных богатырей, защитников родной земли. Песни о походах через степи на Балканы… что могло отражать события 6 века когда значительные массы славян победоносно воевали с Византией, и знал также еще более ранние песни – плачи о трагической судьбе славянского князя 4в .Буса, плененного в битве с готами и мучительно убитого ими.

Какая – то часть  песен такого рода вошла в фольклорные  произведения более позднего времени, но многие были впоследствии забыты, безвозвратно утрачены.

В жизни наших  предков большую роль играли песни: свадебные, похоронные и т.п. Песнями сопровождались многие обряды и праздники; их пели на пирах и тризнах. И хотя до нас не дошли мелодии того времени, но исследователи обоснованно полагают, что последующие успехи в развитии песенного творчества и инструментальной музыки были бы невозможны без наличия у этого вида искусства древних традиций. Поэтому их вывод достаточно категоричен: «Древнерусское народное песенное и музыкальное творчество не было примитивным».

Следовательно, не бедна была Древняя Русь, еще  не принявшая христианства, дописьменной культурой. Поэтому даже те в общем- то довольно ограниченные сведения о ней, которые дошли до нашего времени, убедительно опровергают богословские представления о древнерусском обществе, не побывавшем в горниле христианизации, как о торжестве бескультурья.  

Как осуществлялось «крещение  Руси» 

Одна из особенностей религиозного сознания – ориентация на принцип провиденциализма, усматривающий  во всех природных и социальных явлениях действие промысла божия (провидения). Следуя этому принципу, верующий лишь то историческое событие рассматривает как эпохальное и имеющее непреходящее значение, которое воспринимается им как предопределенное свыше и реализуемое при содействии сверхъестественных сил.

Отсюда стремление религиозного человека доказать себе и другим промыслительность такого важного для него явления, как возникновение и утверждение исповедуемой им религии.

Вот почему и  христианизация Древней Руси, давшая жизнь русскому православию, преподносится  идеологами данной конфессии как проявление  «провидения господня», якобы приведшее к распространению среди славянских народов нашей страны «богоустаносленной веры» с ее универсальностью (пригодностью для всех социальных групп, сословий и классов) и абсолютностью (приемлемостью для всех социальных эпох). Поэтому редко какая богословская работа, затрагивающая проблему «крещения Руси», не начинается с обоснования «промыслительности» данного процесса.

Поскольку в  прошлом религиозное восприятие мира было присуще большинству людей, к которым апеллировала церковь, провиденциалистская интерпретация предпосылок и обстоятельств «крещения Руси» казалась поборникам русского православия вполне достаточной, чтобы внушить этим людям благоговейное отношение, как к данному явлению, так и к его последствиям. Поэтому социально – политические аспекты процесса христианизации Древней Руси либо вообще не рассматривались дореволюционными богословами и церковными проповедниками, либо затрагивались попутно и сводились в конечном счете все к тому же «божию промышлению о мире».

Синтез богословской и социальной аргументации используется идеологима современного русского православия  для того, что бы навязать советским  людям – не только верующим, но и  атеистам – следующие положения  религиозно – апологетического характера, принципиально важные для церкви:

Истоки христианизации древнерусского общества восходят к  апостольским временам (1 век н.э.),а  поэтому «крещение Руси» должно рассматривать как конечные результат  деятельности одного из непосредственных учеников Иисуса Христа, предпринятой ради утверждения на русское земле «истинной веры».

В новой религии, принесенной в нашу страну из Византии, были в равной степени заинтересованы как верхи, так и низы Киевской Руси, поэтому она была принята  при всеобщей поддержке и повсеместном ликовании. Процесс крещения жителей городов и сел Древнерусской державы прошел гладко и безболезненно, не встретив сопротивления и не вызвав необходимости в принуждении;

Новая вера оказалась  настолько созвучной духовным запросма наших предков, что христианизация Древней Руси заняла всего лишь несколько десятилетий.  

«Путята крестил мечем, а  Добрыня огнем» 

О начальной  фазе «крещения Руси» сохранилось  очень мало сведений. Скупы на информацию летописи и другие древнерусские  литературные памятники; к тому же содержащиеся в них данные противоречивы. Грух упоминают об этом событии византийские, арабские и армянские источники.

«Повесть временных  лет» утверждает, что сам Владимир крестился в захваченной им Корсуни. А в труде монах Иакова «Память и похвала Владимиру» говорится, что город Корсунь был взят Владимиром на третий год после крещения. На этом основании многие исследователи и некоторые церковные историки считали Корсунскую версию начала христианизации Древней Руси недостоверной. Однако и сторонники и противники этой версии сходятся на том, что реальным началом «крещения Руси» следует считать не корсунское событие, то есть крещение самого князя, а обращение в новую веру киевлян. Предпринятое Владимиром уже после взятия Корсуни и возвращения этого города византийцам.

Не содержат древнерусские источники и скольконибудь  детализированного описания самого процесса принятия христианства киевлянами. «Повесть временных лет» сообщает об этом моменте «крещения Руси»  предельно кратко: отдав Корсунь  византийцам, Владимир «вернулся в Киев. И когда пришел, повелел опрокинуть идолы, - одних изрубить, а других сжечь. Перуна же приказал привязать к хвосту коня и волочить его с горы по Боричеву извозу к Ручью, и приставил двенадцать мужей колотить его жезлами… Вчера еще был чтим людьми, а сегодня поругаем. Когда влекли Перуна по Ручью к Днепру, оплакивали его неверные, так как не приняли еще они святого крещения. П, притащив, кинули его в Днепр… затем послал Владимир по всему городу со словами: «Если не придет, кто завтра на реку – будь то богатый или бедный, или нищий, или раб -  да будет мне враг». Услышав это, с радостью пошли люди, ликуя и говоря: «Если бы не было это хорошим, не приняли бы это князь наш и бояре». На следующий день вышел Владимир с попами царицыными и корсунскими на Днепр, и сошлось там людей без числа. Вошли в воду и стояли там одни до шеи, другие по грудь, молодые же у берега по грудь, некоторые держали младенцев, а уже взрослые бродили, попы же совершали молитвы, стоя на месте. И была видна радость на небе и на земле по поводу стольких спасаемых душ»

«Новая религия  сразу же была воспринята», крещение проводили , «применяя меры терпеливого  убеждения», - вот типичные высказывания на эту тему, которые можно встретить  на страницах официальных изданий Московской патриархии.

Между тем стоит  лишь повнимательнее вчитаться в  приведенные выше древнерусские  тексты, и картина начала «крещения  Руси» окажется совсем не такой идиллической, какой изображают ее на страницах  современных изданий русской  православной церкви. Как ни идеализировали авторы этих текстов процесс обращения в новую веру киевлян, они все же вынуждены были признать, что крещение жителей Киева не обошлось без угроз и принуждения со стороны княжеской власть. Не желавших креститься прямо заявляли, что и будут рассматривать как противников князя (если не придет, кто завтра на реку… да будет мне враг), а поэтому какая – то часть киевлян оказалась в водах днепровскиких отнюдь не по доброй воле – «не любовию, на страхом».

Архиепископ Макарий  писал: «не все, принявшие тогда у нас святую веру, приняли ее по любви, некоторые только по страху к повелевшему; не все крестились охотно, некоторые – неохотно». «Нежелавших креститься, признавал Голубинский, - было весьма много как в Киеве, так и вообще по всей Руси»

Как уже отмечалось, потребность в новой религии  первоначально ощущали лишь социальные верхи Киевской Руси. Владимиру и  его ближайшем окружению она  была нужна для укрепления великокняжеской  власти. Формировавшееся сословие феодалов искало в ней оправдание своего привилегированного положения в древнерусском обществе и идеологическую узду для челяди и смердов. Купцам христианизация Руси сулила расширение и укрепление торговых связей с христианскими странами. Все они получали возможность с помощью новой веры насаждать в массах дух покорности, примирять угнетенных с тяготами подневольной жизни и тем самым удерживать народные массы от активных форм социального протеста. Ради таких перспектив можно было изменить многовековой традиции, порвать с языческим прошлым, отказаться от привычных форм духовной жизни.

В ином положении  находились социальные низы древнего Киева. Ни смерды – крестьяне, ни ремесленники, ни бесправные холопы- рабы не получали от водимого христианства, давно переставшего быть религией обездоленных, ничего такого, что отвечало бы их социальным потребностям. Не адапритрования к условиям жизни приднепровских славян и потому не находившая отклика в их душах , государственная идеология Византийской империи воспринималась народными массами Киевской Руси как что – то глубоко чуждое им, принудительно навязываемое ради прихоти власть имущих. Поэтому они принимали новую религию неохотно, по принуждению, уступая не столько уговорам, сколько угрозам. Были среди киевлян и такие, кто протестовал против крещения простейшим и доступным им способом – убегал из Киева, надеясь в степной и лесной глуши сохранить прежнюю веру, близкую им, привычную и понятную.