Учитывая
приведенные выше данные о
предвоенном и продолжавшемся
в годы войны накоплении талеров
в Москве, можно без большой
погрешности признать, что в 1655г.
получило московскую надчеканку
до миллиона талеров, выпущенных
во множестве государств Западной
Европы от первой трети XVIв.
по 1655г.включительно. Это предположение
могут подкреплять особенности
состава существующего в настоящее
время богатого коллекционного
фонда ефимков, обязанного своим
происхождением почти исключительно
кладам Украины и Белорус ии.
История обращения
русского ефимка как монеты заканчивается
его отозванием из обращения, последовавшим
в 1659г. и, конечно, реальным только в
старых границах России. Выкупая "временные",
"военные" монеты только за уже
обесценившиеся медные копейки, рассчитывать
на какой-либо успех на Украине или
в Белорусии не приходилось: там
можно было покупать талеры, и в
том числе "бывшие" ефимки, только
по приемлимой цене, за настоящие серебряные
копейки.
Медные
копейки предназначались исключительно
для внутреннего обращения; в
Сибири и для внешнеторговых
расчетов они не применялись.
Поначалу их выпуск не вызвал
у населения той неприязни,
какую оно проявляло на первом
этапе реформы к медным полтинам,
алтынам и грошевикам. Люди привыкли
к тому, что наряду с мелкой
разменной монетой имели хождение
различные денежные суррогаты. Поэтому
видели в медных копейках не полноценные
деньги, а те же суррогаты, только выпущенные
правительством. Свою роль сыграло и идентичное
оформление серебряных и медных копеек.
Дабы
восполнить недостаток серебряной
монеты, которая всецело уходила
на правительственные нужды, казна
активно скупала ее у населения
на медные копейки. Одновременно
уплата налогов и пошлин производилась
по царскому указу только серебром.
Но этим фискальная политика
правительства не ограничивалась.
По предложению известного государственного
деятеля А.Л. Ордина-Нащокина казна
в принудительном порядке скупала
у русских купцов на медные
копейки экспортные товары (меха,
лен, пеньку, юфть и др.), а затем
перепродавала их на внешнем
рынке за серебряные деньги. Для
закупок иностранных товаров
купцы пускали в оборот серебро.
Но продавать их на внутреннем
рынке были вынуждены на медные
копейки и таким образом оказывались
“беспромышленны”, то есть потраченное
ими серебро к ним не возвращалось.
Реальная
стоимость медных копеек катастрофически
падала. В сентябре 1658 г. за одну
серебряную копейку давали три
медных, в марте следующего года
давали уже пять, а в 1663 г.
медные деньги обесценились настолько,
что один рубль серебром стоил
двенадцать медных. Само собой,
падение стоимости медных копеек
сопровождалось ростом цен и
наращиванием объемов чеканки
медных копеек. По некоторым оценкам,
за пять лет реформы медных
копеек было выпущено на 20 млн.
рублей.
Чеканка
медных копеек оказалась соблазнительным
промыслом не только для государства,
но и для фальшивомонетчиков.
В обращении все чаше стали
попадаться изготовленные последними
“воровские” копейки. “Верные
головы” и целовальники, которые
были приставлены следить за
денежным делом, подбирались из
числа торговых людей, известных
своей честностью и достатком.
Но даже они не смогли устоять
перед соблазном быстрого обогащения.
Скупали медь “на стороне”, привозили
ее на денежные дворы и там
чеканили монету. Фальшивомонетчиков
покрывали царский тесть Илья
Данилович Милославский и думный
дворянин Матюшкин. Делали это,
само собой, не безвозмездно: для
одного только И.Д. Милославского
“воровских” денег было начеканено
на 120 тысяч рублей.
Многие
фальшивомонетчики за свою страсть
к наживе поплатились отсечением
рук и ног, ссылкой в дальние
города. Но их высокородные покровители,
как и следовало ожидать, остались
в тени. Матюшкина лишь отставили
от должности, а на Милославского,
говорят, царь “долго сердился”.
Раздражение
запутанной денежной реформой, а
также полумерами правительства
в отношении фальшивомонетчиков
и особенно их покровителей, достигло
критической точки летом 1662 г.
По Москве поползли слухи о
готовящемся мятеже. Расклеенные
повсюду воззвания обвиняли в
измене Милославского, Ртищева
и других близких к царю
людей. Утром 25 июля 1662 г. пятитысячная
толпа с требованиями выдать
на расправу всех виновных
в измене двинулась в подмосковную
резиденцию царя в селе Коломенском.
Царь вышел к народу, пообещал
лично всем разобраться и наказать
виновных. Алексей Михайлович даже
ударил с одним из бунтарей
по рукам. Тем временем другая
толпа мятежников, настроенная более
решительно, разграбила дом обвиненного
в измене знатного московского
“гостя” Василия Шорина. Захватив
его пятнадцатилетнего сына, она
также направилась в Коломенское.
На дороге обе толпы соединились;
к мятежникам пристали солдаты
и некоторые офицеры. Все вместе
они опять направились в царскую
резиденцию. Алексей Михайлович
снова вышел к народу и повторил
свое обещание. В ответ раздались угрозы
захватить царский дворец и требования
выдать на расправу виновных бояр. Эти
слова, прозвучавшие в накаленной до предела
обстановке, послужили сигналом для стрельцов
и придворных к избиению безоружных людей.
По подсчетам очевидцев, в ходе подавления
мятежа более 7 тысяч человек погибли или
были наказаны ссылкой в Сибирь. А ведь
настоящих зачинщиков насчитывалось не
более 200.
Полная
неудача денежной реформы заставила
правительство вернуться к тому,
от чего оно так долго и
безуспешно уходило – к полному
восстановлению серебряного обращения.
Это произошло сразу после
неудавшегося “медного бунта”
– в 1663 году. Медные деньги, отныне
запрещенные к обращению, переливались
в вещи или скупались казной
по одной серебряной копейке
за медный рубль.