Можно понять, какое важное значение мог бы иметь закон 8 октября 1847 г., предоставлявший крестьянам имений, продававшихся с публичного торга, выкупаться с землей: две трети дворянских имений состояли в неоплатных долгах казенным учреждениям. Сумма этих долгов близко подходила к миллиарду. Собственно говоря, освобождение крестьян можно было бы совершить чисто финансовой операцией, назначив срок для уплаты долгов, и потом конфисковать имения, как они конфискуются и теперь частными банками. Но не хотели прибегать к такой политической стратегеме, пользуясь затруднительным положением дворянства. Имений, которые продавались с публичного торга, было множество, но, чтобы крестьяне могли выкупаться, нужно было устроить удобный для них порядок аукциона, устроить известный порядок оповещения крестьян о продаже, наконец, устроить им возможность получать ссуды (редкое имение могло тотчас собрать достаточное количество своих денег), ничего этого не было предусмотрено. Закон просто был брошен в аукционную залу, со всех сторон полились представления о затруднениях, какие встречались при применении закона. Правительство могло поступить двояко: сознавая недостаток выработанного закона, оно могло гласно отменить его; сознавая пользу этого закона, оно могло развить и поправить его; то и другое оно могло сделать по праву, ибо каждое правительство может и отменить закон и поправить его, сознаваясь в ошибке; все это в порядке вещей. Поступили иначе. Высочайшая власть не отменяла закона, но через несколько месяцев вышло новое издание Свода законов; закона 8 октября там не оказалось. Имения продавали с торгов, крестьяне обращались с ходатайством к правительству; им говорили, что закона об этом нет, им показали издание, и просители не находили его там. Высшая власть не отменяла закона; бюрократия, устроенная для установления строгого порядка во всем, представляла единственное в мире правительство, которое крадет у народа законы, изданные высшей властью; этого никогда не было ни в одну эпоху, кроме царствования Николая, и, вероятно, никогда не повторится.  

   Точно так же разделан был закон 1848 г., предоставлявший  крестьянам право приобретать недвижимую собственность. Он был так выражен, что крестьяне отказались от пользования  этим законом. Крестьяне могли приобретать  недвижимую собственность с согласия помещика; они должны были заявлять помещику свое желание и возможность  приобрести собственность; землевладелец  мог и отказать в этом согласии, но он знал, что у крестьянина  есть капитал, и, пользуясь своим  правом, мог отнять его или мог  дать согласие на покупку собственности, а потом взять у крестьянина, ибо оставалась еще в полном действии статья, которая гласила, что крестьянин не имеет права начинать иск. Значит, закон одной рукой давал сословию право, а другой подчинял пользование этим правом безграничному произволу.   

   Так умела  выражать мысли верховной власти тогдашняя бюрократия; выразив столь  своеобразно мысль закона, она  тем самым отменила высочайшую волю. Это нужно знать, чтобы понять печальную справедливость слов императора, который сказал, что империей правит столоначальник. Благодаря недостатку решительности все законодательство Николая о крестьянах осталось без  практических последствий, которые  надо отличать от перемен в праве. Трудно объяснить эту непоследовательность и эту нерешительность; даже крепостники-землевладельцы удивились. Среди толков, вызванных  законом 2 апреля, в бумагах Киселева записано и одно любопытное возражение, которое тогда часто повторяли. Некий дворянин говорил: "Зачем  нас мучают этими полумерами? Разве  в России нет верховной власти, которая может приказать землевладельцам  отпустить своих крестьян на волю с землей или без земли? Это  вправе сделать верховная власть. Дворянство, всегда верно преданное  престолу, получив приказ исполнить  это, исполнило бы его". Что можно  было сказать против этого возражения, шедшего из среды помещиков, которые  были против освобождения крестьян? Надо думать, что недостаток решимости  и последовательности, боязнь пользоваться верховной властью объясняются  недостатком знакомства со средой и  настоящим того класса, интересы которого преимущественно были связаны с  крепостным правом. Дворянство при  Николае внушало более страха, чем при Александре. Рассматривая бумаги неофициального комитета, который  собирался при Александре в начале его царствования, мы там встречаем  такие суждения графа Строганова о дворянстве, которые показывают, что государственные люди того времени  вовсе не считали его средой, способной  дать правительству оппозицию.

список  литературы:

1. Чулков  Г.И. Императоры. Психологические портреты. М., 1991.
2. Платонов С.Ф. Учебник русской истории. СПб., 1993.
3. Покровский М.Н. Русская история с древнейших времен. Т. IV // Избранные произведения в 4 книгах. Кн. 2. М., 1965.
4. Ловков А.И. Комитет 6 декабря 1826 года. Канд. дисс. М., 1946.