Правление Екатерины 2

    Именно  этот факт «несколько понижает ценность самого крупного преобразования екатерининского царствования». Ее бесспорным достижением можно считать впервые точно установленные начала децентрализации и сближение «управляющих с управляемыми». Законодательное наследие Екатерины II до сих пор остается «золотой жилой» для исследователей и способно вызывать оживленные дискуссии.  

3.3.  «Жалованные Грамоты» императрицы

      Екатерина Алексеевна была настолько разносторонней личностью, и все, за что она бралась, получалось столь неординарным, что выявить истоки ее законодательной деятельности остается порой невозможно. Своеобразный историографический бум вызвало еще одно реформаторское предприятие императрицы. Вопросу о «Грамоте на права, вольности и преимущества благородного российского дворянства» и «Грамоте на права и выгоды городам российской империи» 1785 г. уделялись как отдельные статьи, так и монографии, он рассмотрен в каждом учебнике по истории России XVIII в. Но даже в характеристике этого, казалось бы, хорошо изученного вопроса исследователи не смогли прийти к единой точке зрения. Можно согласиться с А.Б. Каменским, что «недостатком сложившейся историографической традиции: является то, что обе грамоты рассматриваются обычно изолировано друг от друга: в то время как только изучение их вместе дает возможность раскрыть замысел законодателя, поскольку речь, несомненно, идет о целостной политической программе». О необходимости параллельного изучения грамот высказывался еще в 1926 г. А. Н. Филиппов, но в своей статье «К вопросу о первоисточниках Жалованной грамоты дворянству 21 апреля 1785 г.» он, к сожалению, только обозначил эту возможность. Начало изучения истории дворянского сословия и законодательных актов, закрепляющих его права и обязанности, можно отнести к 70-м гг. XIX в. К 100-летнему юбилею «Жалованной грамоты» можно было подводить итоги ее влияния на становление прав и обязанностей дворянского сословия в России. В связи с этим в научных кругах наметился интерес к истории возникновения грамоты. Если в 1785 г. опубликование грамоты было встречено одобрительно основной частью дворянства, то через 100 лет на нее смотрели как на отживший элемент российского законодательства, не имеющий ни практического, ни теоретического значения. Так, И. И. Дитятин с прискорбием замечал, что «с точки зрения сословных привилегий, придется сознаться, что поводов к празднованию нет, т. к. несомненно, что все, санкционированное этим законодательным актом сто лет назад, почти исчезло, растаяло», и к концу XIX в. те права, что были дарованы дворянству, стали «достоянием всего земского населения».

      Некоторые исследователи вообще задавались вопросом «А не лучше ли было отмечать дарование вольности дворянству 18 февраля 1862 г.?» К. Н. Веселовский писал о «Жалованной Грамоте» Екатерины II, как о документе только подтвердившем ту свободу, что даровал Петр III, и предоставившем меньше привилегий, чем было даже во времена Петра I (необходимо отметить, что в советской историографии также звучали подобные высказывания, в частности о том, что корпоративные права дворянства были немного ограничены ). Историк указал на многие «туманности» данного закона, которые впоследствии не могли не «возбудить: ограничительного заявления по этой статье». Автор подробно остановился на сравнении законодательных актов доекатерининского периода и «Жалованной Грамоты» дворянству 1785 г., сделанные им выводы оказались не в пользу последней: « в сущности она представляет только систематическую, редакционную работу, без дарования дворянству впервые каких либо прав, которых оно не получило бы в разное время: от соизволения верховной власти». Однако, это мнение можно считать наиболее радикальным, так как в   дореволюционной и советской историографии утвердилась противоположная точка зрения. Например, С. Ф. Платонов рассматривал дарование «Грамоты» дворянству как завершение процесса обособления дворянского сословия, как последнюю ступень в становлении его привилегий, рост которых наблюдался на протяжении всего XVIII в.; М. М. Богословский важным достижением «Жалованных грамот» считал «развитие прав личности». В рамках традиции советской историографии «Жалованная Грамота» рассматривалась как основной документ, свидетельствующий о закреплении привилегированного статуса дворянского сословия, и как следствие, усилении крепостной системы. В «Очерках истории СССР» «Грамоту» характеризовали как «завершающее звено в политике возвышения дворянского сословия». Этот взгляд и сегодня находит отражение в ряде исследований, в том числе и у О. А. Омельченко, который считает, что «установление правового статуса других сословий было подчинено: задаче охранения господствующего положения дворянства». Несмотря на коренной пересмотр советского историографического наследия, данной постановкой вопроса можно вполне согласиться. При этом следует, правда, учитывать причины, которые повлияли на решение Екатерины II дать именно такую «Жалованную грамоту» дворянству, так, а не иначе, определить его права и обязанности. Эти причины всесторонне рассмотрены А. Б. Каменским в его исследовании «От Петра I до Павла I». Автор солидарен с выводами, сделанными И. И. Дитятиным, «что по существу грамота фиксировала то, что: уже было отражено в предшествующем законодательстве или действовало в рамках обычного права». Н. И. Павленко придерживается более традиционных взглядов, полагая, что основной задачей «Жалованных грамот» дворянству и городам было укрепление сословного строя, а важным новшеством – право дворянству на губернские съезды. Самым консервативным элементов внутренней политики императрицы историк считает «строгое соблюдение интересов дворянства».  

3. «Городовое  положение»

    При изучении историографии городовой  реформы следует учитывать тот факт, что почти все исследователи исходили из общего представления об отсталости дореволюционного города и с этой точки зрения изучали как саму городовую реформу, так и ее последствия. Этот подход несколько искажал реальное положение дел и на современном этапе исторического знания большинство ученых ищут «новые подступы» к городовой реформе Екатерины II, хотя «в целом однозначная оценка такого сложного и многоаспектного документа: в принципе невозможна».

    В дореволюционной историографии специалистом в области городовой политики XVIII в. был признан А. А. Кизеветтер. Автор одного из подробнейших исследований по реформе «Городовое положение Екатерины II 1785 г. Опыт исторического комментария», принадлежал к «либерально-демократическому» (по определению А. Б. Каменского) направлению русской историографии, представители которого относились к преобразованиям Екатерины II со значительной долей скептицизма. Особую ценность исследования А. А. Кизеветтера представляется его источниковедческая направленность. На основе анализа источников, многие из которых были впервые введены в научный оборот, историк пришел к выводу, что весь отдел А «Городового положения» и почти все «Ремесленное Положение» - основаны на остзейских законах, с воспроизведением некоторых шведских и прусских цеховых уставов. При этом историк отметил (это стало уже общепризнанным мнением), что «Положение» являлось «довольно небрежно выполненным соединением отрывков  в один общий текст, словно сшитый из пестрых лоскутков и обрезков. Вот почему неясности и противоречия встречаются на каждом шагу в этом на редкость плохо и неумело редактированном памятнике Екатерининского законодательства». А. А. Кизеветтер обратил внимание, что всесословные принципы, введенные Екатериной в городовое «Положение», противоречили русским законам и порядкам того времени, это и стало причиной превращения реформы в «чисто бумажную», новые учреждения «явились лишь теми новыми мехами, в которых продолжало киснуть прежнее вино».

      Несмотря на этот суровый приговор, вынесенный в духе В. О. Ключевского, А. А. Кизеветтер не мог не оценить значение реформы, которая если и «не направила течения городовой жизни в новое русло, то принципиально этот закон надлежит признать первым манифестом таких основ городового общественного самоуправления, которое не получали в предшествующие периоды нашей истории не только практического осуществления, но и теоретического признания. - В законодательстве Екатерины II город впервые был провозглашен всесословным самоуправляющимся союзом». С этим выводом соглашался и другой исследователь городового «Положения» И. И. Дитятин, который главным достижением реформы считал внесение в «область законодательства представления о городском населении, как обществе». Как и большинство реформ Екатерины II городовое «Положение» ценили не за практические результаты, а за дух всесословности, за его общие декларации прав горожан. При сравнении двух «Жалованных грамот», большинство историков пришло к выводу, что грамота «дворянству не дала в течение столетнего периода: тех результатов относительно этого сословия, к каким привела такая же грамота городам по отношению к этим последним за тот же столетний период времени». Несмотря на то, что большинство историков считали, что дарование «Жалованной грамоты городам» принесло больше практической пользы, чем получение «Грамоты» дворянством, в целом городовая реформа получила негативную оценку. Екатерину II обвиняли в необдуманном плагиатстве, т. к. западная цеховая система плохо приживалась на русской почве, тем более, как считало большинство историков, город не был готов к восприятию новых законов.

    Интерес к городовой реформе в советской  историографии был связан в основном с экономическим развитием города, в частности, и государства - в  целом. Исследовалась проблема ремесленных цехов, становление мануфактурного производства, постепенное образование городского сословия и зарождение буржуазии. Так как реформа считалась продворянской, то представлялось, что именно этот фактор сдерживал развитие городского самоуправления, хотя иногда и раздавались голоса в защиту екатерининских нововведений. 

4. Финансовая  политика Екатерины  Великой

    Мероприятия Екатерины Великой, направленные на улучшение финансового состояния  государства, также подверглись  тщательному изучению и критическим  разборам. Если в начале XIX в. при рассмотрении итогов ее царствования исследователи находились еще под обаянием личности императрицы, то уже к началу XX в., финансовая политика второй половины XVIII в. подверглась резкой критике. Среди наиболее ранних работ по этой проблематике можно отметить «Историю финансовых учреждений России со времени основания государства до кончины Екатерины II» Д.Толстого, которая представляет собой краткую сводку законодательных актов о финансовых учреждениях XVIII в. К вопросам по истории финансового управления в 60-х гг. XIX в. обращался и А. Куломзин. Им даны обзоры состояния финансового управления в 1760-80-е гг., частично собраны сведения о доходах и расходах в 40-60-е гг., однако уровень исторического знания того времени не позволил автору критично подойти к источникам и в его работах встречаются, к примеру, неправильные подсчеты бюджета. Наиболее полной работой по данной теме считается труд Н. Д. Чечулина «Очерки по истории русских финансов в царствование Екатерины II», в котором представлены ценные данные по истории финансов, источникам доходов и расходов в российском бюджете в 60-е гг., система управления финансами. Автор охарактеризовал финансовое положение до Екатерины II и во время ее правления, выявил основные меры, предпринятые ее администрацией для улучшения ситуации, ряд положительных сторон новой финансовой политики, в частности, тенденцию к «началу министерскому». До Н. Д. Чечулина на «министерское начало» впервые обратил внимание еще А. Д. Градовский, который и отметил важную роль князя А. А. Вяземского как в делах прокуратуры, так и в финансовом управлении. После изучения ситуации в России второй половины XVIII в. Н. Д. Чечулин пришел к неутешительному выводу, что уверенность современников в удовлетворительном финансовом положении, «поддерживавшаяся тем, что при постоянном выпуске ассигнаций не чувствовалось долго недостатка в деньгах, неуменье и нежеланье серьезно и глубоко вглядеться в финансовое положение – парализовали все меры по финансовому управлению и имели следствием то, что при лучшем, чем когда-либо прежде, устройстве финансового управления Екатерининское царствование имело худшие, чем когда-либо прежде, финансы». Однако причину полного крушения финансовой системы екатерининского царствия историк видел не только в неумении императрицы управлять государством.

      На первом месте, по его мнению, стояла неподготовленность правительства и чиновников к проведению финансовой реформы, отсутствие «финансовых дарований», затем – «крайне незначительное экономическое движение страны вперед за время целого столетия» и последним пунктом Н. Д. Чечулин поставил «крайнее отягощение плательщиков: как неизбежный результат плохого управления финансами и своего рода застоя в экономическом развитии страны». Подобной точки зрения придерживался и К. В. Сивков, который считал финансовую реформу «наиболее слабым и уязвимым местом всей ее (Екатерины II. - М. М.) работы», лишенной «творческого» и «оригинального» начала. Хотя, в отличие от Н. Д.Чечулина он признавал, что финансовое положение конца екатерининского царствования было куда лучше, чем в начале.

    Точка зрения Н. Д. Чечулина была воспринята и советской историографией, в  которой основным достижением финансовой политики Екатерины II считалась наметившаяся в 70-е гг. централизация управления и правильное составление плана государственного бюджета.

    В своих «Очерках» Н. Д. Чечулин затронул тему экономического развития государства в последней четверти XVIII в. Этот вопрос находился в центре внимания в основном советских историков. Почти сразу же после публикации «Очерков» с опровержением мнения Н. Д. Чечулина о незначительном экономическом развитии страны во второй половине XVIII в. выступил Е. В. Тарле. Историк высказал мысль, что «в царствование Екатерины II Россия вовсе не была отсталой страной сравнительно даже с наиболее передовыми странами европейского материка: «легенда» об исключительном господстве натурального хозяйства в указанную эпоху должна быть отвергнута. К концу царствования Екатерины II наши фабрики и заводы: делали Россию: страной экономически независимой от соседей». Дискуссия на эту тему продлилась не одно десятилетие и плавно перешла в советскую историографию. В советской историографии интерес к екатерининскому времени носил в основном классово-экономический характер. Происхождение и становление российского абсолютизма - один из вопросов, интересующих советских историков. Одни рассматривали его как проявление крепостнического характера внутренней политики, вторые как закономерность «общеевропейского государственного развития», третьи усматривали в нем объективные условия «социально-экономического развития: формирующейся буржуазии». При правлении Екатерины II произошло окончательное закрепощение крестьян, в то время как дворяне получили свободу – этот факт негативно повлиял на восприятие большинства мероприятий Екатерины II. История XVIII в. вновь оказалась в центре внимания историков в конце 40-60-х гг. XX в., когда возникла полемика о времени складывания всероссийского рынка. Эта проблема была напрямую связана с вопросом о генезисе капитализма, который красной нитью проходил через все дискуссии, посвященные социально-экономическому развитию России. Однако личность самой императрицы оставалась в тени и успехи в экономике рассматривались в основном как результат исторического развития российского государства. Стоит, правда, отметить, что в адрес Екатерины иногда раздавались слова признательности за централизацию финансового управления, за законодательные акты 60-х гг., которые «создавали более благоприятные условия для развития внутренней и внешней торговли: устойчивый рост внешней торговли России и увеличение государственных доходов от сбора таможенных пошлин».