Художественное осмысление взаимоотношений человека и природы в тувинском фольклоре

   Эпос, как форма художественного сознания, обобщает и т.ip.окает в конкретно-образной форме переживания, пред-■ I.ишемия и идеи людей, формирующейся народности. В нем о||>,|>к<«мо пицо рода, так как он, по словам М. Горького, со-тдавая эпическую личность, наделял ее «всей мощью коллективной психики». Именно эта личность выступает в эпосе на мгрвый план, а не боги и не олицетворения стихийных сил и т.п.

Образы героического эпоса, воплощающие представления 
м.1|)од.1 о < 1тыре времен разложения родового строя, отли 
чаются  большой выразительностью.   Если в  сказке народные герои как бы безлики, слиты с общей массой рода и племени, даже безымянны (в поздних социально-бытовых сказках появляются Оскюс-оолы и т.п.), то в героических сказаниях герои уже индивидуализированы, отделены от рода, нередко стоят над ними.

   В тувинском героическом эпосе образ богатыря всегда наделен именно такими необыкновенными качествами. Возьмем, например, описания богатыря из героического сказания «Теве-не-Мёге с конем Демир-Шилги»: «Он не из нашего мира! Он -истинный богатырь! В нем совместились облики ста человек. Он похож на черного яростного быка. В нем совместились облики ста человек. Он похож на яростного, бешеного быка! Человек с ним спорить не может: он знает тысячи разных волшебств. А конь его безупречный знает больше, чем богатырь. Нет в этом мире силы, чтобы тягаться с hhm»^s.

   Основные различия мифа, сказки, эпоса ёмко выразил Е.М. Мелетинский: «Если при переходе от мифа к сказке мифологический космос отчасти заслоняется семьей, то при переходе от мифа к героическому эпосу на первый план выходят отношения племени и архаических государств, как правило, исторически существовавших»⁶. Здесь же он выделяет следующие основные ступеньки трансформации мифа в сказку: деритуализа-ция и десакрализация, ослабление строгой веры в истинность мифологических «событий», развитие сознательной выдумки, потеря этнографической конкретности, замена мифических героев обыкновенными людьми, мифологического времени — сказочно-неопределенным, ослабление или потеря этиологизма, перенесение внимания с коллективных судеб на индивидуальные и с космических на социальные, с чем связано появление ряда новых сюжетов и некоторых структурных ограничений.

Трансформация мифа в сказку в тувинском устном народном творчестве происходила не в такой строгой последовательности и полноте элементов, как в обобщающей схеме Е.М. Мелетинского, а имеет некоторые свои особенности. Специфика тувинского фольклора характеризуется его архаичностью и жанровой синкретичностью. В одном произведении архаической эпики, например, продолжают сосуществовать мифологические и сказочные образы,  сюжеты, мотивы,  чередую щиеся то с сильно выраженными социальными элементами, то С религиозными напластованиями, то с этиологическими концовками орнаментального характера. Но в целом процесс перехода от мифа к фольклору в художественном мышлении 1увинцев подчинен закономерностям развития общечеловеческой культуры.

   Взаимоотношения человека и природы интересно проследить и и |i,i тиши сказки, во всех ее разновидностях, начиная от сказки

0 животных, богатырской, волшебной и до социально-бытовой.

   Древнее олицетворение, связанное с невыделением первобытным человеком себя из природы, нашло свое отражение в сказках о животных и природе. Первые рассказы, отвечающие на нопросы «почему» и «каким образом», были не только олицет-иорением природы, но и первым выражением осознания чело-иеком окружающей среды в целом. Это находит свое подтверждение в сказках всех народов мира, в том числе и тувинского, где «ишь природы изображалась, как известно, по аналогии с жизнью пюдей, и человек отождествляет себя со зверями, птицами, р.к юниями и т.п. Верно отражены в образах сказок и характерные свойства изображаемых животных.

   Разновидность сказки, именуемая фольклористами герои-ко-эпической или богатырской, широко распространена и в тувинском фольклоре. Некоторые специалисты⁷ считают ее переходной формой от героического сказания к обыкновенной волшебной сказке.

   В отличие от героического эпоса с центральным персонажем - богатырем, который в борьбе за невесту состязается с врагами из другого рода и различными мифическими существами из других миров (например, в эпосе это огромный человек Даг-Иргек, чудовища Кара-Була и Амырга-Кара-Моос, рогатый бык и т.д.), в богатырской сказке герой борется в пределах своего аала или других мифологических миров, освобождает своих старых родителей от разного рода чудовищ или от плохого хана. Это такие сказки, как «Дээр-Мёге и шестиго-ловый мангыс Калчаа-Мерген», «Хан Хюлюк» и т.п., в которых подвигам героя способствуют не его собственное физическое могущество, а волшебно-фантастические предметы и действия.

   Сверхъестественное и мифологическое в сказках не главное. Действительной основой сказки являются процессы труда и борьбы, а элементы сверхъестественного и мифологического фигурируют лишь как обстановка. Наличие такой обстановки обусловлено мировоззрением. Особенно широко используются в сказке представления о множественности миров и анимистическом перевоплощении, причем если в религии эти представления связаны с культовым поклонением, то в сказке они выступают как обстановка действия.

   Для подтверждения сказанного сошлемся на трансформированную из мифа тувинскую сказку «Кодур-оол и Биче-кыс»⁸. В этой сказке в образе лесной царевны-дангыны, способствующей удачной охоте, воплотилось анимистическое представление тувинцев о существовании духа-хозяина тайги. Этот образ создает особую таинственную обстановку для динамического развертывания основной сюжетной линии и не вызывает суеверного поклонения.

   В бытовых сказках, отражающих более поздние отношения между героями, социальные противоречия улавливаются более  чутко и подаются более выпукло,  чем в волшебных.