Понятие правового регулирования

     Политическими гарантиями законности  и  правопорядка  является все элементы политической системы общества, которые  поддерживают и воспроизводят общественную жизнь на основе юридических законов, отражающих объективные закономерности общественного развития. Государство, его органы, разнообразные общественные  объединения  и частные организации, трудовые коллективы, то есть все звенья современной политической системы общества, в интересы всего  жизнеобеспечения всемерно поддерживают необходимый режим  законности  и стабильность правопорядка. Те политические  организации  или  отдельные политические деятели, которые противопоставляют себя порядку, установленному законом, лишаются защиты со  стороны  государства.

     К юридическим гарантиям относится деятельность  государственных органов и учреждений, специально направлено на предотвращение и пресечение нарушение законности и правопорядка. Её  осуществляют законодательные, исполнительные и судебные органы государственной власти. Основные направления борьбы с правонарушениями  и формируют законодательные органы, издавая соответствующие  нормативно-правовые акты,  предусматривающие юридическую ответственность за противоправные действия. При наличии достаточно  прочных экономических и политических  гарантий  правоохранительная  деятельность государства эффективно обеспечивает  оптимальный режим законности и устойчивости правопорядка.

     Нравственными гарантиями законности  и  правопорядка  являются благоприятная морально-психологическая  обстановка, в которой реализуются  юридические права и обязанности  участников  правоотношений; уровень  их духовности и культуры; чуткость и внимание  государственных органов и должностных лиц к человеку, его интересам и потребностям. В создании здоровой нравственной обстановки  в сфере правового регулирования участвуют все звенья политической системы общества, в том числе благотворительные организации, учреждения культуры и искусства, школа, высшие учебные  заведения,  церковь. Нравственно здоровое общество - это общество, функционирующие на основе законов, в условиях стабильного правопорядка.

     Законность  и правопорядок в обществе обеспечивается всей  системой гарантий, который органически взаимодействуют между собой, взаимообусловливают и дополняют друг друга. 

     Глава 5. Целесообразность

     Тема  целесообразности требует особенно тщательного рассмотрения и предельно  четкого формулирования. Это так прежде всего потому, что ни в какой современной политической философии или теории политики целесообразность не может фигурировать как рабочее, то есть используемое в процессе исследования понятие. Более того, и в любом конъюнктурном политическом или социо-культурном контексте это слово будет звучать как труизм или анахронизм. Поэтому, было бы особенно интересным рассмотреть какие-то аспекты понятия «целесообразность» в рамках того, что мы здесь называем «хронополитика». Рассуждая о целесообразности в нашей первой разработке, мы уже отметили необходимость полностью абстрагироваться в нашем рассмотрении этого понятия от каких бы то ни было теологических и историософских ассоциаций. Именно поэтому мы «разделались» с понятием целеполагания, как внешним практически любому политическому контексту употребления понятия целесообразности.

 Психология, как центральный целеобразующий  фактор, изменяет смысл и содержание  целесообразности, как одной из  категорий политической философии  вообще и как одного из основных понятий хронополитики. Однако в хронополитике было бы нелепым говорить о целесообразности как психологической целесообразности, поскольку целесообразность – это всегда какая-то одна целесообразность, а психология будет здесь важнейшим элементом содержания цели.

     Целесообразность, как категория и понятие политической философии, не фигурирует в какой-то абстрактной политической системе, а устанавливается и формулируется  в уже сложившихся структурах власти и применяется в отношении  конкретных планируемых или реализующихся политических действий в качестве основного критерия оценки их действительности. Тогда, будет методологически правильным представить себе эти сложившиеся структуры власти как позицию, с точки зрения которой можно будет оперировать понятием целесообразности. Я условно называю эту позицию «позицией политической целесообразности». Однако эти структуры власти сами претерпевают существенные изменения и, тем самым, изменяют не только позицию политической целесообразности, но и содержание самого этого понятия. Заметим при этом, что, как это весьма часто случается в политическом мышлении, способы и правила применения какого-либо понятия в оценке политического действия не поспевают за изменениями в позиции, с точки зрения которой такая оценка совершается. Говоря о целесообразности, нам прежде всего следует сосредоточиться на изменениях, произошедших в последние полвека в трактовке понятия структур власти.

     Феноменология понятия «структуры власти» чрезвычайно  сложна. Это понятие никоим образом не редуцируется к политическим институтам и политическим статусам, не говоря уже о политических правах и политических юрисдикциях. Я думаю, что существеннейшим элементом содержания этого понятия являются характерные черты и модусы его рецепции. Или скажем так: как феномен, структуры власти включают в себя также и их восприятие, то есть ту роль, которую они играют как в бытовом политическом сознании «управляемых», так и в политическом мышлении «правящих». Интересно заметить, что устойчивость и эффективность структур власти в значительной степени зависит от соотношения этих двух аспектов, которые можно было бы условно назвать пассивным и активным модусами рецепции структур власти. Разумеется, одной из существенных целей любой политической власти является тождественность пассивного и активного модусов ее рецепции. В качестве хрестоматийных примеров такой «идеальной тождественности» можно было бы привести  Германию последней четверти девятнадцатого века и Советский Союз с середины тридцатых до начала пятидесятых годов двадцатого века. При этом было бы интересно отметить, что кризисы, нарушавшие эту «идеальную тождественность», неоднократно исходили от самих структур власти, как это произошло в конце сороковых - начале пятидесятых годов в Советском Союзе и в конце пятидесятых - начале шестидесятых в Китае. Именно в условиях пусть даже далеко не идеальной и не полной тождественности обоих модусов рецепции понятие политических структур и связанное с ним понятие политической целесообразности обретали известную устойчивость.

     Тут однако замечательно и другое –  если условно считать, что рецепция структур власти в той или иной степени связана с психологией (социальной, микро социальной, индивидуальной и какой-либо иной), то можно было бы сказать, – по контрасту с известным ленинским положением о ситуации, когда власть не может больше править, а управляемые больше не хотят, чтобы ими правили – что динамическое равновесие пассивного и активного модусов рецепции структур власти предполагает, что власть хочет управлять, а управляемые не только хотят быть управляемыми, но также хотят и править. Последнее, как мне представляется, является необходимым условием престижа структур власти и авторитета политической власти в целом. 

     Я думаю, что где-то начиная с семидесятых-восьмидесятых годов двадцатого века мы являемся свидетелями радикальнейших сдвигов в обоих модусах рецепции структур власти, сдвигов, которые сильнейшим образом выразились в объективных изменениях характера и функций этих структур и, тем самым, привели и к изменению самого содержания целесообразности, как политического понятия. Постепенное падение авторитета государственной власти было бы наивным относить только за счет падения престижа и авторитета ее носителей. Явно все более и более обесцениваются как идея, так и образ самих структур власти. Примером этому могут служить недавние кризисы государственной власти в США и Франции. Как весьма точно заметил один из ведущих американских политических обозревателей, - главная причина победы Буша на последних выборах заключалась не в том, что Буш оказался более харизматической фигурой, чем Гор, а в том, что сам образ президента и правительства утерял свою харизматичность. В этой связи показатели общественного мнения и так называемые «рейтинги» никак не отражают сущности изменений, о которых мы сейчас говорили. Даже положительно принимая существующие структуры власти, люди все более и более утрачивают интерес к активному участию в деятельности этих структур (деятельности, которая включает в себя и противодействие этим структурам). Все это дает основание некоторым социологам и политологам говорить не только о деидеологизации, но и де политизации, как важной тенденции в современном общественном сознании. Я думаю, что известную роль в развитии этой тенденции играют и средства массовой информации - и прежде всего, конечно, телевидение. В гигантском информационном потоке зрителю или слушателю (то есть рецептору) становится все труднее и труднее вычленить и воспринять – не говоря уже о том, чтобы более или менее адекватно оценить – информацию, исходящую от структур власти, так же как и информацию о структурах власти в качестве какого-то особого содержания, предназначенного структурами власти стать элементом рецепции этих структур. И я думаю, что в этом смысле можно говорить об ослаблении в первую очередь пассивного модуса рецепции структур власти. В ряде случаев политически более целесообразным оказывается прежде всего такое политическое действие, эффект которого будет хотя бы только стимулировать пассивную рецепцию. «Главное, - как сказал один не очень удачливый современный германский политик, - чтобы о нас знали или, хотя бы, чтобы о нас не забыли.» Я полагаю, что недавний успех во Франции такого «маргинального» лидера как Ле Пен легко объясняется именно тем, что вся его политическая активность была направлена на стимуляцию пассивной рецепции среднего избирателя (Какой скандал! – завопили либеральные французские интеллигенты, не способные отрефлексировать тот элементарный факт, что в средствах массовой информации их собственная политика, если таковая имелась, не могла быть выделена в общем потоке информации как какая-то другая политика или хотя бы просто как политика. Совсем уже упрощая описанную выше ситуацию, можно было бы предположить, что в нынешних условиях тотальной информационной инфляции важнейшей целью политической деятельности становится стимулирование рецепции политических структур, включающей в себя и восприятие политических целей, формулируемых с точки зрения позиции этих структур. Целесообразность все более и более релятивизируется как понятие политической теории и как критерий политической практики. Тогда, эффективность того или иного политического действия будет сколь угодно широко варьироваться – от реального политического эффекта, сформулированного в терминах уже провозглашенной политической цели, до чисто информационного эффекта, который, с точки зрения той же только что провозглашенной цели, является фиктивным, но обретает свою «иную» эффективность в контексте уже изменившейся (или уже измененной самим этим действием), другой политической ситуации. Замечу при этом, что между «старой» и «новой» ситуациями уже прошло какое-то время. Это время и было временем изменения критерия целесообразности. Самым ярким и примитивным из всех известных примеров является серия политических действий американского правительства, последовавших за терактами 11 сентября 2001 г. Как мы знаем, провозглашенная политическая (и военная) цель этих действий состояла в том, чтобы уничтожить или захватить организаторов, инициаторов и главных исполнителей этих терактов. Реальным эффектом этих действий было уничтожение власти исламских экстремистов в Афганистане и предполагаемое ослабление исламского экстремизма в целом, как возможного военного, финансового и морального базиса мирового терроризма. Однако, безусловно самым важным эффектом этих военно-политических акций оказалось привлечение внимания так называемой «мировой общественности», но прежде всего, конечно, американской общественности к структурам власти США и последующее повышение кредита этих структур и данных политических действий как целесообразных в свете уже изменившейся не только американской, но и мировой ситуации. 

     ЗАКЛЮЧЕНИЕ 

     Законность  и правопорядок величайшие социальные ценности, основа нормальной жизни  общества, его граждан. Поэтому их укрепление одна из главных задач, стоящих перед обществом, одно из основных направлений деятельности государства, его функция. К сожалению, состояние законности и правопорядка в нашей стране подошло к критической черте. За последние годы резко возросло количество правонарушений, в том числе наиболее опасных из них преступлений. Поэтому укрепление законности, борьба с возрастающей преступностью жизненно важные задачи нашего сегодня. Существует довольно распространенное мнение, что в росте правонарушений повинны прежде всего юристы, которые якобы недостаточно активно ведут борьбу с нарушителями законности. Практика показывает ошибочность подобных взглядов. Только в последние годы преодолено представление, что корни преступности в нашей стране это пережитки прошлого в сознании людей.

     Юридическая и политическая практика доказала, что причины правонарушений нужно  искать не в пережитках, не в прошлом, а в действительности. Они порождены  теми объективными условиями (экономическими, политическими, социальными), в которых  находится общество на конкретном этапе развития. Проблема ликвидации нарушений законности не только юридическая проблема. Для ее решения прежде всего должны быть устранены, изжиты те объективные факторы, которые поддерживают, оживляют преступную активность, создают условия для совершения правонарушений, для отступлений от требований законов. Стабилизация экономических отношений, рост материальной обеспеченности людей, их нравственное воспитание, укрепление социальных связей, развитие демократии необходимые предпосылки и важнейшие пути укрепления законности и правопорядка.

     Вместе  с тем было бы неправильно рассчитывать только на эти объективные процессы. В обществе необходима специальная  юридическая, государственно-властная деятельность по обеспечению законности. Формы этой деятельности весьма разнообразны. Основными из них являются убеждение, правовое воспитание, профилактика правонарушений, общественное воздействие на нарушителей и применение к ним мер государственного принуждения. Убеждение как метод укрепления законности состоит в повышении правосознания как граждан, так и должностных лиц. Правовое воспитание предполагает внедрение в сознание людей знания права, понимания необходимости исполнения его требований, чувства нетерпимости к любым нарушениям законодательства. Это обеспечивается созданием стройной системы правового воспитания, обучения, средств пропаганды и систематической планомерной работой в данном направлении. Важное значение имеет обучение граждан умению воевать за свои права, защищать их законными средствами. Еще Р. Иеринг писал, что сопротивление личности праву, т.е. нарушению права, есть обязанность (долг) управомоченных граждан по отношению к самим себе и к обществу.

     С убеждением тесно связана профилактика правонарушений. Суть ее заключается  в предотвращении возможных правонарушений путем тщательного изучения причин и условий, способствовавших совершению нарушений законности, и принятия мер по их ликвидации. Не следует сбрасывать со счетов и роль общественности в обеспечении законности. В нашей стране имеется богатая практика привлечения ее к этой деятельности. Товарищеские суды, народные дружины, различные общественные образования граждан проводили большую работу по обеспечению законности и укреплению дисциплины в трудовых коллективах, по месту жительства, в общественных местах. К сожалению, в последние годы эти традиции оказались забытыми, в сознание людей все больше проникают идеи индивидуализма, основанные на принципе «Моя хата с краю». Полагаем, что процесс становления и развития местного самоуправления должен повлечь за собой и возрастание роли общественности в решении региональных проблем, в том числе укрепления законности.

     Важнейшая же роль здесь безусловно принадлежит  государству. Именно оно реализует  функции охраны свобод, собственности, правопорядка, которые проводятся в жизнь прежде всего правовыми средствами. Можно назвать следующие пути осуществления этих функций: постоянное совершенствование и своевременное обновление действующего законодательства, повышение роли правосудия, улучшение деятельности правоприменительных и правоохранительных органов. Укрепление правопорядка в обществе невозможно без обеспечения законности в деятельности самого государственного аппарата, без ликвидации таких негативных явлений, как коррупция. Подчеркивая значимость подобного требования, Маркс в свое время писал, что даже у англичан, у нации, наиболее почитающей закон, первым условием соблюдения законности со стороны народа является то, что другие органы держатся в рамках закона. И наконец, важнейшим условием укрепления законности и правопорядка служит всестороннее развертывание демократических начал во всех сферах общественной жизни, в том числе в деятельности государственного аппарата. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

СПИСОК  ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 

1. Аванесов  И.Р. Карл Маркс и современная теория права // Государство и право. 1996. № 3.

2. Арзамаскин  Н.Н., Толкачев К.Б., Хабибуллин А.Г.  Теория государства и права.  Уфа: НИ и РИО УЮИ МВД РФ, 1996.

3. Алексеев  С.С. Общая теория права. М:  Норма - Инфра-М, 2000. 
4. Венгеров А.Б. Теория государства и права. М.: Юриспруденция, 1999. 
5. Кашанина Т.В., Кашанин А.В. Основы российского права. - М.: Проспект, 1996. 
6. Корельский В.М., Алексеев С.С. Теория государства и права. М.: Норма - Инфра-М, 1998