Коллективизация – трагедия для крестьянина- труженика?

       В своей статье "Головокружение  от успехов",  появившейся в "Прав-

де" 2  марта  1930  г.,  Сталин осудил многочисленные случаи нарушения принципа добровольности при организации колхозов, "чиновничье декретирование колхозного движения". Он критиковал излишнюю "ретивость" в деле раскулачивания, жертвами которого стали многие середняки. Обобществлению часто подвергался мелкий скот, птица, инвентарь, постройки, Необходимо было остановить это "головокружение от успехов" и покончить с "бумажными колхозами, которых ещё нет в действительности, но о существовании которых имеется куча хвастливых резолюций".  В статье, однако, абсолютно отсутствовала самокритика, а вся ответственность за допущенные ошибки возлагалась на местное руководство. Ни в коей мере не вставал вопрос  о  пересмотре  самого принципа коллективизации.  Эффект от статьи, вслед за которой 14 марта появилось постановление ЦК "О борьбе против искривления партийной линии в колхозном движении",  сказался немедленно. Пока местные партийные кадры пребывали  в  полном  смятении, начался массовый выход крестьян из колхозов (только в марте 5 млн. человек). Итоги первого этапа сплошной коллективизации требовали правдивого анализа, извлечения уроков из "перегибов" и "борьбы с перегибами", укрепления и  развития тех колхозов,  которые сохранятся в условиях подлинной свободы выбора у крестьянина.  А  значит,  полного  преодоления последствий "великого перелома" по-сталински, выбора путей социалистического преобразования сельского хозяйства  на  основе  восстановления принципов нэпа, всего разнообразия форм кооперации. Конечно, коррективы,  по крайней мере на первых порах, были внесены.

тали  более активно применяться экономические  рычаги. На решении задач коллективизации по-прежнему сосредоточивались основные силы партийных, государственных и общественных организаций.  Возросли масштабы технической реконструкции в сельском хозяйстве - главным образом через создание государственных машинно-тракторных станций. Уровень механизации сельскохозяйственных работ заметно поднялся. Государство в 1930 г. оказывало колхозам большую помощь, им предоставлялись существенные налоговые льготы. Зато для единоличников были увеличены ставки сельскохозяйственного налога,  введены  взимаемые только с них единовременные налоги. Рос также объём государственных заготовок, которые приобретали обязательный характер.  Все  эти  даже благоприятные изменения не дают представлений о сути изменений в самом крестьянстве.

     Поддавшись  призывам  к  вступлению  в  колхозы  и  обобществлению средств производства,  оно фактически оказалось обмануто, так как было отчуждено от средств производства и утратило всякое право на них.  Был нанесён мощный удар по крестьянскому  чувству  собственника,  так  как крестьяне были  лишены права распоряжаться результатами своего труда - произведённой продукцией,  судьбу которой стали решать местные партийные и  советские  власти.  Колхозник потерял даже право самостоятельно решать вопрос о том,  где он хотел бы жить и работать, на это требовалось разрешение  властей.  Сами  колхозы,  утратив большинство свойств сельскохозяйственной артели,  превратились в своеобразное предприятие, подчинённое местным органам власти и партии.

     К концу лета 1931г. хлебозаготовки  начали давать сбои: снизились

поступления зерновых.  В  результате  сложившейся системы заготовок на ряд районов страны надвинулся призрак голода.  Беда пришла потому, что хлеб принудительно и, по сути, "под метёлку" изымался и в колхозах, и в единоличных хозяйствах ради  выполнения нереальных,  произвольно установленных сталинским руководством в 1930г.  заданий индустриального развития.

     Для закупки промышленного   оборудования требовалась валюта. Получить её можно было лишь в обмен на хлеб. Между тем в мировой экономике разразился кризис,  цены  на зерно резко упали.  Однако сталинское руководство и не подумало пересматривать установку  на  непосильный  для страны индустриальный "скачок".  Вывоз хлеба за границу всё возрастал. Несмотря на неурожай в основных зерновых районах страны,  пострадавших от засухи,  во  время  хлебозаготовок было изъято рекордное количество зерна (22,8 млн. т),  из них 5 млн. пошли на экспорт в обмен на технику (с 1931 по 1936г. половина всей ввозимой в СССР техники была немецкого происхождения).  Насильственное изъятие одной трети (а в  некоторых колхозах до  80%) урожая могло лишь окончательно расстроить производственный цикл. Уместно напомнить, что при нэпе крестьяне продавали всего от 15 до 20%  урожая,  оставляя 12-15%  на семена, 25-30% - на корм скоту, а остальные 30-35% - для собственного потребления.

     Летом 1931г.  было установлено  правило,  согласно которому натуральная оплата труда в колхозах сверх определённой нормы продуктами не отоваривалась, а  оплачивалась  деньгами.  Это по существу было равносильно введению нормированного продовольственного снабжения  колхозников, особенно если учесть финансовые затруднения многих хозяйств, бывших не в состоянии производить сколько-нибудь заметные денежные выплаты. В результате сложившейся ситуации осенью и зимой 1931/32 г.  произошёл второй отлив крестьян из колхозов. Резко усилился неорганизованный переход  сельских  жителей в промышленность и строительство В 1932г. была введена отменённая революцией паспортная система, установившая жёсткий административный контроль за движением рабочей силы в городах, а в особенности из села в город,  превратившая колхозников  в  беспаспортное население.

     В колхозах,  оказавшихся в  обстановке  крайних  продовольственных затруднений и совершенно экономически не заинтересованных в сдаче хлеба, получили массовое распространение попытки решить для себя  продовольственную проблему любыми,  в том числе незаконными,  путями. Широко распространились случаи хищения хлеба,  укрытия его от учёта, заведомо неполного обмолота, припрятывания и т.д. Делались попытки заранее раздать хлеб по трудодням, провести его как расходы на общественное питание во время уборочной.

     Низкий темп хлебозаготовок в  наиболее пострадавших от засухи  районах было решено поднять  применением репрессий. Выискивали "организаторов саботажа" хлебозаготовок и отдавали под суд.  В районы,  которые не могли осилить заготовки, полностью прекращали завоз каких бы то ни было товаров.  Отстающие колхозы заносились на "чёрную доску",  с  них досрочно взыскивали кредиты и проводилась чистка их состава. Тем самым ещё более подрывалось и без того нелёгкое экономическое положение этих хозяйств. Многие колхозники арестовывались и высылались.  Для выполнения плана вывозился весь хлеб без исключения,  в том  числе  семенной, фуражный и  выданный  на трудодни.  Выполнившие план колхозы и совхозы облагались повторными заданиями по сдаче хлеба.

     К лету 1932 г. деревня зерновой  полосы России и Украины после  по-

луголодной  зимы вышла физически ослабленной.  7 августа 1932 г. принимается Закон  об  охране  социалистической  собственности,  написанный собственноручно Сталиным.  Он вводил "в качестве меры судебной репрессии за хищение колхозного и кооперативного имущества высшую меру социальной защиты - расстрел с конфискацией всего имущества  и  с  заменой при смягчающих обстоятельствах лишением свободы на срок не ниже 10 лет с конфискацией всего имущества".  Амнистия по делам  этого  рода  была запрещена. В соответствии с законом от 7 августа десятки тысяч колхозников были арестованы за самовольное срезание  небольшого  количества колосьев ржи  или пшеницы.  Результатом этих действий был страшный голод, от которого погибло,  главным образом на Украине,  от 4 до 5 млн. человек. Массовый  голод  привёл  к третьей волне бегства из колхозов. Имелись случаи вымирания целых селений.

Особое  место среди преступлений, совершённых  сталинским руководством против народа занимает казахстанская трагедия. В районах зернового  земледелия Казахстана картина была такой же, как и в других названных выше краях:  насильственное изъятие хлеба и в колхозах и в  единоличных  хозяйствах обрекло на вымирание от голода многие тысячи людей. Особенно велика была смертность в посёлках  спецпереселенцев  Карагандинского района.  Вывезенные сюда для освоения угольного бассейна раскулаченные семьи не имели ни хозяйственного инвентаря,  ни  каких-либо запасов продовольствия, ни сколько-нибудь сносного жилья.

     Особенно губительно  последствия  административного произвола сказались  даже не на зерновом хозяйстве,  а на животноводстве.  С 1931г. сталинское руководство начало осуществлять заготовку мяса теми же методами, какими проводились хлебозаготовки.  Так же спускались не соответствовавшие реальным возможностям "плановые задания", которые "выколачивались" беспощадно.  И в результате - подрыв животноводства, ухудшение жизненных условий людей.  Урон, нанесённый животноводству, целые десятилетия сдерживал развитие сельского хозяйства. Восстановление поголовья до уровня конца 20-х годов произошло только в 50-е годы.

     Провалы экономической политики 1929-1932 г.  в деревне были одной из основных причин, обусловивших неудачу попыток досрочного выполнения первого пятилетнего плана. Основной причиной деградации сельскохозяйственного производства в 1929-1932 г. были даже не перегибы в ходе проведения тех или иных массовых кампаний, а общий административно-бюрократический подход к установлению экономических взаимоотношений с сельским хозяйством.  Перегибы же являлись,  в  конечном  счете,  неизбежным следствием этого подхода к сельской экономике. Главное состояло в том, что коллективизация вовсе не создала в  деревне  строя  цивилизованных кооператоров. Колхоз  образца 30-х годов в своих наиболее существенных чертах не являлся кооперативным хозяйством.

     Черты кооператива  (и то зачастую формально) сохранялись в основном во внутренней организации колхоза,  например в наличии общего собрания колхозников,  возможности  выйти  из  колхоза вместе с некоторой частью средств производства,  регламентации порядка  и  уровня  оплаты труда и т.д. Но колхоз как производственная единица практически не обладал свойственной кооперативным предприятиям экономической  самостоятельностью. Причём он утратил эту самостоятельность не как подчинённое звено более широкой кооперативной системы, которая регулировала и планировала бы снабжение и сбыт, переработку сельхозпродукции, финансирование, агрономическое и машинно-техническое обслуживание.  Колхоз оказался встроенным  в жёсткую административную иерархию государственного планирования производства и заготовок сельскохозяйственной  продукции, что на практике превращало кооперативную собственность в фикцию.

     В сложившейся административной  системе колхоз  оказался  зажат   в гораздо более  тесные  бюрократические  тиски,  нежели государственные предприятия. Последние хотя бы  формально  находились  на  хозрасчёте, действовали в условиях самоокупаемости,  а планово-убыточные пользовались государственными дотациями.  Ничего подобного не было и не  могло быть в  сложившемся хозяйственном механизме даже для самых передовых и наилучшим образом работающих колхозов.

     Одна часть колхозного производства - обобществлённый сектор - была целиком  поставлена на обслуживание нужд  государственных централизованных заготовок  сельскохозяйственной  продукции.  Поставки продукции обобществлённого сектора осуществлялись на основе почти безвозмездного изъятия, потому что заготовительные цены на зерно, державшиеся примерно на уровне 1929 г.  и в то время едва покрывавшие издержки производства, в  30-е годы оказались фиктивными из-за значительно возросшей себестоимости производства зерна. Насколько велик был разрыв между ценами и себестоимостью,  точно установить невозможно, поскольку подсчёт себестоимости в колхозах с начала 30-х годов не  проводился,  т.е.  во что колхозу обошлось зерно, было неважно, главное, чтобы сдал всё, что положено. В производственном плане колхоза значились в основном  натуральные показатели,  в финансовом плане,  разумеется, денежные, однако этот план не содержал стоимостной оценки значительной части  продукции колхоза и издержек её производства.

     Примерные оценки,  в том числе  сравнения с уровнем издержек  совхозного производства, показывают, что издержки превышали заготовительные цены на зерно приблизительно в 2-3 раза.  Ещё хуже соотношение цен и себестоимости было для продукции животноводства. В то же самое время заготовительные цены на технические культуры были экономически обоснованными, к чему принудил почти катастрофический сырьевой голод.

     Эти обстоятельства и принудили  принять экстренные меры по  улучшению экономических условий для производителей технических культур, дабы избежать грозящей остановки лёгкой промышленности.  Для производителей зерна, картофеля,  овощей, мясомолочной продукции производство оставалось заведомо убыточным.

     Процесс производства  в  колхозах  поддерживался по-разному.  Одни  колхозы, будучи вынуждены оплачивать  поставки  средств  производства, создавать семенной и фуражный фонды, покрывали производственные затраты за счёт резкого сокращения  оплаты  труда  колхозников.  Источником покрытия убытков выступала тем самым часть необходимого продукта, производимого в обобществлённом хозяйстве. Некоторые хозяйства, планирование заготовок ставило в особо льготные условия,  позволявшие полностью выполнить планы по сдаче зерна и других продуктов,  оставляя  в  своих руках довольно крупные натуральные фонды. Как правило, именно из таких хозяйств, которые отдавали государству только  прибавочный  продукт  и вырастали передовые колхозы с высоким уровнем оплаты труда.  Часть хозяйств получала безвозмездную финансовую,  техническую, семенную, фуражную помощь государства.