Рыцарская культура

Главным достоянием рыцаря был конь. Хорошо обученный боевой конь сам по себе представлял грозную силу. Рыцарские жеребцы подвергались, как и их хозяева, огромным физическим нагрузкам. Чтобы защитить коня во время боя, была создана броня и для животного. В разных странах в разное время это была либо сравнительно дешевая кольчужная сетка, покрывавшая спину и грудь коня, либо массивная броня из металлических пластин, закрывавшая от возможных ударов практически все тело животного. Рыцарские кони ушли в небытие вместе с рыцарским войском, и нам сегодня остается только предполагать, что это были мощные животные, предки современных коней-тяжеловозов.

Хороший конь ценился еще и потому, что его дрессировали специально для боя. Он был приучен забивать копытами пеших воинов, а также ранить длинными шипами на металлических удилах, действовавшими не хуже кинжалов. Рыцарь в полном вооружении на коне был практически неодолимым противником для пешего легковооруженного воина, и рыцарская конница обычно с легкостью подавляла сопротивление крестьянского войска во времена восстаний и междоусобных войн.

«Мой дом — моя крепость»

Военное ремесло рыцаря накладывало отпечаток на всю его жизнь. Уже с конца IX века по всей Европе знатные люди начали строить хорошо укрепленные дома-замки. Первые рыцарские замки были, как правило, деревянными двухэтажными постройками. Но по мере того, как на окраинах Европы становилось все беспокойнее (с юга наступали сарацины, с севера — норманны, на востоке возобновились вторжения мадьяр), да и внутренние раздоры набирали силу, замки стали возводить из камня и всячески укреплять. Место для строительства замка выбиралось с учетом рельефа местности — на высоком берегу или на холме, чтобы увеличить обзор и затруднить нападающим подступ к стенам. Главным строением оставалась башня в несколько этажей — донжон, где жил хозяин замка со своей семьей. Вокруг донжона располагались хозяйственные и жилые пристройки. Двор замка обносили толстыми каменными стенами, иногда в два-три ряда. Важным элементом оборонительной системы замка был глубокий ров с водой вокруг наружных стен.

Хорошо укрепленный замок вполне мог противостоять серьезной осаде. Рвы с водой затрудняли использование осадных машин, и в большинстве случаев врагам владельца замка оставалось избрать тактику осады. В этом случае все зависело от предусмотрительности хозяина дома. Если в замке было достаточно припасов и питьевой воды, то обитатели могли выдерживать осаду долгое время. Нередко в подземелье донжона устраивали подземный ход, открывавшийся в укромном месте в отдалении от замка. Через этот ход рыцарь имел возможность либо отправить гонца с просьбой о помощи, либо спастись бегством, если замок брали приступом.

Постепенно большинство крестьян округи стали селиться возле замков, чтобы во время войны найти там прибежище. Над западноевропейским миром, только-только вышедшим из кризиса Темных веков, вновь нависла угроза. В эпоху обострения феодальной раздробленности в Европе жизнь сосредотачивалась в основном близ замков, возвышавшихся то там, то здесь во владениях крупных и мелких феодалов, да в городах, где было собрано свободное ремесленное население. Большая часть земель начала приходить в запустение, что и вызвало позже очередной масштабный кризис средневекового общества.

Новые замки и укрепленные дома-крепости появлялись по всей Европе на протяжении трехсот лет. В начале Раннего Средневековья замок играл очень важную общественную роль — он был главной гарантией относительной стабильности для жителей округи. С нормализацией общественной жизни начался и экономический рост, оказавшийся со временем губительным для массы мелкого рыцарства. К началу XIII века большинству мелких рыцарей пришлось распродавать свои земли: расходы на поддержание образа жизни, приличествующего знатному положению, резко возросли после того, как возобновились торговые отношения с Востоком — поставщиком дорогостоящих предметов роскоши, вин, тканей и драгоценностей. Эти земли скупали либо богатые сеньоры, либо церковь, никогда не испытывавшая нужды в деньгах, либо разбогатевшие горожане — торговцы и ремесленники. Разрушение феодализма началось, по существу, с разорения низшей категории феодалов. Вассальные узы рвались. Постепенно и на более высоких уровнях феодальных отношений вассалы переставали платить сеньорам ежегодную ренту. В этих условиях начали возвышаться города. Так начиналось Высокое Средневековье, период стремительного промышленного роста, время подъема светской культуры.

Что давала служба

Романтический ореол рыцаря, окончательно сложившийся уже в Новое время, впервые появился еще в Средние века. Возвышение рыцарства было связано в первую очередь с важностью воинов для общества.

В неспокойное время Темных веков и Раннего Средневековья, когда война была самым обыденным явлением, «деревенским жителям» требовался в первую очередь не священник, чтобы спасти их душу (как это бывало во времена Великого переселения народов), а солдат, способный защитить поля и дома. Современные исследователи подмечают одну весьма характерную особенность: в тех краях, где центральная власть (короля или герцога) прочно удерживала свои позиции, рыцарство не развилось в могучую политическую силу. Там же, где вся надежда у людей была именно на силу оружия, там, где складывались независимые кастелянства и строились замки, объединявшие под своей крышей сильную дружину, рыцари стали едва ли не более важными фигурами, чем королевские вассалы, которым принадлежали эти земли.

Самый яркий в этом отношении пример — французское графство Маконне, где независимые кастелянства просуществовали вплоть до последней трети XII века. Графская власть не имела в Маконне абсолютно никакого значения. Крупные феодалы-кастеляны созывали в свои замки конных воинов, которые получали не только бенефиции за службу, но также кров и стол в замке сеньора. Эти рыцари, прозванные «замковыми», считали военную службу своей главной и почетной обязанностью.

Рыцари и министериалы, занимавшиеся административной деятельностью на различных уровнях общества, были людьми благородного круга, и это облагораживало сами их занятия. Хозяйственные дела вели за богатого феодала находившиеся у него в услужении несвободные люди. Нередко случалось, что несвободный, по поручению сеньора, ведал и вопросами военного характера. Это, несомненно, влекло за собой подъем несвободного по иерархической лестнице, его сближение с рыцарями — если не по положению, то хотя бы по роду деятельности. Уже в XI—XII веках несвободным и простым свободным, занимавшим такие должности, разрешалось носить оружие, что уже приближало их к статусу рыцаря. Однако, в отличие от рыцарей, они не имели права носить одежду воина (с разрезными полами, позволяющими сидеть в седле), а также щит и меч. Тогда-то карьера рыцаря начала привлекать множество молодых людей из самых разных общественных групп: это был для них реальный шанс выйти в элиту общества.

Собственно, вхождение несвободных в круг рыцарства началось еще раньше. В Х веке, когда Германия оказалась перед лицом угрозы венгерского нашествия, король Генрих Птицелов усилил армию (особенно гарнизоны пограничных крепостей) за счет несвободных людей, получивших право на ношение оружия. Они стали первыми немецкими министериалами, они же в первую очередь заложили основы рыцарской культуры Германии эпохи Высокого Средневековья. Рыцарство было значительно расширено также за счет свободных людей, которые служили в войске сеньора, получая все вооружение и коня от него, а не приобретая за свой счет. Таким образом, рыцарское сословие было самой открытой частью средневекового общества: путей для получения рыцарского статуса было много, и сохранялись они практически до конца XIII века.

Место в обществе

Вопреки распространенному мнению, рыцарем вовсе не обязательно мог стать только человек дворянского происхождения. Средневековые законы имеют на это счет совершенно четкое определение: рыцарь (miles) — это всякий свободный человек, у которого два поколения предков носили оружие. Впрочем, и статус свободного человека, столь ценимый в эпоху Средневековья, был не обязательной составляющей рыцарского достоинства: в Германии, и отчасти во Франции, существовала значительная группа так называемых министериалов — рыцарей, находящихся на королевской службе и полностью зависящих от короля, то есть, по существу, полусвободных. Словом, социальный состав рыцарства был слишком разнообразен, чтобы можно было назвать рыцарей ярко выраженной общественной группой.

И тем не менее, средневековые рыцари были ярко выраженной общественной группой. Главный критерий здесь — не социальное положение, не личный статус, не богатство, а образ жизни. Именно по этому признаку обеспеченный воин-аллодист или владелец богатого феода попадали в одну категорию с нищим бродягой, у которого всего-то и было ценностей, что меч, копье, да изредка — конь. Рыцари в структуре средневекового общества в известном смысле стояли особняком и от знати, и от простых свободных людей, не имеющих права носить оружие в повседневной жизни.

Средние века — эпоха четких классификаций. Чрезвычайно пестрое общество Раннего Средневековья, благодаря усилиям ученых и богословов того времени, оказалось разделено на множество категорий, позволяющих однозначно указать положение человека в общественной структуре. Прежде всего, люди делились на светских и духовных особ. Среди светских выделялись две крупных категории — milites и rustic, «военные» и «деревенские жители». Тогда же, в X—XI веках, титул miles почти полностью вытеснил из обихода титул nobilis как обозначение свободного человека, обладающего достаточным материальным состоянием и состоящего в услужении у своего сеньора во исполнение вассального долга, а не по принуждению.

Впрочем, и milites бывали разные. Нередко их противопоставляли высшей государственной знати — князьям и герцогам, подчеркивая определенную зависимость рыцаря от сеньора. Согласно одним классификациям, воины попадали в среднюю «группу между свободными и несвободными (рабами), согласно другим — опять же в промежуточную группу между духовными лицами и трудящимся народом. Некоторые средневековые тексты позволяют, впрочем, предположить, что начиная с XI— XII веков слово «рыцарь», miles, становится уже просто обозначением одного из сословий. Так, в ряде судебных рукописей говорится о женщинах из «военного сословия».

Если в начале Раннего Средневековья словом miles пользовались, чтобы указать на род занятий (военное ремесло) и на зависимость от сеньора, то ближе к концу эпохи происходит постепенная романтизация самого понятия рыцарства. Не в последнюю очередь это было связано с тем, что рыцарство постепенно становилось уделом богатых и знатных людей, способных содержать коня, обзавестись вооружением, а кроме того потратить несколько лет на обучение военному ремеслу.

Многие рыцари в эпоху Каролингов, помимо воинских занятий, сами обрабатывали землю в данном им бенефиции, сами заботились о своем благосостоянии. Оброк, барщина, выплата вассальной платы со стороны более мелких держателей — все это изначально было доступно лишь сравнительно крупным феодалам. Поэтому рыцарство в эпоху своего формирования и было настолько пестрым в общественном и материальном плане. Время послужило своеобразным фильтром — по мере того, как бедные рыцари (в особенности аллодисты), разорялись и земли их переходили к крупным владельцам, многие из разорившихся либо умирали, не оставив наследников, либо постепенно теряли официальный рыцарский статус. Разорение бедных рыцарей и усиление положения богатых феодалов стало одной из причин частичного слияния титула рыцаря с понятием «знатного человека».

Тогда же богатые рыцари стали одной из ведущих политических сил общества. Свободные люди нерыцарского звания и обедневшие рыцари, не имеющие коня и достойного вооружения, выполняли более низкие воинские обязанности ограниченного круга. Полностью посвятить себя военной службе мог в конце Раннего Средневековья, в XII — начале XIII века, лишь зажиточный феодал. Как несравненно более важная для общества фигура, этот феодал занимался и государственными делами (в первую очередь, судебными). Мало-помалу именно государственные обязанности стали основным занятием богатого рыцарства, порой оставляя позади даже военную службу.

Рыцарская литература. Рыцарская куртуазная поэзия

Укрепление королевской власти, рост богатеющих городов, крестовые походы, открывшие перед изумленным Западом диковинки Ближнего Востока, - все это в совокупности обусловило глубокую трансформацию феодальной культуры и возникновение новых форм искусства, которые принято называть куртуазными, т.е. придворными. В это время впервые в истории человечества культивируются идеалы духовной любви, возникает рыцарская лирическая поэзия и музыка. В Средние века поэзия стала королевой словесности, даже летописи облекались в стихотворную форму. Первые любовные рыцарские стихи были созданы в Провансе, на юге Франции, еще в конце XI в. А в XII-XIII вв. уже все города, все феодальные замки были охвачены новыми веяниями. Пышным цветом расцветает придворная рыцарская культура, блестящая, изысканная, нарядная.

Оставаясь воином, рыцарь в то же время должен был обладать прекрасными манерами, быть приобщенным к культуре, поклоняться Прекрасной Даме, являя собой образец придворного этикета, именуемого куртуазией. Именно с культа «дамы сердца» - Прекрасной Дамы и началась куртуазная поэзия. Рыцари-поэты воспевали ее красоту и благородство, а знатные дамы весьма благосклонно относились к куртуазной поэзии, которая поднимала их на высокий пьедестал.

Конечно, куртуазная любовь была не лишена условности, поскольку полностью подчинялась придворному этикету. Дело в том, что Прекрасная Дама, воспеваемая трубадурами в Южной Франции и труверами в Северной Франции, миннезингерами в Германии и менестрелями в Англии, была, как правило, супругой сюзерена. А влюбленные рыцари оставались почтительными придворными. Куртуазные песни, льстя самолюбию дамы, одновременно окружали сиянием исключительности феодальный двор, среди которого она царила.

Куртуазную любовь отличал ряд особенностей. Прежде всего, это была тайная любовь, поэт избегал называть свою даму по имени. Куртуазная любовь - любовь тонкая, изысканная, в отличие от чувственной, глупой любви. Она должна была выглядеть трепетным обожанием. Именно в такой призрачной любви находили высшую меру радости. Но не следует преувеличивать платонизм куртуазной любви, в лучших любовных песнях того времени звучит горячее человеческое чувство.