Куликовская битва и ее значение в истории русского народа

Министерство образования  РФ

Омский государственный аграрный университет имени П.А. Столыпина

Кафедра истории и социально-педагогических дисциплин

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

РЕФЕРАТ

 

 

Куликовская битва и ее значение в истории русского народа

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Омск 2014

 

Содержание

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Введение

 

Историческая дата Куликовской битвы приходится на 8 сентября 1380 года, к настоящему времени сменилось несколько эпох, так как прошло более 630 лет. В различные  периоды отечественной истории роль князя Дмитрия и значение Куликовской битвы историками трактовалось по-разному. В первую очередь это связано с исторической удаленностью событий от современности.

Критика некоторых современных исследователей основана на негативном эмоциональном заряде и в попытке выдавать некие недоказанные возможности за исторические факты.

В литературе встречаются упоминания, что битва не была глобальной и не могла снять монголотатарское иго, а была «заурядной битвой вассалов Золотой Орды - князей московских, на стороне законного Хана Тохтамыша против узурпатора Мамая, чье войско наполовину состояло из наемников. После этой битвы Иго только укрепилось». Данное высказывание противоречит классической исторической оценке значения Куликовской битвы.

В советский период отечественной истории до 1980 года не делался значительный упор на значение Куликовской битвы.

Таким образом, изучение вопроса значения Куликовской битвы для русского народа, остается актуальным в настоящее время.

 

 

 

 

 

 

 

 

1. Предпосылки Куликовской битвы

 

Предпосылками Куликовской битвы являлись многие исторические события, которые возникали, как внутри каждой стороны, так и в отношениях между противниками. В середине XIV шло одновременное усиление Московского княжества и Золотой Орды. Усилению Золотой Орды способствовали русские князья, которые объединялись с Мамаем.

Историки считают, что переломным моментом в отношениях явилось несогласие Дмитрия Ивановича, князя Владимирского, с указом Мамая на княжение Михаила Александровича Тверского.

Одним из поводов Куликовской битвы стал отказ Дмитрия от требования Мамая увеличить выплачиваемую дань до размеров, в которых она выплачивалась при Джанибеке. Мамай рассчитывал на объединение усилий с великим князем литовским Ягайло и Олегом Рязанским против Москвы. Также он рассчитывал на то, что князь Дмитрий не станет вести войска за Оку, и займёт оборонительную позицию на её северном берегу, как уже делал это в предыдущих сражениях. Мамаем решающая битва планировалась на южном берегу Оки 14 сентября.

Однако Дмитрий, осознавая опасность такого объединения, 26 августа стремительно вывел войско на устье Лопасни, осуществил переправу через Оку в рязанские пределы. Следует заметить, что Дмитрий повёл войско к Дону не по кратчайшему маршруту, а по дуге западнее центральных районов Рязанского княжества, приказал, чтобы ни один волос не упал с головы рязанца. «Задонщина» упоминает в числе погибших на Куликовом поле также 70 рязанских бояр[14]. Решение о переходе Оки стало неожиданным не только для Мамая. В русских городах, пославших свои полки на коломенский сбор, переход Оки с оставлением стратегического резерва в Москве был расценен как движение на верную смерть.

Таким образом, битва была неизбежным событием, и противоречия между сторонами накапливались и концентрировались, дожидаясь подходящего момента.

 

 

 

 

 

Если речь идёт о положительном влиянии на усиление государственности Московского княжества, то оно вполне очевидно. На самом деле, современная критика Куликовской битвы (не места, где она происходила, а именно исторического значения) обычно исходит от людей, склонных к поддержке неолиберальной идеологии и занимающих позицию, близкую к высказывавшейся одним из героев "Братьев Карамазовых" Достоевского, Смердяковым. Понятно, что в удалённых от нас исторических событиях далеко не всё ясно, но характерная черта "либерального" подхода состоит в сопутствующем негативном эмоциональном заряде и в попытке выдавать некие недоказанные возможности за факты. Например, известно, что эпизод благословления Сергием Радонежским Дмитрия Донского не упоминается в дошедших до нас наиболее ранних источниках (но упоминается в несколько более поздних), а "либеральный" критик этот факт непременно трансформирует в утверждение, что самого благословления не было, будто бы это доказано (и, значит, Д.Андреев, ссылающийся на этот эпизод, ошибался). 
 
Однако, заложенное в вопрос утверждение о "вассалах Золотой Орды" напоминает не только "либеральную" позицию, а даже больше "евразийское" учение Л.Н.Гумилёва (правда, там само понятие монгольского ига отрицается). Во всяком случае, идеи такого рода обязаны распространением именно Л.Н.Гумилёву. Всерьёз относиться к суждениям столь сомнительного историка как Лев Гумилёв не стоит, поэтому просто надо отметить, что оценка "не секрет, что эта битва отнюдь не свидетельствовала о первых шагах по снятию монгольского ига, а была всего лишь заурядной битвой вассалов Золотой Орды" является нетрадиционной и недавно появившейся интерпретацией фактов, которые были известны давным-давно, и сделана она при полном игнорировании исторических оценок, дававшихся в века более близкие к собственно событию. 
 
"Незаконность" Мамая, который не был чингизидом, т.е. формально не мог быть Ханом и ставил на это место управляемых людей – лишь предлог. Конфликт княжества Московского с Мамаем начался раньше появления Тохтамыша на сцене. Хорошо понятно также, что целью Москвы в перспективе была независимость. Ради "законности" Тохтамыша никто стараться не стал бы. Да никакой благодарности Тохтамыша за подобные "старания" ведь и не просматривается; ход известных исторических событий показывает ровно обратное. 
 
Есть также "критика" Куликовской битвы от академика Фоменко, но это уже совсем за гранью... 
 
Достаточно объективная оценка Куликовской битвы, чуждая идеологически обусловленных крайностей, представлена, например, в нынешней статье в Википедии. 
 
Что касается советских учебников то вообще-то до 600-летней годовщины в 1980 году, когда было принято решение широко отпраздновать эту дату, советская идеология не делала особенного упора на значение Куликовской битвы. 
 
Если важны именно ссылки на авторитетные мнения, то хорошо известны мнения русских дореволюционных историков о Куликовской битве. Например, С.Ф. Платонов (1860-1933, репрессирован при Сталине) пишет: 
 
"Тем не менее Куликовская битва имела громадное значение для северной Руси и для Москвы. Современники считали ее величайшим событием, и победителю татар, великому князю Дмитрию, дали почетное прозвище "Донского" за победу на Дону. Военное значение Куликовской победы заключалось в том, что она уничтожила прежнее убеждение в непобедимости Орды и показала, что Русь окрепла для борьбы за независимость. Набег Тохтамыша не уменьшил этого значения Мамаева побоища: татары одолели в 1382 г. только потому, что пришли "изгоном", внезапно и крадучись, а Москва их проглядела и не убереглась. Все понимали, что теперь Русь не поддастся, как прежде, нашествиям Орды и что татарам можно действовать против Руси только нечаянными набегами. Политическое же и национальное значение Куликовской битвы заключалось в том, что она дала толчок к решительному народному объединению под властью одного государя, московского князя. С точки зрения тогдашних русских людей, события 1380 г. имели такой смысл: Мамаева нашествия со страхом ждала вся северная Русь. Рязанский князь, боясь за себя, "изменил", войдя в покорное соглашение с врагом. Другие крупные князья (суздальско-нижегородские, тверской) притаились, выжидая событий. Великий Новгород не спешил со своей помощью. Один московский князь, собрав свои силы, решился дать отпор Мамаю и притом не на своем рубеже, а в диком поле, где он заслонил собой не один свой удел, а всю Русь. Приняв на себя татарский натиск, Дмитрий явился добрым страдальцем за всю землю Русскую; а отразив этот натиск, он явил такую мощь, которая ставила его естественно во главе всего народа, выше всех других князей. К нему, как к своему единому государю, потянулся весь народ. Москва стала очевидным для всех центром народного объединения, и московским князьям оставалось только пользоваться плодами политики Донского и собирать в одно целое шедшие в их руки земли." (Полный курс лекций по русской истории) 
 
С.М. Соловьёв усматривал значение Куликовской битвы не только для становления Российской государственности вокруг княжества Московского, но и для Европы, поскольку завоевательный вектор Мамая был обращён на Запад. При этом С.М.Соловьёв не забывает и о тяжёлой цене, которая была в этой битве заплачена. Аналогичные по направленности оценки высказывали Ключевский и Карамзин. 
 
"В то время, когда она [Россия] достигла вышней степени бедствия, видя лучшие свои области отторженные Литвою, все другие истерзанные Моголами, – в то самое время началось ее государственное возрождение, и в городке, дотоле маловажном [Москва], созрела мысль благодетельного Единодержавия, открылась мужественная воля прервать цепи Ханские, изготовились средства независимости и величия государственного." (Карамзин Н.М. История государства Российского) 
 
Таким образом, как и следовало ожидать, критика, как "либеральная", так и "евразийская", становится в оппозицию не только позднесоветскому патриотическому чувству, но и вообще всему традиционно сложившемуся в России мнению, в т.ч. мнению серьёзных историков, изучавших вопрос глубоко. Данная ими оценка значения Куликовской битвы никак не менее профессиональна и адекватна, нежели любые суждения современных критиков, даже если последние имеют какое-то личное отношение к исторической науке. Несмотря на то, что в наше время фактов известно больше, они ничего принципиально не меняют в вопросе общей оценки значения битвы. В сущности, надо понимать, что приверженец западно-космополитической идеологии изнутри движим некими иррациональными импульсами к подобного рода критике, и ничего тут поделать нельзя, никакие разумные аргументы его не переубедят. С "евразийством" дело обстоит чуть лучше, здесь просто надо убедиться в общей несостоятельности учения Гумилёва, обратить внимание на приверженность его самого к псевдонаучным объяснениям и терминам и т.п. После того, как вера в силу учения Гумилёва исчезнет, человек будет понимать, что гумилёвская интерпретация не единственная, и в целом весьма далека от убедительности. 
 
Теперь можно рассмотреть ситуацию с точки зрения метаистории. Здесь нет ничего особенно сложного и запутанного. Прежде всего, следует уяснить, что в Золотой Орде имел место конфликт двух уицраоров: человекоорудием первого был Мамай, человекоорудием второго – Тохтамыш. Очень важно учитывать, что Тохтамыш начал завоевание Золотой Орды только с 1377 года, т.е. незадолго до 1380 года, тогда как конфликт Москвы с Мамаем начался ещё прежде, когда Мамай лишил московского князя великокняжеского ярлыка. Если бы стоявший за Тохтамышем уицраор не сумел бы развить успешную завоевательную активность, то с разгромом Мамая золотоордынскому монгольскому игу пришёл бы конец. В этом и заключается "идея" противостояния Дмитрия Донского власти Мамая, и она была провиденциально оправданной. Предвидеть же в точности какое влияние окажет появление ещё одного ордынского уицраора было невозможно. Принципиальный курс на государственную независимость, которая одна только и могла обеспечить обеспечить сохранность Российской метакультуры и открывала бы возможности выполнения ею своих метаисторических задач – был верным и благословенным свыше. 
 
Несмотря на поражение понесённое войском Мамая, стоявший за Мамаем уицраор в Куликовской битве уничтожен не был, а лишь потерпел значительный урон. Мамай собирался идти новым грабительским набегом на Русь (не повторяя ошибки и не вступая в битву). Уничтожен уицраор был только тогда, когда Мамай потерпел окончательное поражение от Тохтамыша. После этого власть над Золотой Ордой захватил второй из двух ордынских уицраоров; именно с ним и связано дальнейшее возобновление зависимости Москвы от Орды. 
 
Можно ли поставить вопрос например так, что Дмитрию Донского следовало бы выждать, чтобы Тохтамыш победил Мамая своими силами? Что было бы в этом случае? Достало ли бы у Москвы сил тут же разгромить Тохтамыша? Вероятнее всего, что нет. Сражаться с ним было бы труднее, чем с Мамаем, на которого едва достало сил. А если нет, то стал ли бы Тохтамыш спокойно наблюдать усиление Москвы? Конфликт и попытка уничтожить или ослабить российского уицраора всё равно оказались бы неизбежными. Но при этом у русских не было бы вдохновляющего примера Куликовской битвы, укреплявшего волю в дальшейшем стремлении завоевать независимость, а у Тохтамыша не было бы опасения повторить участь Мамая, вследствие чего он вполне мог бы и решиться на полномасштабную битву. Вместо того, чтобы мириться с соседством российского уицраора, новый ордынский уицраор мог бы попытаться разделаться с ним вслед за уничтоженным ордынским предшественником.  
 
Так или иначе, но совершенно невозможно говорить сколько-нибудь доказательно, будто бы Москва что-то в целом, с учётом всех возможностей и опасностей, проиграла из-за Куликовской битвы. А вот вдохновляющее значение примера Куликовской битвы трудно переоценить. 
 
Нельзя также забывать, что после Куликовской битвы была значительно уменьшена опасность для Москвы с западного направления, от Великого Княжества Литовского, которое выступило в Куликовской битве союзником Мамая.

 

Сбор русских войск был назначен в Коломне 15 августа. Из Москвы в Коломну выступило ядро русского войска тремя частями по трём дорогам. Отдельно шёл двор самого Дмитрия, отдельно полки его двоюродного брата Владимира Андреевича Серпуховского и отдельно полки подручных белозерских, ярославских и ростовских князей.

Также прибыли войска из Суздальского и Смоленского великих княжеств. Согласно некоторым источникам (более поздняяНиконовская летопись и принявший её версию Соловьёв С. М.), в сборе участвовали также тверской полк, приведённый племянником Михаила Александровича Иваном Всеволодовичем, а также присоединившиеся непосредственно перед битвойновгородцы, но историки[10][11] подвергают сомнениям достоверность этих сведений.

Уже в Коломне был сформирован первичный боевой порядок: Дмитрий возглавил большой полк; Владимир Андреевич с ярославцами — полк правой руки; в полк левой руки был назначен командующим Глеб Брянский; передовой полк составили коломенцы.

Получивший большую известность, благодаря житию Сергия Радонежского, эпизод с благословением войска Сергием в ранних источниках о Куликовской битве не упоминается[12]. Существует также версия (В. А. Кучкин), согласно которой рассказ жития о благословении Сергием Радонежским Дмитрия Донского на борьбу с Мамаем относится не к Куликовской битве, а к битве на реке Воже (1378 г.) и связан в «Сказании о Мамаевом побоище» и других поздних текстах с Куликовской битвой уже впоследствии, как с более масштабным событием[13], однако в большинстве источников эпизод благословения под сомнения не ставится.

И когда услышали в городе Москве, и в Переяславле, и в Костроме, и во Владимире, и во всех городах великого князя и всех князей русских, что пошёл князь великий за Оку, то настала в Москве и во всех его пределах печаль великая, и поднялся плач горький, и разнеслись звуки рыданий[15]

Русские города посылают воинов в Москву. Деталь ярославской иконы «Сергий Радонежский с житием».

На пути к Дону, в урочище Березуй, к русскому войску присоединились полки литовских князей Андрея и Дмитрия Ольгердовичей. Андрей был наместником Дмитрия во Пскове, а Дмитрий — в Переяславле-Залесском, однако, по некоторым версиям, они привели и войска из своих прежних уделов, бывших в составе Великого княжества Литовского — соответственно Полоцка,Стародуба и Трубчевска. Полк правой руки, сформированный в Коломне во главе с Владимиром Андреевичем, выполнял затем в битве роль засадного полка, за исключением вставших на левый фланг ярославцев, Андрей Ольгердович в битве возглавил полк правой руки, получив под своё начало также ростовцев, о возможных перестановках в передовом и большом полках неизвестно. Историк военного искусства Разин Е. А. указывает на то, что русская рать в ту эпоху состояла из пяти полков, однако, считает полк во главе с Дмитрием Ольгердовичем не частью полка правой руки, а шестым полком, частным резервом в тылу большого полка.

Русские летописи приводят следующие данные о численности русского войска: «Летописная повесть о Куликовской битве» — 100 тыс. воинов Московского княжества и 50—100 тыс. воинов союзников, «Сказание о Мамаевом побоище», написанное также на основе исторического источника — 260 тыс. или 303 тыс., Никоновская летопись — 400 тыс. (встречаются оценки численности отдельных частей русского войска: 30 тысяч белозерцев, 7 или 30 тысяч новгородцев, 7 или 70 тысяч литовцев, 40—70 тысяч в засадном полку). Однако следует учитывать, что цифры, приводимые в средневековых источниках, обычно крайне преувеличены. Более поздние исследователи (Е. А. Разин и др.), подсчитав общее количество населения русских земель, учтя принцип комплектования войск и время переправы русской армии (количество мостов и сам период переправы по ним), останавливались на том, что под знамёнами Дмитрия собралось 50—60 тысяч воинов (это сходится с данными В. Н. Татищева о 60 тысячах), из них лишь 20—25 тысяч — войска непосредственно Московского княжества. Значительные силы пришли с территорий, контролировавшихся Великим княжеством Литовским, но в период 1374—1380 годов ставших союзниками Москвы (Брянск, Смоленск, Друцк, Дорогобуж, Новосиль, Таруса, Оболенск, предположительно Полоцк, Стародуб, Трубчевск).С. Б. Веселовский считал в ранних своих работах, что на Куликовом поле было около 200—400 тысяч человек, но с течением времени пришёл к мнению, что в битве русская армия могла насчитывать только 5—6 тыс. человек[16]. По мнению А. Булычёва, русское войско (как и монголо-татарское) могло составлять около 6—10 тысяч человек при 6—9 тысячах лошадей (то есть в основном это было кавалерийское сражение профессиональных всадников). С его точкой зрения согласны и руководители археологических экспедиций на Куликовом поле: О. В. Двуреченский и М. И. Гоняный. По их мнению, Куликовская битва была конным сражением, в котором с обеих сторон приняло участие около 5—10 тысяч человек, причём это было кратковременное сражение: около 20—30 минут вместо летописных 3 часов. В московском войске были как княжьи дворы, так и городовые полки Великого княжества Владимирского и Московского.

Войско Мамая

Критическая ситуация, в которой оказался Мамай после битвы на реке Воже и наступления Тохтамыша из-за Волги к устью Дона, заставила Мамая использовать все возможности для сбора максимальных сил. Есть известие, будто советники Мамая говорили ему: «Орда твоя оскудела, сила твоя изнемогла; но у тебя много богатства, пошли нанять генуэзцев, черкес, ясов и другие народы»[17]. Также в числе наёмников названы мусульмане и буртасы. По одной из версий[18], весь центр боевого порядка ордынцев на Куликовом поле составляла наёмная генуэзская пехота, конница стояла на флангах.

По сообщению Московского летописного свода конца XV века, Мамай шёл

съ всѣми князи Ординьскими и со всею силою Татарьскою и Половецкою. Ещё же к тому понаимовалъ рати, Бесермены и Армены, Фрязы и Черкасы иБуртасы, с нимъ же вкупѣ въ единои мысли и князь велики Литовъскыи Ягаило Олгердовичь со всею силою Литовъскою и Лятьскою, с ними же въ единачествѣ и князь Олегъ Ивановичь Рязанъскыи.

— ПСРЛ, т. 25, М. -Л, 1949, с. 201

В XIV веке встречаются численности ордынского войска в 3 тумена (битва при Синих Водах 1362 году, Мамай наблюдал с холма за ходом Куликовской битвы с тремятёмными князьями), 4 тумена (поход войск Узбека в Галицию в 1340 году), 5 туменов (разгром Твери в 1328 году, битва на Воже в 1378 году). Мамай господствовал лишь в западной половине Орды, в битве на Воже и в Куликовской битве потерял почти всё своё войско, а в 1385 году для похода на Тавриз, Тохтамыш со всей территории Золотой Орды собрал армию в 90 тысяч человек. «Сказание о Мамаевом побоище» называет число 800 тыс. человек.

Современные учёные дали свою оценку численности монголо-татарского войска: Б. У. Урланис считал, что у Мамая было 60 тыс. человек. М. Н. Тихомиров,Л. В. Черепнин и В. И. Буганов полагали, что русским противостояло 100—150 тысяч монголо-татар.

Битва

Место битвы

Основная статья: Куликово поле

Из летописных источников известно, что битва происходила «на Дону усть Непрядвы». При помощи методов палеогеографии учёные установили, что «на левом берегу Непрядвы в то время находился сплошной лес». Принимая во внимание, что в описаниях битвы упоминается конница, учёные выделили безлесный участок близ слияния рек на правом берегу Непрядвы, который ограничен с одной стороны реками Доном, Непрядвой и Смолкой, а с другой — оврагами и балками, вероятно, существовавшими уже в те времена. Экспедиция оценила размер участка боевых действий в «два километра при максимальной ширине восемьсот метров». В соответствии с размерами локализованного участка пришлось скорректировать и гипотетическую численность участвующих в битве войск. Была предложена концепция об участии в битве конных формирований по 5—10 тысяч всадников с каждой стороны (такое количество, сохраняя способность маневрировать, могло бы разместиться на указанном участке). В московском войске это были в основном княжьи служилые люди и городовые полки[19].

Долгое время одной из загадок являлось отсутствие захоронений павших на поле боя. Весной 2006 года археологическая экспедиция использовала георадар новой конструкции, который выявил «шесть объектов, расположенных с запада на восток с интервалом 100—120 м». По версии учёных, это и есть захоронения погибших. Отсутствие костных останков учёные объяснили тем, что «после битвы тела погибших закапывались на небольшую глубину», а «чернозём обладает повышенной химической активностью и под действием осадков практически полностью деструктурирует тела погибших, включая кости». При этом полностью игнорируется возможность застревания в костях павших наконечников стрел и копий, а также наличие у погребённых нательных крестов, которые, при всей «агрессивности» почвы, не могли исчезнуть совершенно бесследно. Привлечённые к экспертизе сотрудники, занимающиеся судебно-медицинской идентификацией личности, подтвердили наличие праха, но «не смогли установить, является ли прах в пробах останками человека или животного». Поскольку упомянутые объекты представляют собой несколько абсолютно прямых неглубоких траншей, параллельных друг другу и длиной до 600 метров, они с такой же вероятностью могут являться следами какого-либо агротехнического мероприятия, например, внесения в почву костной муки. Примеры исторических битв с известными захоронениями показывают устройствобратских могил в виде одной или нескольких компактных ям.