Карл Риттер словно разрешал
задачу, поставленную Гердером. Однако
во главу угла им было поставлено
понятие ландшафта, выработанное
Гумбольтом и получившее у Риттера логическое
завершение в понятии “географического
индивидуума”. Последнее обозначало “органическую
природную область”, характеризующуюся
как внешними границами, так и внутренними
связями, через которую и осуществлялось
влияние природы на более или менее компактные
массы людей.
Общим местом является утверждение
о том, что учение Риттера
противоречиво. Происходит это
потому, что декларации учёного
зачастую противоречат объективному
содержанию его труда. Так,
идеалистические утверждения о
существовании “другой сферы
в развитии человека, народов
и государств, сферы внутренних
импульсов чисто духовной природы,
независимой от природной среды”,
противоречат огромному материалу
по влиянию природной среды
на общественное развитие, собранному
им.
Понятие “географического индивидуума”
было подхвачено теоретиками
геополитики, но не скомпрометировано
этим само по себе (оно было
введено в науку накануне буржузно-демократической
революции в Германии, когда реакционный
характер объединения последней не мог
быть очевиден). Оно предвосхитило современное
определение системы, без которого немыслима
вся новейшая географо-социологическая
традиция.
Среди студентов, слушавших
лекции Риттера, был Карл Маркс.
По Марксу географическая среда
влияет на человека посредством
производственных отношений, возникающих
в данной местности на основе
данных производительных сил,
первым условием развития которых
являются свойства этой среды.
Механизм этого влияния можно
понять, лишь уяснив, что природа
и общество не только взаимодействуют
друг с другом, но и накладываются
друг на друга: “В понятие
экономических отношений включается
далее и географическая основа,
на которой эти отношения развиваются,
и фактически перешедшие от
прошлого остатки прежних ступеней
экономического развития, которые
продолжают сохраняться зачастую
только по традиции или благодаря
vis inertiae, а также, конечно, внешняя среда,
окружающая эту общественную форму”
Ф. Энгельс развивает мысль
К. Маркса, указывая на прямую
связь пищи и уровнем развития
разных племен. По его мнению,
“обильному мясному и молочному
питанию арийцев и семитов
и особенно благоприятному влиянию
его на развитие детей следует,
быть может, приписать более
успешное развитие обеих этих
рас. Действительно, у индейцев
пуэбло Новой Мексики, вынужденные,
кормиться почти исключительно
растительной пищей, мозг меньше,
чем у индейцев, стоящих на
низшей ступени варварства больше
питающихся мясом и рыбой”.
Созданное Марксом учение
о роли географического фактора
в развитии общества имело
огромное идеологическое значение.
Маркс показал, что связанная
с географическими условиями
неравномерность развития различных
государств, которая абсолютизировалась
приверженцами геодетерминизма, определяется
тем, что общество на различных этапах
своего развития по-разному использует
естественные богатства природы. Последние
были разделены Марксом на две группы:
1. Естественные богатства средствами
жизни (плодородие почвы, обилие
рыбы в водах, дичь, плоды)
2. Естественные богатства средствами
труда (действующие водопады, судоходные
реки, лес, металлы, уголь, нефть)
У Маркса диалектика развития
природы и общества приобретает
законченно-материалистический вид:
воздействуя для поддержания
своего существования “на внешнюю
природу и изменяя её”, человек
“в то же время изменяет
свою собственную природу”. Тем
самым были заложены основы
марксистско-ленинского понимания
тех экологических проблем, которые
в полном своём объёме встали
перед человечеством лишь сегодня.
1.4 Середина XX века
«Географический поссибилизм»,
идущий от «географии человека»
Видаля де ла Блаша и Л.Февра и ставший
концептуальной основой многих современных
антропогеографических и историко-географических
течений, едва ли может считаться более
достойной альтернативой детерминистским
и индетерминистским концепциям. Основываясь
на мнении о рациональном в своих действиях
человеке, поссибилизм исходит в своих
построениях из модели о сознательной
оптимизации человеком некоторой совокупности
альтернативных видов жизнедеятельности
с природной средой, выбирая в конечном
итоге тот вид жизнедеятельности, который
наилучшим образом подходит к данной среде.
Иными словами, поссибилизм (как и детерминизм)
рассматривает географическую среду как
объективную данность, к которой человек
в любом случае вынужден приспосабливаться.
Глава2. Наши дни
2.1 Перспективы развития
Становление человечества связано
не только с природными воздействиями,
как у прочих животных, но и
с особым спонтанным развитием
техники и социальных институтов.
На практике мы наблюдаем интерференцию
обеих линий развития. Следовательно,
общественно-экономическое развитие
через формации не тождественно
этногенезам, дискретным процессам,
протекающим в географической
среде. С. В. Калесник отчетливо
показал различие между географической
и техногенной средой, в которых люди живут
одновременно. Географическая среда возникла
без вмешательства человека, и сохранила
естественные элементы, обладающие способностью
к саморазвитию. Техногенная среда создана
трудом и волей человека. Ее элементы не
имеют аналогов в девственной природе
и к саморазвитию не способны. Они могут
только разрушаться. Техно- и социосфера
вообще не относятся к географической
среде, хотя постоянно взаимодействуют
с ней. Отмеченные адаптивные способности
человека не просто повышены сравнительно
с его предками, а связаны с особенностью,
отличающей человека от прочих млекопитающих.
Человек не только приспособляется к ландшафту,
но и путем труда приспособляет ландшафт
к своим нуждам и потребностям. Значит,
пути через разные ландшафты ему проложили
не адаптивные, а творческие возможности.
Это само по себе известно, но часто из
виду упускалось, что творческие порывы
человечества, как и отдельного человека,
эпизодичны и не всегда приводят к желаемому
результату, а следовательно, влияние
человека на ландшафт далеко не всегда
бывало благотворным. Шумерийцы провели
каналы, осушив междуречье Тигра и Евфрата
в III тыс. до н. э.,-китайцы на чали строить
дамбы вокруг Хуанхэ 4 тыс. лет тому назад.
Восточные иранцы научились использовать
грунтовые воды для орошения на рубеже
новой эры. Полинезийцы привезли на острова
сладкий картофель (кумара) из Америки.
Европейцы оттуда же получили картофель,
помидоры и табак, а также бледную спирохету—
возбудитель сифилиса. В степях Евразии
мамонта истребили палеолитические охотники
на крупных травоядных. Эскимосы расправились
со стеллеровой коровой в Беринговом море;
американские колонисты всего за полвека
(1830—1880 гг.) перебили бизонов и странствующих
голубей, а австралийские — несколько
видов сумчатых.
В XIX—XX вв. истребление животных
уже превратилось в бедствие,
о котором пишут зоологи и
зоогеографы столько, что нам
нет необходимости останавливаться
дальше на этом предмете. Отметим,
однако, что хищническое обращение
человека с природой может
иметь место при всех формациях
и, следовательно, вряд ли может
рассматриваться как результат
особенностей социального прогресса.
При всех формациях человек
деформирует природу. Очевидно, это
становится важным элементом
рельефа, сжигание угля и нефти
влияет на состав атмосферы.
Но ведь и непроточное озеро,
мелея, быстро превращается в
болото, тогда как окружающий
его лес за это же время
не меняется. Разница между антропогенными
и гидрогенными образованиями,
как бы она ни была велика,
в аспекте естествознания не
принципиальна. Дело не в том,
насколько велики изменения, произведенные
человеком, и даже не в том,
благодетельны они по своим последствиям,
или губительны, а в том, когда, как и почему
они происходят.
Бесспорно, что ландшафт промышленных
районов и областей с искусственным
орошением изменен больше, чем
в степи, тайге, тропическом
лесу и пустыне, но если мы
попытаемся найти здесь социальную
закономерность, то столкнемся с
непреодолимыми затруднениями. Земледельческая
культура майя в Юкатане была
создана в V в. до н. э. при
господстве родового строя, пришла
в упадок при зарождении классовых
отношений и не была восстановлена
при владычестве Испании, несмотря
на внесение европейской техники
и покровительство крещеным индейцам.
Хозяйство Египта в период
феодализма медленно, но неуклонно
приходило в упадок, а в Европе
в то же время и при тех
же социальных взаимоотношениях
имел место небывалый Подъем
земледелия и ремесла, не говоря
о торговле.
С давних пор считалось,
что народ, нация непрерывно
связан с условием местности,
сформировавшими его. Даже у
Даля мы читаем такое определение
народа: "люди, народившиеся на
известном пространстве". В конце
XIX - начале XX веков географический
детерминизм уступил свои позиции
марксизму и немецкой классической
философии, но сейчас, когда роль
психологии человека в поведении
общества стала играть не последнюю
роль, идея географического детерминизма
вновь приобретает вес.
Наример, Гумилев считал вторым фактором
определяющий ход процесса этногенеза
– географическую среду, игнорирование
роли которой С.В. Калесник правильно назвал
«географическим нигилизмом», но и преувеличение
значения географической среды, не приводит
к положительным результатам. В 1922г. Л.С.
Берг сделал вывод для всех организмов,
включая и людей. «Географический ландшафт
воздействует на организм принудительно,
заставляя все особи варьировать в определенном
направлении, насколько это допускает
организация вида. Тундра, лес, степь, пустыня,
горы, водная среда, жизнь на островах
и т.д. – все это накладывает свой отпечаток
на организмы. Те виды, которые не в состоянии
приспособиться, должны переселиться
в другой географический ландшафт или
вымереть».
Глава 3. Л.И. Мечников и концепция
географического детерминизма.
Важнейшую роль в распространении
и популяризации концепции географического
детерминизма сыграла также теория
Л.И. Мечникова. Излагая основные постулаты
своего историософского учения, отечественный
мыслитель, в первую очередь, обращается
к анализу проблемы свободы человека,
ибо свобода, с его точки зрения,
являет собой определяющую характеристику
человеческой цивилизации. Свободу
Л.И. Мечников выводит из соответствующих
географических условий, которые, как
он пишет, оказывают решающее воздействие
на формирование различных видов
деятельности людей и, в частности,
на кооперацию. Там, где существует,
словами русского ученого, «кооперативная
солидарность», имеется больше возможностей
для свободы и меньше – для
возникновения деспотических форм
правления. Деспот, под которым Л.И.
Мечников подразумевает царя, военачальника,
жреца, иными словами, любого, кто
проявляет деспотические намерения
в отношении другого, имеет место
там, где ему нет отпора, и где
люди, лишенные кооперативной солидарности,
безропотно ему подчиняются.
Исследуя причины возникновения
цивилизации, Л.И. Мечников обращает главное
внимание на географическую среду, которая,
по его глубокому убеждению, сыграла
решающую роль в генезисе человечества.
«В жарком поясе, – пишет он, –
несмотря на его роскошную флору
и фауну, до сих пор также не
воз никло прочной цивилизации,
которая занимала бы почетную страницу
в летописях человечества. Здесь
причина этого кроется в самом
факте, так сказать, излишнего развития
органической жизни во всех ее формах,
это изобилие жизни служит в ущерб
развитию энергии и умственных способностей
у населения; жители жаркого пояса,
получая в изобилии и почти
без всяких координированных усилий
со своей стороны все необходимое
для материального благоденствия,
по этой самой причине лишены единственного
стимула к труду, к изучению окружающего
мира и к солидарной, коллективной
деятельности». Труд, заключает Л.И.
Мечников, не является в тропиках необходимым
условием для зарождения прогресса
и цивилизации. Поэтому лишь во власти
умеренного климата у людей имеется
стимул к труду, ибо там природа
ничего не дает им в готовом виде.
Вот почему цивилизации изначально
возникли в умеренном поясе.
Данные мысли Л.И. Мечникова кажутся,
на первый взгляд, весьма созвучными с
мыслями К. Маркса, писавшего, что
отнюдь не области тропического климата,
а умеренный пояс был родиной
капитала, что не абсолютное плодородие
почвы, а ее дифференцированиость и
разнообразие естественных продуктов
составляют естественную основу общественного
разделения труда. Вместе с тем К. Маркс
подчеркивал, что естественные условия
представляют лишь возможность получения
прибавочного продукта, но не создают
его сами по себе. На прибавочный труд
они влияют лишь как естественные границы,
которые отодвигаются назад в той мере,
в какой развивается промышленность. Таким
образом, К. Маркс связывал естественные
условия с материальным производством
и рассматривал их влияние на человеческую
жизнедеятельность через призму производственного
процесса.
Возвращаясь к историософской концепции
Л.И. Мечникова, отметим, что основным
фактором, детерминировавшим зарождение
и развитие цивилизации, мыслитель
считал великие реки. «Четыре древнейшие
великие культуры все зародились и развились
на берегах великих рек, – писал он. –
Хуанхэ и Янцзы орошают местность, где
возникла и выросла китайская цивилизация;
индийская, или ведийская культура не
выходила за пределы бассейнов Инда и
Ганга; ассиро-вавилонская цивилизация
зародилась на берегах Тигра и Евфрата
– двух жизненных артерий Месопотам ской
долины; наконец, Древний Египет был, как
это утверждал еще Геродот, «даром» или
«созданием» Нила». Поскольку все перечисленные
цивилизации возникли на берегах рек,
русский ученый называет их «речными цивилизациями».
Речные цивилизации, согласно теории
Л.И. Мечникова, были изолированы друг
от друга и поэтому сильно различались
между собой. Но по мере их распространения
на побережья морей и тем более
океанов они стали охватывать
все более широкий круг народов.
Освоение океанов, по утверждению Л.И.
Мечникова, приводит к возникновению
особой «океанской цивилизации», которая
начинается с открытия Колумбом Нового
Света – Америки. Данное событие,
по мнению русского ученого, являет собой
своеобразную демаркационную линию
между эпохами Средних веков
и Нового времени . «Результатом этого
открытия явилось быстрое падение средиземноморских
наций и государств и соответственный
быстрый рост стран, расположенных на
побережье Атлантического океана, т.е.
Португалии, Испании, Франции, Англии и
Нидерландов. Народы этих стран не замедлили
воспользоваться географическими выгодами
своих стран, и центры цивилизации переместились
с берегов Средиземного моря на берега
Атлантического океана. Константинополь,
Венеция и Генуя потеряли свое значение,
и во главе культурного движения стали
Лиссабон, Париж, Лондон и Амстердам».
В ходе сравнительного анализа цивилизаций
Древнего Запада и Древнего Востока
Л.И. Мечников приходит к следующему
выводу: Запад превосходит Восток
по всем параметрам, причем превосходство
это объясняется, в первую очередь,
географическими преимуществами Запада.
Кроме того, в отличие от восточных
стран, западные государства вели очень
активный образ жизни, постоянно
искали новые территории и новые
возможности усиления своего влияния.
Народы же Востока, напротив, проявляли
известную инертность. Инертность Индии,
например, была обусловлена исключительно
ее не благоприятным географическим
положением. «Достигнув предела развития
речного периода цивилизации, индусская
нация, запертая в изолированной
стране, примирилась со своей судьбой
и безропотно покорилась; индусский
народ замер в бездействии, в
бесстрастном покое и в созерцательном
экстазе...». Рассматривая политические
формы правления и, в частности,
феномен восточной деспотии, ученый
утверждал, что деспотизм как
таковой тоже детерминируется географическими
факторами. Деспотизм египетских фараонов,
например, Л.И. Мечников выводит из климатических
условий долины Нила.