Федеративная политика России

Содержание

Введение…………………………………………………………………………3

1. История развития федерализма в России…………………………………..4

2. Федеративная политика России…………………………………………....11

Заключение………………………………………………………………….....18

Список литературы…………………………………………………………….19

 

 

Введение  

Федеративное устройство Российской Федерации было установлено в январе 1918 года III съездом Советов, на котором была принята «Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа», провозгласившая:

Российская Советская  Республика учреждается на основе свободного союза свободных наций как федерация Советских национальных республик.

Таким образом, унитарное государство было преобразовано в федерацию.

В настоящее время (на 2009 год) согласно статье 5 Конституции 1993 года, Российская Федерация состоит из равноправных субъектов. Во взаимоотношениях с федеральными органами государственной власти все субъекты Российской Федерации между собой равноправны.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

1. История развития федерализма в России

Чтобы найти для России верный и спасительный путь, русское политическое мышление должно, прежде всего, освободиться от формализма и доктринерства и стать почвенным, органическим и национально-историческим.

Государственный строй  не есть пустая и мертвая «форма»: он связан с жизнью народа, с его природою, климатом, с размерами страны, с ее историческими судьбами и — еще глубже — с его характером, с его религиозною верою, с укладом его чувства и воли, с его правосознанием, словом, с тем, что составляет и определяет его «национальный акт». Государственный строй есть живой порядок, вырастающий из всех этих данных, по-своему выражающий и отражающий их, приспособленный к ним и неотрывный от них. Это не «одежда», которую народ может в любой момент сбросить, чтобы надеть другую; это есть скорее органически-прирожденное ему «строение тела», это его костяк, который несет его мускулы, его органы, его кровообращение и его кожу.

Люди, воображающие, что  политический строй есть нечто отвлеченно-выдумываемое и произвольно изменяемое, что  его можно по усмотрению заимствовать или брать «с чужого плеча», что его стоит только «ввести» и все пойдет как по писаному, обнаруживают сущую политическую слепоту. Они напоминают ту сумасшедшую старушку, которая, живя на курорте, расспрашивала всех подряд, кто чем лечится, и все восклицала: «Вам — это — помогает?! может быть и мне — это — попробовать?!» — Ответ ей мог быть один: «Да, мне — это — помогает, но вас это может погубить!» Так и в политике... Ибо поистине неумно представлять себе государственную форму, как самый нелепый из маскарадных костюмов («Бэбэ»), который одинаково можно напялить на мужчину и на женщину, на старого и на молодого, на рослого и на низенького, на толстого и на худого: все они одинаково «омаскарадятся» и «онелепятся»... Ни в медицине, ни в политике — нет всеисцеляющих средств и лекарств. У людей нет всеподходящих одежд. Нет единой, всеустрояющей государственной формы. Нет, и не будет! Так, например, и перед революцией, и в эмиграции были наивные русские люди, которые непременно требовали для России «английской конституционной монархии»...

Что же, если они могут  превратить Россию — в небольшой  остров, с морским климатом и всемирным  мореплаванием, с тысячелетним прошлым  Великобритании, с английским характером, правосознанием, укладом чувства  и воли, с английским темпераментом и уровнем образования - то их политическое требование станет осмысленным. А если они не могут произвести такое превращение,— тогда к чему беспочвенные мечты и праздные разговоры?!.

И так обстоит во всех вопросах политики. Так решается и проблема федеративного строя.

Люди, предлагающие для  России федеративный строй на том  основании, что он некоторым другим народам «помогает», обязаны прежде всего спросить себя: «а что повествует об этом история самой России? Имеются ли хоть какие-нибудь данные для того, чтобы уповать на успех в этом деле?»...

Внимательно изучая историю  России, мы видим, что возможность  установить федеративное единение была дана русскому народу четыре раза:

1. в Киевский период, до татарского нашествия (1000 — 1240);
2. в Суздальско-Московский период, под татарским игом (1240—1480);
3. в эпоху Смуты (1605 — 1613);
4. в 1917 году в период так называемой «февральской революции».

 В Киевский период, в России, еще не разоренной  татарами, культурно расцветающей  и международно-уважаемой, создание единого государства на основе договора облегчалось, по-видимому, тем, что князья состояли в близком кровном родстве друг с другом и числили свои княжества в общем нераздельном «династическом» владении. Казалось бы, что единство Руси, осознанное и выговоренное Владимиром Мономахом, так же, как и напор тюрко-половцев, длившийся почти два века, должны были бы привести князей к спасительному прочному единению.

Однако, для этого необходимо было правосознание крепкого и долгого «дыхания», которого на Руси не было. Его не было у князей, растравлявших свое честолюбие и властолюбие началом «родового старшинства» и личной конкуренцией при «передвижении» из города в город. Его не было у княжеских дружинников, нередко переходивших вместе с князьями из удела в удел и вовлекавшихся в их конкуренцию и вражду. Его не было у веча, представлявшего в государстве вообще центробежную силу и менявшего князей по своему настроению. Князья же не верили друг другу, интриговали, вели бесконечные усобицы и наводили на русскую землю то половцев, то поляков.

Побуждения зависти, честолюбия и  корысти преобладали. Начало договора на Руси было не прочно; русское правосознание толковало обязательства, вытекающие из договора — прекарно («мое слово, хочу дал, хочу назад возьму»). Все договаривались друг с другом на срок (князья в Любече 1097 г., дружинники с князьями, вече с князем), т. е. впредь до измены, нередко замышляя самую измену в момент «ряда» (соглашения) ... Достаточно, например, вспомнить, что князь Василько Ростиславич был оклеветан Давидом Игоревичем, изменнически захвачен Святополком Изяславичем и варварски ослеплен ими при самом возвращении их из Любеча, где все целовали крест на взаимную верность. К этому присоединялись: дробление Руси вместе с размножением рода; распад, свойственный всякому большому равнинному пространству; и то своеобразное славянское «упорство на своем», которые отмечали уже древние византийские писатели. Вот откуда эти мудрые обличения, произносимые стенающим тоном, которые мы находим в «Слове о полку Игореве» (XII век):

«Усобица князем на поганыя погибе: рекоста бо брат брату — се мое, а то мое же —... А князи сами на себе крамолу коваху; а погани сами победами нарищуще на русскую  землю»...¹

Вследствие этого вторгшиеся монголы  застали Русь в состоянии разброда и беспомощности. Князья-конкуренты оказались неспособными даже к стратегическому сговору, который мог бы дать в их распоряжение армию до 300 000 воинов. Монголы били их порознь; геройство князей и их дружин погибало втуне, и участь России была решена на 250 лет... Федерация не удалась, а до унитарного государства было еще далеко.

Владимир Мономах (ум. в 1125 г.) еще  надеялся на договорное объединение  Руси. Но уже внуки его — Андрей Боголюбский (уб. в 1175 г.) и Всеволод Большое Гнездо (ум. в 1212 г.) утратили эту надежду. Они ищут спасения в единодержавии; они ищут не дробления земли на «волости», а расширения своей, единой великокняжеской территории. Их поддерживает в этом простой народ (люди «меньшие», «мизинные») и духовенство, а бояре и промышленное купечество примыкают к партии распада. Таким образом, популярные в народе Мономаховичи впервые выговорили новое политическое слово: договорное начало не по силам Руси, в федерации нет спасения, надо искать спасения в единодержавии (унитарном начале).

В Суздальско-Московский период, под  татарами (1240 — 1480), выяснилось, что  князья не уразумели данного им исторического  урока и не научились свободному, договорному единению. Они по-прежнему дробили уделы, вели между собой  нескончаемые, жестокие усобицы, доносили друг на друга в Золотую Орду, громили друг друга татарскими силами и обессиливали Русь политически и стратегически. Национальное чувство мельчало, национальное единство угасало, и начало государственной федерации снова проваливалось в России. «В продолжение 234 лет (1228 — 1462) северная Русь вынесла 90 внутренних усобиц», и «все влиятельное, мыслящее и благонамеренное в русском обществе» научилось ценить единодержавие московского князя. Это единодержавие слагалось и крепло медленно, но неуклонно: очередь родового старшинства постепенно заменялась очередью прямого сыновства; княжество становилось личным достоянием князя, наследственно-потомственной вотчиной, которую он, как оседлый владелец, завещал своим детям по своему усмотрению; и, наконец, появилось стремление выдвигать удел старшего сына, как главный и единодержавный.

Замечательно, что идея государственного единства России по-прежнему выдвигалась  родом Мономаховичей. Пра-пра-внук Владимира Мономаха Александр Ярославич Невский служит ей словом, делом и мечом. Сын его, Даниил Александрович Московский, начинает единодержавное собирание Руси от лица Москвы.²

Именно на этом пути Россия была спасена  от татарского ига, объединена, замирена и возвеличена не федеративной, а унитарной и авторитарной государственностью. Договорное единство вторично не удалось русским. Славянская кровь тянула к индивидуализации; бесконечная равнина поощряла эту тягу; правосознание, питаясь религиозным чувством и неоформленным национальным чувством, обходилось совсем без традиций римского права и строгого волевого воспитания; мелко-государственная ячейка, как всегда и везде, разжигала личное честолюбие и властолюбие; и в результате всего этого биологическая особь настаивала на инстинктивной индивидуализации и не превращалась достаточно в гражданственную и морально дисциплинированную личность. Все эти черты не были преодолены и в дальнейшей истории России; и доныне они представляют главную трудность и опасность русской государственности. Ввиду этого — спасения надо было искать по-прежнему не в федерации, а в унитарной форме, т. е. в авторитетном единодержавии.

В Смутное Время (1605 — 1613), когда страна распалась в анархии, подготовленной ломающими реформами Иоанна Грозного; когда грабеж и убийство стали повседневным явлением; когда люди теряли оседлость и работу, а вследствие этого и веру в честный труд; когда по Руси забродили самозванцы, числом до пятнадцати; когда русская и польская чернь губила народ и государство; когда люди изворовались и измалодушествовались и площадь живого земледелия сократилась до одной двадцать третьей части прежнего размера,— тогда было выдвинуто начало стратегического объединения от периферии и притом именно северными городами. Однако, не для того, чтобы погасить московское единодержавие и заменить его федерацией, а для того, чтобы спасать Россию восстановлением авторитарной и унитарной монархии. Судьба первого ополчения, разложившегося от измены казаков, свидетельствовала по-прежнему о великой трудности даже патриотически-стратегического соглашения на Руси. Судьба второго ополчения, встретившегося под Москвой с тою же своевольной изменой (ибо часть казаков ушла с Заруцким в Коломну, а другая часть все еще мечтала «всех ратных людей переграбить и от Москвы отженуть»...), свидетельствовала о том же. Русские люди еще раз убедились в том, что федерация им не дается и не дастся — и не надеялись на нее. Все помышляли о новом Царе: одни о Владиславе польском, другие о его отце Сигизмунде, третьи о Филиппе шведском, иные даже о Габсбургах, иные — о «маринкином воренке», иные же и притом лучшие — о русском «прирожденном» Государе... Но всем предносилась единая и не федеративная Русь. Итак, на Земском Соборе 1613 года обсуждался не вопрос о способе спасительного единения, а о лице, способном править Россией единодержавно.

И снова настало на Руси «смутное время» в 1917 году. Под прикрытием Временного Правительства, сводившего государственную  власть к «воззваниям» и «уговорам» и упорно избегавшего всяких принудительных мер, в России разразилась анархия  — политическая, военная, хозяйственно-организационная и уголовно-преступная. Освобожденный Государем и его Наследником от монархической присяги, поощряемый безвластием Временного Правительства и соблазняемый пропагандой левых партий народ «понес Русь розно», подготовляя окончательный развал русского государства. Национальная трагедия привела к тому, что трезвые патриотические силы, боровшиеся единомысленно за государственное единство России, были вынуждены удалиться на окраины, чтобы вести борьбу с революционной анархией от периферии к центру; центральная же позиция была захвачена революционной диктатурой, которая и водворила постепенно в стране — «единство», но единство антинациональное и противогосударственное, единство без Родины, вне права, вне свободы, единство террора и рабства, с тем, чтобы наименовать эту унитарную тиранию — «федеративным» государством и тем надругаться сразу и над федеративной и над унитарной формой государственности...³

Таким образом, анархия в четвертый  раз погубила федеративное начало в истории России.

Надо быть совсем близоруким и политически наивным человеком  для того, чтобы воображать - будто  эта исторически доказанная тысячелетняя неспособность русского народа к  федерации сменилась ныне в результате долгих унижений и глубокой деморализации — искусством строить малые государства, лояльно повиноваться законам, блюсти вечные договоры и преодолевать политические разномыслия во имя общего блага. На самом деле имеются все основания для того, чтобы предвидеть обратное. 

2. Федеративная политика России

Еще со времен «Повести временных лет» известно, что Россия страна - многонациональная. Но эта непреложная истина так и не стала основой для выработки и проведения соответствующей государственной политики обустройства народов и культур в многонациональной России. Ни один разумный политик, управленец в России не может не вникать в природу национального вопроса, не может не заниматься обустройством и взаимодействием различных народов, культур и религий, ибо от этого во многом зависит жизнеспособность и благополучие всей державы. Пренебрежение, равнодушие к этнонациональным проблемам и недооценка их накапливают в России вновь и вновь потенциал межнациональных конфликтов, который разрыхляет, а порой и разрушает сущностные основы российского общества и российского государства.