Рассматривая  план Сперанского в Комитете 6 декабря 1826 г. как «первый в нашей официальной  литературе систематически выработанный план освобождения крестьян», историк  обращал внимание, что, согласно ему, «раскрепощение должно было идти по тому же пути как и закрепощение, только в обратном порядке: сначала должно быть запрещено продавать крестьян без земли и брать их во двор; потом безусловная зависимость крестьянина от владельца должна быть заменена условною, основанною на договоре, поставленном под охрану общих судов».

   Важно замечание М.Н.Покровского, что в  начале ХIХ века, в период деятельности Негласного комитета (здесь имеются  в виду и Новосильцев, и Кочубей, в разное время бывшие председателями Государственного совета при Николае) «проекты "молодых друзей" были не лучше, и, став из молодых друзей старыми чиновниками, они ничего не имели возразить против плана  Сперанского», поэтому «ни в комитете, ни в Государственном совете проект не встретил сопротивления».

   При этом автор возлагал всю ответственность  за отказ от реализации даже скромной сравнительно меры — отмены продажи  людей без земли — на самого монарха, подчёркивая при этом его  «слабохарактерность», в особенности  в сфере крестьянского вопроса: «Как все слабохарактерные люди, он жаловался в этом случае на окружающих, на своих министров, которые будто  бы не желают понять его намерений  и не хотят им содействовать».

   Монарх  больше всего боялся, как бы о  его намерении не узнали те, кому «процесс» угрожал. Все комитеты по крестьянскому делу при Николае  были секретные, а члены их обязывались  никому и ни под каким видом  не сообщать о происходившем там. Совершенно естественным последствием подобной таинственности было хождение в обществе самых нелепых слухов о намерениях Николая. Когда слухи доходили до царя, он сердился на членов комитета за несоблюдение «тайны» и грозил предать их суду за «государственное преступление». Ни разу у него не хватило духу открыто высказаться перед обществом по поводу своих намерений. Только раз в жизни он решился высказаться «келейно» (имеется в виду выступление в 1847 г. перед депутацией смоленских дворян).

   По  мнению М.Н.Покровского, записка Сперанского, подготовленная для Комитета 6 декабря 1826 г., отразилась на всех правительственных  проектах эмансипации при Николае. Автор записки был уже в  могиле, а его аргументация продолжала повторяться в секретных комитетах 40-х годов. Главная мысль —  уничтожить крепостное право как  юридический институт, сохранив за помещиками экономические выгоды существующего  положения, — легла в основу единственной крупной меры Николая по крестьянскому  вопросу — Указа 2 апреля 1842 г. об обязанных крестьянах.

   Этапным в изучении политики самодержавия в  крестьянском вопросе при Николае I является исследование Н.М.Дружинина. Останавливаясь на истории Комитета 6 декабря 1826 г., автор указывал, что  в начале царствования император  ощущал некоторую неуверенность, чувствуя себя недостаточно опытным и вместе с тем сознавая наличие скрытой  болезни в теле империи и необходимость  исследовать и истребить это  зло. «Так родилась идея специального комитета, который должен был пересмотреть все планы Александра I, все проекты, поданные в предыдущее и настоящее  царствование, продумать всю систему  государственных учреждений и всю  организацию финансов, словом —  все, от чего зависит спокойствие  и благоденствие государства».

   Говоря  об истории обсуждения крестьянского  вопроса здесь, автор отмечает, что  «Комитет не мог не поставить социальной проблемы крепостного права и его постепенной ликвидации. Правда, ко всем этим вопросам Комитет подходил с исключительной умеренностью и осторожностью, оставаясь под впечатлением только что разгромленного восстания и предвидя отпор крепостнической реакции. Приходилось выискивать далекие обходные пути и уверять себя в реальности мирных безболезненных решений. Опыт восточно-европейских монархий казался поучительным и ободряющим примером: прусские и австрийские реформы ХVIII столетия начались благоустройством государственных доменов и окончились освобождением помещичьих крепостных. России необходимо избрать тот же благоразумный и правильный путь — такую мысль отчетливо выразил Сперанский в своей известной записке о крестьянах; ее подхватили и закрепили в виде руководящей формулы члены Комитета 6 декабря: одним из первых и надежнейших средств для улучшения состояния помещичьих крестьян было бы учреждение лучшего хозяйственного управления для крестьян казенных. Такое управление, будучи и непосредственно полезно в отношении к поселянам, принадлежащим казне, послужило бы образцом для частных владельцев... Николай I целиком согласился с позицией Сперанского и Кочубея; с этого момента вся его политика по крестьянскому вопросу исходила из этого основного намеченного положения».

   В принадлежащем ему же разделе  многотомной «Истории СССР с древнейших времен до наших дней» он развивает  дальше свою мысль. Отмечая сохранение в проекте Комитета 6 декабря 1826 г. самодержавия и крепостного права как незыблемых устоев, Н.М.Дружинин подчёркивает, что «сохраняя и усиливая сословное разделение общества», Комитет всё же «делал небольшой шаг в сторону смягчения крепостного права: он запрещал перевод крестьян в дворовые и отчуждение крепостных без земли, т.е. стремился освободить институт феодальной зависимости от примеси рабовладельческих отношений. Кроме того, создавалось новое сословие "вольноотпущенных земледельцев", в которое зачислялись крестьяне, добровольно освобождённые помещиками, с землёй и без земли». В целом, «это была робкая попытка, не задевая существа феодально-крепостнической системы, приспособить ее к развивающимся буржуазным отношениям».

   Вместе  с тем, историк обращает внимание, что при обсуждении в Государственном  совете «снова ожили старые споры  о допустимости подобных преобразований. Реакционные крепостники возражали против каких бы то ни было изменений». Николай I начал колебаться. В этот момент, в 1830 — 1831 гг., произошли события и в Европе, и внутри страны, которые повергли в панику и самого царя, и членов Комитета, и всё крепостнически настроенное дворянство. «План сословно-административной реформы... рухнул как карточный домик. Репрессии заслонили собой всякие попытки преобразований». Позднейшие 8 секретных комитетов имели «такие же плачевные результаты».

   В монографии И.А.Федосова была дана ставшая  классической для советской историографии  оценка деятельности секретных комитетов  николаевского времени по крестьянскому  вопросу: «Ход экономического развития с неумолимой настойчивостью требовал приспособления государственного аппарата к новым условиям. Самодержавие пыталось провести эти изменения сверху, не затрагивая основ самодержавно-крепостнического строя, причем сделать это руками той самой бюрократии, о которой  сам Николай I отзывался с презрением. Уже Комитет 6 декабря 1826 г. поставил перед собой довольно широкую  программу деятельности: разработать  проекты реформ в области центрального управления и в области местных  органов власти и др. Многочисленные секретные комитеты занимались вопросами  положения различных сословий, дворянского  и городского самоуправления. Для  всех этих попыток характерна боязнь сколько-нибудь серьезных изменений, стремление сводить серьезные проблемы к незначительным, формальным переменам. Так, для решения "крестьянского  вопроса" было создано несколько  секретных комитетов. Но характерно, что вся их деятельность не привела  ни к какому изменению положения  народных масс. Основным стремлением  членов этих секретных комитетов  было — по возможности ничего не трогать».

   Т.Г.Архипова в диссертации о секретных  комитетах николаевского времени  уделила некоторое внимание крестьянскому  вопросу в Комитете 6 декабря. «Палач декабристов, гонитель просвещения, карьерист, ярый крепостник» — таков, по её мнению, был состав Комитета. Создавая Дополнительный закон о состояниях и «начав с крестьян, Комитет кончил вопросом о предоставлении "новых  льгот дворянам"». В заключение автор отмечал, что за всю николаевскую эпоху не было принято ни одного закона, «действительно облегчавшего положение крестьян» .

   Вопрос  о политике Николая в отношении  крепостного права рассматривается  и в исследовании русского историка-эмигранта  В.В.Леонтовича. По его мнению, «именно  убеждение Николая I в том, что  земля есть частная собственность  дворян, и надо рассматривать как  главное препятствие освобождению крестьян в его время. Целый ряд  его высказываний разным людям доказывает, что сам он был сторонником  освобождения и даже что освобождение крестьян было одним из самых сильных  его желаний. Но Николай считал себя крепко связанным существующим правом, даже в тех случаях, когда право  это ему лично совсем не нравилось и противоречило его личным взглядам». Полагая, что крестьянское освобождение будет иметь настоящий смысл только при наделении их землей, которую надо для этого было отобрать у дворян, он не мог здесь пойти против самого принципа частной собственности. «Николай I был недостаточно гибкий человек, чтобы найти выход из этой дилеммы». А если было нельзя предоставить крестьянам свободу, оставалось лишь пойти на ограничение власти помещиков над крепостными, подчинение «некоему государственному контролю».

   Отмечая меры Николая, автор указывает, что  здесь «ограничение прав дворянства никоим образом не выливается в расширение прав крестьян». Автор объясняет  это обстоятельство тем, что «поскольку правительство не могло или во всяком случае не осмеливалось сделать и крестьян свободными и полноправными гражданами, а тем самым окончательно укрепить в России гражданский строй, не оставалось иной возможности, как прибегать к мероприятиям, которые соответствуют сути крепостного строя».

   Историк присоединяется к мнению А.Д.Градовского о том, что «крепостное право было при Николае в некоторой степени ограничено. Эти ограничения или смягчения крепостного права достигнуты были не укреплением принципов гражданского строя и их распространением на крестьянство, а наоборот, путем некоторого, хотя и частичного, возврата к доекатерининским формам крепостного права».

   Обращая внимание на дела Комитета 6 декабря 1826 г., автор указывает на некоторые  характеристические черты плана  М.М.Сперанского по крестьянскому  вопросу. «По мнению Сперанского, надо стремиться к восстановлению настоящего крепостного права, т.е. прикреплению крестьянина не к особе помещика, а к земле, и обязательства  крестьян по отношению к хозяевам изложить в форме договора». Наконец, отметим традиционную позицию автора насчет того, что император «еще и потому колебался, что недостаточно находил поддержки» своим эмансипационным  планам «среди дворян, среди своих  сотрудников из высших чиновных кругов» .

   Н.П.Ерошкин  в монографии о российских политических институтах первой половины ХIХ века, отмечал неспособность самодержавия, особенно во второй четверти столетия, к реформам наподобие реформ 1801 — 1811 гг. Специфика бюрократического «законодательного механизма» этого периода обусловила появление новых своеобразных государственных учреждений — временных «высших комитетов». Опасения правительства по поводу того, что деятельность некоторых из них может вызвать какие-либо «неосновательные надежды» на перемены, особенно в отношении крепостного права, «определили их секретность». По мнению Н.Ерошкина, наиболее значительным из этих комитетов был Комитет 6 декабря 1826 г., созданием которого «самодержавие сделало последнюю судорожную попытку укрепить дряхлую систему крепостнической государственности посредством общих ее преобразований».

   Вместе  с тем, автор отмечал, что «при огромном размахе затронутых вопросов практический резонанс деятельности Комитета 6 декабря оказался ничтожно малым». Тем не менее, «под влиянием материалов комитета отдельные секретные, так  называемые "крестьянские" комитеты подготовили частные меры по крестьянскому  вопросу». Говоря о рассмотрении крестьянского  вопроса в комитетах николаевского  времени, Н.П.Ерошкин указывал, что  ни один из секретных комитетов «не  ставил серьезно вопроса об освобождении крестьян», а их деятельность была направлена лишь «на устранение крайностей и  неудобств крепостного строя». И всё же историк считал Комитет 6 декабря 1826 г. одним из наиболее значительных для своей эпохи. Но в этот период «феодальное государство уже не было способным на крупные реформы, и, прозаседав до 1832 г., Комитет был распущен. Из всех его многочисленных проектов были реализованы лишь сравнительно небольшие мероприятия...».

   Свою  лепту в изучение вопроса внёс и Н.Я.Эйдельман, коснувшийся в  одной из статей проблемы определения  внутриполитического курса в  начале правления Николая I. Как и  ряд других историков, он отмечает наличие  «довольно значительных колебаний  правительства в выборе курса», подчёркивая  серьёзные отличия от того, что  будет в 40-е и 50-е гг. Историк  обращает особое внимание на иллюзии  самого монарха по поводу возможности  серьёзных преобразований в России. С другой стороны, кратко излагая ход работы Комитета 6 декабря 1826 г., Н.Эйдельман соглашается с общепринятой для советской историографии точкой зрения о торпедировании членами Комитета, представителями высшей бюрократии эмансипационных планов самого монарха посредством издания единого закона для различных сословий государства (Закон о состояниях), длительная подготовка которого должна была отложить в долгий ящик либеральные идеи Николая I.

   В другом своём исследовании Н.Эйдельман  дал краткую характеристику николаевских реформ, отметив, что «после того, как  Александр 1 не решился, а декабристы не сумели произвести революционные  преобразования в стране, Николай I, без сомнения, некоторое время  пытался взять на себя роль "революционера  сверху"... Ряд реформ (главнейшая — ослабление и затем отмена крепостного  права) были задуманы действительно, а  не на словах… Были созданы десятки тайных проектов, 11 секретных комитетов по крестьянскому вопросу... Не получились же у Николая реформы прежде всего из-за сильного и все нарастающего эгоистического, звериного сопротивления аппарата, высшей бюрократии, дворянства. Умело, мастерски они топили все сколько-нибудь важные антикрепостнические проекты, для чего имелось несколько надежных способов. Во-первых, затянуть время, отложить их в долгий ящик, передать бюрократическим комиссиям и подкомиссиям. Во-вторых, если царь настаивает, то выдать проекты практически неосуществимые... Третий прием — запугать монарха бунтами, непослушанием народа, для чего, между прочим, нередко завышались "сводки" о крестьянском сопротивлении… В-четвертых, умели (тоже преувеличивая) сообщить царю о недовольстве помещиков, опасающихся за свою собственность. В-пятых, уже знакомые ссылки на революцию в Западной Европе, на "ихние беспорядки", в то время как у нас все же "благостная тишина»...

Вывод:

   Итак, в царствование Николая законодательство о крепостном праве стало на новую  почву и достигло важного результата - общего молчаливого признания, что  крепостной крестьянин не есть частная  собственность землевладельца; закон 1842 г. достиг перемещения в праве, но не в положении крестьян. Законодательство при этом могло достигнуть и практических результатов, и эти результаты вышли  бы из законодательства Николая, если бы законы применялись иначе. Однако в нашей внутренней истории XIX в. нет ничего любопытнее применения законов  о крепостных крестьянах в царствование Николая, ничто так не наводит  на размышление о свойстве государственного порядка. Приведу отдельный случай. Мы видели, какое важное значение имеет закон 1827 г. о четырех с половиною десятинах земли; этот закон был внесен в первое издание Свода законов. После Сперанского второе отделение Собственной е. в. канцелярии издавало второе издание Свода законов. Заглянули в него: закона 1827 г. нет как нет; он не был отменен, а просто пропал без вести, как пропало известное дело об откупщике.