Парламентский бюджетник М. М. Алексеенко

 Отличала Владимира Митрофановича  и активность в деле открытия  библиотек и читален. Первую бесплатную народную библиотеку он основал в родном Аккермане. В конце 1906 г. Несколько подобных библиотек и читален были организованы в Петербурге.

По мнению Пуришкевича, в фондах читален обязательно должны были находиться книги как религиозно-духовного, так и исторического, географического, литературного содержания, а также книги по вопросам сельского хозяйства и ремесленничества.

Тесно связанными с парламентской деятельностью Владимира Митрофановича оказались издававшиеся Русским народным союзом газета «Вождь» и журнал «Прямой путь». Хотя в редакционной передовице первого номера «Прямого пути» и отмечалось, что издание «не является в тесном смысле органом какой-либо политической партии или думской фракции, но... наши симпатии всецело принадлежат “правым” членам Государственной думы», выпуски журнала, как правило, совпадали с думскими сессиями. Обращает на себя дата выхода первого номера «Прямого пути» - 1 мая. По своему чуткий к этому дню - то обзовет левых членов Думы «андалузскими тореодорами», намекая на гвоздики в петлицах социал-демократов по случаю пролетарской даты, то специально в этот день съездит в город, чтобы привезти и бросить на пюпитр Е. П. Гегечкори красный шелковый платок, то уже сам заявится на заседание Думы 1 мая с красной гвоздикой в застежке брюк - В. М. Пуришкевич и издание своего журнала приурочил именно к нему.

Последней газетой, выпуск которой Пуришкевич организовал в 1918-1919 гг., был «Благовест», издававшийся в занятом бело - гвардейцами Ростове-на-Дону.

Как правило, агитационно-пропагандистская и издательская активность В. М. Пуришкевича была связана с его деятельностью в качестве партийного функционера. Организаторский опыт, приобретенный во время пребывания в должности председателя аккеранской уездной земской управы (1898-1900 гг.) и члена Совета Русского собрания, оказался востребованным в конце 1905 г. в связи с образованием Союза русского народа.

Но главной ареной в деятельности В. М. Пуришкевича как публичного политика стала Государственная Дума, Именно в стенах Таврического дворца он обрел всероссийскую известность, только с думской трибуны он имел возможность на всю Российскую империю отстаивать те ценности, в которые сам верил и в которые хотел заставить верить других. Показательна в этом отношении история со слухами в ноябре 1907 г. о возможном назначении Пуришкевича на один из министерских постов. Инициатива подобной рокировки (из депутатов в министры) исходила от определенных кругов в Царском Селе и группы правых Государственного Совета. Пуришкевич, отвечая на расспросы парламентских журналистов, заявил, что никакого «предложения ему не делалось, но если бы оно и последовало, то отказался бы, так как не считает возможным, как член кабинета, проводить идеи, которым он служит».

Владимир Митрофанович избирался членом Государственной Думы второго, третьего и четвертого созывов. Во всех составах народного представительства он располагался на местах, отведенных для фракции правых, в третьей Думе занимал самое крайнее кресло в правом секторе. Несмотря на то, что Пуришкевич признавался одним из лидеров фракции, он явно не вписывался в социокультурный облик думских правых. Правые в Думе второго созыва ассоциировались с крупными дворянами-землевладельцами, принадлежавшими к титульной нации и исповедовавшими православие.

Для них были характерны высокий уровень образования, опыт административной деятельности в среднем и центральном звеньях управления. Превратившись в Думе третьего и четвертого созывов в крупную парламентскую фракцию, думские правые утратили набор социокультурных признаков «хозяев жизни».

Неизменной осталась лишь жесткая связь с титульной нацией и православным вероисповеданием. Правый выбор стал ассоциироваться с небогатыми священнослужителями, получившими среднее образование в духовной семинарии.

В парламентской биографии Пуришкевича можно выделить, по крайней мере, три периода, разнящиеся его взглядами на сам институт Государственной Думы и характером его собственной деятельности в Таврическом дворце:

- февраль - июнь 1907 г. (деятельность  Думы второго созыва);

- ноябрь 1907 г. - июль 1914 г. (деятельность Думы третьего созыва и первые две сессии четвертого созыва);

- август 1914 г. - август 1917 г. (деятельность  Думы четвертого созыва в годы  первой мировой войны, частные  совещания членов Государственной  Думы в мае-августе 1917 г.).

В результате выборов в Думу второго созыва собственно правым удалось получить только 10 мест. Подобный итог воспринимался еще большей неудачей, чем полное отсутствие правых депутатов в предыдущем думском составе, так как ко второй избирательной кампании монархические силы отнеслись чрезвычайно серьезно.

Это не могло не отразиться на поведении правых в стенах Таврического дворца. Уже 25 февраля 1907 г. состоялось совещание, в котором приняли участие правые думцы, ряд членов Государственного Совета, представители Русского собрания и Союза русского народа. Собравшиеся сошлись на том, что необходим скорейший роспуск Думы. Было признано желательным, чтобы в самой Думе возник повод для столь решительных действий правительства. Некоторые из участников совещания полагали, что сами правые, исходя из патриотических соображений, должны спровоцировать подобное развитие событий. Хотя на этой встрече и не было принятого окончательного решения по поводу дальнейших действий правых, но история Думы второго созыва продемонстрировала, что данная идея была взята на вооружение.

В. М. Пуришкевич развил бурную активность в Думе. Он 38 раз поднимался на думскую трибуну. Если учесть, что он пропустил из-за наказания 15 заседаний из 53, то вполне понятным становится ощущение многих думцев, что Пуришкевич не сходил с трибуны.

Он действительно, если воспользоваться сравнением одного из парламентских журналистов, «скакал как мячик». 75 раз Пуришкевич прерывал ораторов, не стеснялся одергивать председателя Ф. А. Головина. Последний сделал ему 39 замечаний, лишал слова, дважды Пуришкевич удалялся по решению общего собрания из зала заседаний, он был первым депутатом в истории Государственной Думы не только удаленным из заседания, но и устраненным на 15 заседаний за нарушение думского регламента. И большей частью подобное поведение было не спонтанным, а продуманным.

 В первый раз Пуришкевич  устроил большой скандал, как  уже отмечалось, 29 марта 1907 г. Еще  в самом начале заседания он  предупредил одного из коллег: «Ну, я же им и сделаю!». А  накануне заседания в группе публики, ожидавшей пригласительных билетов для посещения думского заседания, пронесся слух, что «сегодня будет жаркий день». Хотя повестка заседания особой «жары» не обещала.

Принципиальным образом позиция В. М. Пуришкевича изменилась в годы первой мировой войны. Он выступает за консолидацию патриотических сил в Думе и обществе перед лицом внешней опасности, но отказывается поддержать образованный в августе 1915 г. Прогрессивный блок из-за явной оппозиционности последнего по отношению к правительству (через год он вполне мог стать сторонником подобного блока). В 1916 г. он выходит из состава фракции правых, заявив при этом: «... я не могу покинуть ряды правых, ибо я самый правый, быть может, из всех, кто сидит в правом лагере. Бывают, однако, моменты, когда должно быть приносимо в жертву все, когда нельзя позволить себе говорить, взобравшись на уездную или губернскую колокольню, а нужно бить в набат, взойдя на колокольню Ивана Великого, откуда виднее все то, что творится на святой матушке-Руси.

Владимир Митрофанович подает примеры примирения с политическими противниками: просит познакомить его с П. Н. Милюковым, голосует за избрание председателем военно-морской комиссии Думы кадета А. И. Шингарева. В течение четвертой сессии Государственной Думы четвертого созыва, самой продолжительной в военное время, он только 8 раз прерывал своими репликами выступления других депутатов, тогда как Н. Е. Марков - 254 раза.

Пуришкевич готов был пожертвовать во имя консолидации даже своим антисемитизмом. В своей знаменитой думской речи 19 ноября 1916 г., посвященной критике правительства и «темных сил» во главе с Г. Е. Распутиным, на подсказку Г. Г. Замысловского: «О жидах вы скажите», он возразил бывшему коллеге по фракции: «В настоящее время, да будет вам ведомо, подымать национальные вопросы - это значит создавать в России революцию; по окончании войны будем говорить».

В условиях политического кризиса, паралича исполнительной власти, влияния «темных сил» на императора Пуришкевич занимает последовательную позицию сторонника законодательного народного представительства. По его мнению, думская «трибуна, в настоящее время являясь единственной отдушиной России, единым клапаном, куда прорываются русские общественные настроения, эта трибуна пользуется сейчас в России исключительным доверием».

Он полагал, что именно от Думы шел импульс к тому, чтобы политика правительства стала последовательной. Более того, Пуришкевич был склонен обвинить исполнительную власть в том, что между Думой и правительством не сложились партнерские отношения: «Укажите мне момент в истории России за последнее время, когда Россия выступила на путь общественной жизни законодательных учреждений, укажите мне момент... сочетания деятельности правящей власти и общества. Его не было, ибо у нас понимают только два отношения: одно отношение - это эпоха и пора доверия, т.е., иначе говоря, с моей, правой, точки зрения, пора сдачи всех государственных позиций представителям крайних левых течений, и другое, - наоборот, пора недоверия, пора заподазривания, когда правительственная власть обрушивается целым рядом репрессий и душит общественную инициативу».

Начавшаяся в скором времени революция и падение монархии в конце концов определили его дальнейший выбор. В мае 1917 г., выступая на съезде офицеров армии и флота в Могилеве, Пуришкевич высказался в пользу того, что только Государственная Дума способна прекратить беспорядки на фронте.

Его расположенность к Думе во многом объяснялась тем, что она была политическим институтом, олицетворявшим связь с дореволюционной системой власти, а, значит, только Дума могла претендовать на легитимный

статус. В июне-августе он принимал активное участие в частных совещаниях членов Государственной Думы, изумив коллег-депутатов новизной своего политического лексикона. 16 июня, впервые придя на подобное совещание, В. М. Пуришкевич заявил, что «единственным органом власти в России может быть только Государственная дума, та Государственная дума, которую обвиняют в том, что она буржуазная, та Государственная дума, однако, которая, несмотря на буржуазный элемент, который в ней заключается, первая подняла знамя восстания для освобождения России, преследуя глубоко национальные цели», но «вина всех нас в том, что мы не проявили достаточной энергии и воли в момент переворота 28 февраля, и что те темные силы (Распутина в ипостаси «темных сил» сменили для Пуришкевича большевики – И. К.), которые находились в подполье, эти силы проявили бурную энергию, и кормило власти перешло к ним».

Вновь и вновь в ходе частных совещаний В. М. Пуришкевич напоминал своим коллегам об опасности, исходившей от Петрградского совета и партии большевиков, об анархии, царившей на фронте и в тылу, о роли Государственной Думы в преодолении политического кризиса, заявляя о необходимости спасения не революции ради революции, а самой России ради России: «Я - монархист, я - убежденнейший монархист, ибо никогда не менял и не могу менять своих убеждений, но, будучи монархистом, я готов служить последнему умному социал-демократу, стоящему у власти, запрятать свои симпатии, свою политическую окраску, если буду верить, если буду знать, что этот социал-демократ поведет Россию к спасению и не даст нам возможности возвратиться в этом веке к царствованию Ивана Калиты и в Россию времен Ивана Калиты».

На выборах в Петроградскую городскую думу он отдал свой голос за партию народной свободы, как за наиболее массовую политическую организацию, противостоявшую эсерам и большевикам.

 В призывах к «твердой»  власти Пуришкевич не видел  ничего реакционного: «... среди нас  нет ни одного человека, который стремился бы к контрреволюции, все мы так или иначе принимавшие участие в том движении, которое вылилось в современную форму, все мы добивались одного: свержения бюрократического режима, гнета бюрократии над русским народом и торжества права, правды и свободы». Но думцы, оказавшиеся на обочине политического процесса, не были способны к проявлению решительности, критикуя Пуришкевича за то, что тот «переоценивает момент».

Разуверившись в легальных возможностях борьбы против левого радикализма, он становится одним из организаторов корниловского мятежа, а после победы большевиков связывает остаток своей жизни с белым движением. Умер В. М. Пуришкевич в феврале 1920 г. в Новороссийске от тифа.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Заключение

 

Русская революция породила Государственную Думу и она же вынесла ей смертный вердикт. Трагедия Думы неразрывно связана с трагедией страны, - обе они попали под «локомотив истории». Между тем историческая роль Думы состояла именно в том, чтобы спасти Россию от этого исхода. Но такая задача оказалась выше ее сил – она была не столько средством спасения страны, сколько барометром ее настроений, что обуславливалось и общероссийскими и специфическими «думскими» причинами.

История создания и деятельности Государственной Думы показала бесполезность попыток конституционного ограничения российского самодержавия.  Очевидно, что создание конституционной монархии есть факт реализации воли двух соперничающих сил: монархии и народа в  лице самых активных его политических сил. В России же социально-политическая ситуация  сложилась таким образом, что, с одной стороны, не было той силы, которая могла бы заставить царизм идти на конституционный компромисс, с другой стороны, царизм нее стремился к поискам такого компромисса, чем обрек себя на гибель.