Социально-политической тенденции
"Ада", подготавливающей основные
положения трактата "Монархия",
тенденции, поэтически претворенной в
образах, насыщенных тревожной, негодующей
и патетической страстью, питавшейся свежей
в памяти атмосферой флорентийских междоусобий
и возраставшей ненавистью к миру буржуазного
стяжательства и власти чистогана со всеми
порождаемыми им пороками и злодеяниями,
- этой тенденции в полной мере отвечает
содержание "Чистилища", подчеркнуто
публицистически ставящего проблему единого
национального государства в формах феодальной
империи, гневно негодующего на судьбу
страны: "Италия, раба, скорбей очаг,
в великой буре судно без кормила, не госпожа
народов, а кабак!" ("Чистилище",
VI, 76-78) - и обращающегося как к образам
славного прошлого могущественного Рима,
так и к идеальной - в одном из рассказов
"Рая" - картине счастливой, докапиталистической
Флоренции.
Богословское и философско-этическое
содержание "Рая" в его буквальном
и прямом образном выявлении
приучило отстранять при чтении
этой заключительной части поэмы
ее конкретный и исторический
смысл, столь правомерно и последовательно
присутствующий здесь, где поэт после
хождений по кругам ада и уступам чистилища,
достигнув земного рая, возносится в сопровождении
любимой Беатриче, сменившей мудрого язычника
Вергилия, к созерцанию небесных сфер.
Упомянутый рассказ о счастливой в чистоте
своих нравов и рыцарственном благородстве
Флоренции является ключом к пониманию
политической проблематики зрелища райских
экстазов и добродетелей как аллегорической
утопии и несбыточной мечты об идеальном
царстве добра, справедливости и гармонии
в стране, терзаемой кровавыми распрями
и лишившейся надежд на свое национальное
объединение. Мысль поэта в этой утопии
от трагических переживаний разрыва с
"малой" родиной - Флоренцией и от
развеянных иллюзий большого национального
государства - единой Италии приходит,
под покровом христианско-религиозной
аллегории, к обращенному в прошлое идеализированному
представлению о "золотом веке" человеческого
существования. Это представление было
характерно для ранних социально-мистических
утопий средневековья. Мистические утопии
весьма часто перемежены в поэме реакционными
представлениями, порожденными богословскими
религиозно-католическими догмами.
Бессмертие "Божественной Комедии"
и значение ее как одного
из величайших творений мировой
литературы определилось не ее сложной,
требующей кропотливого изучения и детального
комментария системой символов и аллегорий
и не ее, наконец, полнотой отображения
и воплощения средневековой культуры
и средневекового строя мысли, а тем новым
и творчески смелым, что сказал Данте о
своих видениях и о самом себе, и тем, как
он это сказал. Личность поэта, этого первого
поэта нового времени, в своем глубоком
и исторически конкретном содержании
возвысилась над схемами схоластической
мысли, и живое, поэтическое осознание
действительности подчинило себе эстетические
нормы, продиктованные традициями средневековой
литературы. Заявляющий о себе уже в "Новой
Жизни" "сладостный стиль", со всеми
теми обогащениями, которые привнес в
него гений Данте, сочетается в терцинах
"Божественной Комедии" с невиданной
до появления первых списков "Ада"
силой материальночувственных воплощений
поэтических образов, с могучим и суровым
реализмом страстей, скульптурной выразительностью
портретов и новой взволнованностью таких
лирических и эпических шедевров, как
рассказ о роковой любви Франчески да
Римини и Паоло или мрачная повесть об
изменнике Уголино.
Присутствие в "Божественной
Комедии" подвижного и красочного
народного говора флорентийских
улиц, рынков и площадей; величавая
и оправданная огромным опытом
мысли и чувства сентенциозность поэмы,
отдельные стихи-афоризмы которой утвердились
в живом обиходе итальянского языка; наконец,
широкая, несмотря на весь груз ее аллегорий,
доступность "Божественной Комедии"
в своих наиболее крупных поэтических
ценностях многовековым читателям и на
родине Данте, - далеко за ее пределами
обусловили наряду со всем прочим то первенствующее
место, которое она заняла в итальянской
национальной культуре.
Трудности поэтического перевода,
усугубляемые в данном случае
историческими и творческими особенностями
текста "Божественной Комедии", воздвигали,
конечно, свои серьезные препятствия к
знакомству с этим исключительным литературным
памятником, в частности и перед русскими
его истолкователями. Несколько имевшихся
в нашем распоряжении старых переводов
дантовского творения, в том числе переводы
Д. Мина, Д. Минаева, О. Чюминой и других,
были далеки или относительно далеки от
достойной передачи и подлинного содержания
и сложной стилистики оригинала.
Огромный труд воссоздания великого
творения Данте на русском языке был ответственно
и вдохновенно осуществлен только в советскую
эпоху крупнейшим мастером поэтического
перевода М.Л.Лозинским. Удостоенный в
1946 году Государственной премии I степени,
труд этот имеет полное право на признание
его выдающимся явлением в истории русской
поэзии.
"Божественная Комедия" явилась
крупнейшим достижением творческой
биографии русского переводчика-поэта.
Именно в работе над этим
творением в особенности сказались
основные достоинства советской
переводческой школы: взыскательность
требований к поэтической технике перевода
и глубина понимания идейного содержания
оригинала, точно, художественно и с истинным
вдохновением воссоздаваемого средствами
богатейшей русской речи.
К. ДЕРЖАВИН