Узнав о страшном диагнозе, Джефф последовал
рекомендациям врачей и начал курс радиационной
терапии. Он сражался с побочными эффектами
усталости, так как радиационное лечение
истощало его силы на протяжении многих
месяцев. "Я мог чувствовать себя хорошо
сразу после одной процедуры, но после
многих недель повторяющихся испытаний
и всего курса лечения, невозможно было
сохранять хорошую физическую форму из-за
побочных эффектов.
Несмотря на то, что Д.Блатник принял
решение готовиться к Играм 1984 года, он
был вынужден делать перерывы в тренировках.
"После процедур всегда оставались
волдыри и трещины. На моей шее было более
20 мест, где они могли появиться. Врачи
готовили для меня специальную мазь, но
она моментально всасывалась после нанесения
на кожу, так как кожа была горячей как
после солнечного ожога. Мазь обладала
успокаивающим действием и способствовала
заживлению ран, позволяя хоть на время
избавиться от ощущения сухости кожи во
время движений".
Пожалуй, наиболее трудным для Д. Блатника
в преодолении болезни было изучение возможностей
собственного тела, определение пределов
терпения. Ему было необходимо освоить
новый тренировочный режим и приспособиться
к настоящему чувству усталости после
тренировок... Те, кто мог наблюдать за
Джеффом, когда он получал золотую олимпийскую
медаль, и видеть слезы на его лице, наверное,
никогда не забудут этот исключительно
трогательный момент его личного торжества.
Из-за боли Блатник страдал физически,
но и эмоциональный, психологический компоненты
его нелегкой борьбы также были очень
значимы. Он часто совершал прогулки, пытаясь
заставить тело работать. Он хотел, чтобы
тело скорее избавилось от мертвых клеток,
которые появлялись в результате радиационной
терапии.
"Однажды у меня не оказалось необходимого
для хемо-терапии количества белых кровяных
телец. Здесь требуется определенный минимум,
иначе возможен риск получения внутренней
инфекции. Из-за этого доктора отказались
подвергнуть меня процедуре в пятницу.
Я сказал: "Хорошо, я вернусь в понедельник".
Доктор объяснил мне: "Нет, Вам потребуется,
по крайней мере, неделя. Приходите в четверг".
Но я повторил: "Я буду здесь в понедельник!"
И я, действительно, пришел в понедельник
и имел то количество белых кровяных телец,
которое было необходимо. Эта ситуация
демонстрирует тесную связь психики и
тела. Я мог просто сесть и сконцентрироваться,
представляя себя выздоравливающим. Я
мог представить, как здоровые клетки
наполняют меня и мое тело становится
крепче. Я мог представить себя во время
тренировки и почувствовать себя в порядке.
Знаете, это чувство, когда встаешь, и сердце
начинает колотиться, глядишь на свои
руки и ощущаешь - никто не может это сделать
так, как я. Подобные представления действительно
помогают, и мне это помогло увеличить
количество белых кровяных телец".
Психологическая сила Блатника сыграла
большую роль в самые тяжелые для него
дни.
Джефф Блатник выиграл золотую олимпийскую
медаль в 1984 г. в турнире по греко-римской
борьбе. На церемонии закрытия Олимпийских
игр в Лос-Анжелесе ему было доверено нести
национальный флаг США.
В беге на 400 м с барьерами не было равных
американцу Эдвину Мозесу.
Эдвин Корли Мозес (Edwin Corley Moses), американский
легкоатлет, бегун-барьерист на дистанции
400 м. В период 1977-1987 участвовал в 122 состязаниях
в беге, не проиграв ни разу. Впервые побил
мировой рекорд в 1976, в 1983 показал рекордное
время, пробежав дистанцию за 47,02 мин. Дважды
завоевывал титул чемпиона Олимпийских
игр (1976, 1984) и дважды титул чемпиона мира.
Абсолютными чемпионами по спортивной
гимнастике стали Кодзин Гусикен (Япония)
и Мэри Лу Реттон (США).
Таким образом, американцы завоевали
на 3 золотых медали больше, чем сборная СССР
в 1980 году в Москве (по общему количеству наград американцы
уступили рекорду советской сборной 21
медаль). Рекорд американцев по количеству
золотых наград остаётся высшим достижением
в истории Олимпийских игр и в обозримом
будущем вряд ли будет побит.
Журнал "Крокодил" об
Олимпиаде 1984 г. в Лос-Анджелесе
Вследствие бойкота США предыдущих Олимпийских игр 1980 года,
проводившихся в Москве, СССР бойкотировал
Олимпийский игры 1984 г. в Лос-Анджелесе.
Игры также бойкотировались
большинством социалистических стран
(за исключением Китая, Румынии и Югославии)
Официальной причиной бойкота стал отказ
организаторов Олимпиады предоставить
гарантии безопасности спортсменам из
СССР и других стран Варшавского договора.
— Из постановления Политбюро
ЦК КПСС «О вопросах Олимпийских игр в
Лос-Анджелес (США)» 5 мая 1984 года за подписью
К. У. Черненко:
Считать нецелесообразным участие советских
спортсменов в Олимпийских играх в Лос-Анджелесе
ввиду грубого нарушения американской
стороной Олимпийской хартии, отсутствия
должных мер обеспечения безопасности
для делегации СССР и развёрнутой в США
антисоветской кампании…
Естественно, советская пресса писала
про эти игры мало и в отрицательном ключе.
Ярким образцом является статья корреспондента
ТАСС в Вашингтоне М. Беглова "Олимпиада
в ретроспективе" из сатирического
журнала "Крокодил" (1984. № 32. Стр. 8-9).
Чеширский кот исчез, а улыбка его осталась
плавать в воздухе. Я вспомнил этот феномен
из «Алисы в стране чудес» по аналогии
с лос-анджелесской Олимпиадой. Олимпиада
давно сгинула, а... нет, только не улыбка,
а тягостная оскомина от этого события
до сих пор стойко держится в душе.
Да и не у меня одного. Недавно мне на глаза
попалось письмо некоего Филиппа П. Чэттинга
в журнале «Тайм». «Олимпийские игры, –
пишет он, – показали все лучшее, и, что
есть в Америке. И если США стремятся быть
образцовой страной, они не должны позволять
себе безудержное самовосхваление и выкрики
«Липа!», когда победу одерживали неамериканцы».
Признаюсь, в отличие от мистера Чэттинга
«лучшего» я не заметил. Что же касается
худшего, то здесь наши точки зрения совпадают.
Сумбур ура-патриотической вакханалии,
учиненной хозяевами Олимпиады, суматоха
переездов, калейдоскоп лиц и событий,
какофония оркестров, воплей «Вперед,
Америка!» – все это постепенно осело
в памяти, как утихомирившаяся пыльная
буря, и теперь наконец в прояснившейся
ретроспективе воспоминания выкристаллизовались
в слова и отложились на бумаге...
* * *
В огромном брюхе широкофюзеляжного самолета
«ДС-10» компании «Америкэн айрлайнз» полупусто.
– Опять практически порожняком идем,
– услышал я из своего кресла, как одна
из стюардесс пожаловалась другой.
– Да, а говорили: Олимпийские игры, Олимпийские
игры! В отпуск не пустили, а работы оказалось
меньше обычного, – посетовала в ответ,
гремя посудой, вторая стюардесса.
Большинство разбирающихся в спорте американцев,
судя по всему, решили, что без участия
спортсменов из стран социализма в Лос-Анджелесе
им делать нечего. Да и платить бешеные
деньги за полет на второразрядную Олимпиаду
у них особого желания, видимо, тоже не
возникало. Особенно после того, как цены
на авиабилеты подскочили перед Олимпиадой
более чем вдвое.
В течение пятичасового перелета из Вашингтона
в Лос-Анджелес я размышлял о том, что меня
ожидает.
Предназначенные для журналистов пресс-релизы
коалиции «Запретить участие Советов»
читались как дешевый детектив. Молодчики
из коалиции собирались умыкать советских
спортсменов, прятать их в квартиры-тайники,
а затем после соответствующей обработки
выдавать за «дефекторов», то есть
сбежавших с Родины. Неподдающихся предполагалось
просто-напросто «убирать». Глава этой
банды – некий Балзигер, который, кстати
сказать, действительно претендовал в
прошлом на звание писателя, но так и не
вышел из разряда писак, прямо заявил,
что «не исключает актов физической расправы»
с советскими людьми, если те посмеют явиться
на Олимпийские игры. Вкупе с грязными
антисоветскими «утками», что «русские
спортсмены – это террористы и агенты»,
которые-де хотят взорвать Лос-Анджелес,
а заодно весь штат Калифорния, сами понимаете,
создавалась очень колоритная картина
готовившейся здесь встречи по-американски
для советских людей, включая и журналистов.
Так что поездка в Лос-Анджелес смотрелась
весьма серьезно. «Это тебе не за сигаретами
сходить», – напутствовал меня один из
коллег.
* * *
Лос-Анджелес встретил меня многоэтажным
русским матом. Стоявшие у обочины таксисты
громко переговаривались между собой
по-русски, считая, видимо, что их никто
вокруг не понимает. В глазах у меня защипало,
и потекли слезы, причем далеко не по-мужски
скупые, а довольно обильные. Я поспешил
объяснить их ностальгией, но, к своему
разочарованию, на следующий, же день от
бывалых жителей Калифорнии узнал, что
это была реакция моего неподготовленного
организма на смог. Воздух, кстати говоря,
был сравнительно прозрачным. Он помутнел
примерно через неделю, когда начался
«настоящий смог». Утром улицы были покрыты
дымкой, напоминавшей колыхающийся по
ветру предутренний туман над болотом.
Запах, во всяком случае, был столь же отвратителен,…
Дабы избежать политических дебатов с
моторизованными извозчиками, я решил
воспользоваться услугами обещанного
оргкомитетом Олимпиады специального
автотранспорта для журналистов.
– А вон и автобус! – обрадовала меня дежурившая
на остановке девушка в зеленой униформе.
– Это вон тот красавец с надписью «Олимпиада-84»?
— поинтересовался я, указывая на появившееся
из-за угла огромное чудо американской
автопромышленности.
- Нет, этот только для официальных лиц,
а ваш скоро подойдет. Не слышите, что ли?
Я прислушался и действительно услышал
страшный лязг и грохот, а затем из-за угла
выкатился автобус канареечно-желтого
цвета. Оргкомитет решил сэкономить средства
и арендовал у школ старые автобусы-тихоходы.
После полутора часов сидения в автобусе
– а в некоторые места соревнований приходилось
ездить и того дольше – даже закаленные
зубры спортивной журналистики едва волочили
ноги. В таких же автобусах, кстати, перевозили
и спортсменов – на них оргкомитет тоже
решил сэкономить и очень удивился, когда
атлеты стали жаловаться. Некоторые, рассказывают,
настолько выматывались за дорогу, что
у них уже просто не хватало сил не только
для того, чтобы бросать ядра или метать
копья, но даже поднимать оные с земли.
* * *
Нелегко приходилось спортсменам и «дома».
Когда в предназначенную для двух человек
комнату студенческого общежития, где
разместили спортсменов, набивали по четыре
человека, а в трехместную – семь, то сдержать
чувство раздражения не помогало даже
олимпийское спокойствие. К тому же над
головой с утра до ночи ревели боевые вертолеты
охраны. Засни-ка под такую колыбельную...
Да и тренироваться было почти негде. Некоторые
бегуны попробовали было побегать по фривеям
(скоростные магистрали), но тут уж рассвирепели
местные жители: бегают, мол, тут всякие,
ездить мешают. Можно, конечно, было ждать
очереди на специальных площадках, но
к полудню жара начиналась такая, что многих
участников Олимпиады уносили с тренировок
и состязаний на руках, причем не за отличные
результаты, а с тепловым ударом. Оргкомитет
называл такие условия «спартанскими»,
а спортсмены – «хамскими».
Признаюсь – тем более что своей вины
в этом не вижу, – но в олимпийской деревне
побывать мы так и не смогли. Когда, легкомысленно
поверив надписи «ДОСТУП НА ВСЕ ОБЪЕКТЫ»
на том ошейнике, что выдают вместо пропуска
репортерам, мы, советские журналисты,
явились в деревню, то получили в прямом
и переносном смысле от ворот поворот.
Пожарившись некоторое время на солнце,
мы так и ушли от ворот, несолоно хлебавши,
хотя и обливаясь соленым потом.
Так что выяснить личное мнение спортсменов
об американском гостеприимстве не удалось.
Тем журналистам, у кого еще сохранилась
привычка расцвечивать материалы высказываниями
живых людей, подсовывали официальные
пресс-релизы с «мнением» спортсменов.
«Америка, ты прекрасна», «изумительные
игры», «президент Рейган – мой кумир»
такие цитаты предлагалось нам использовать.
В Америке не принято сдавать макулатуру,
а то какой-нибудь предприимчивый делец
вполне мог бы сколотить за время Олимпиады
неплохое состояние, собирая для переработки,
шедшие исключительно в мусорную корзину
сотни килограммов славословий.
* * *
– Неужели вам так уж ничего не понравилось
на церемонии открытия? – этот вопрос
нам часто задавали в Лос-Анджелесе американские
журналисты. Мы дипломатично уходили от
ответа. Не говорить же в самом деле, что
нас поразило лишь, как постановщикам
этого шоу удалось собрать на поле одного
стадиона великое множество на редкость
длинноногих девиц.
Воспитанные голливудской продукцией,
американцы восторгались этой церемонией,
ковбоями и повозками, кучей разноцветных
шаров, летающим «Джеймсом Бондом» и прочими
неотъемлемыми атрибутами местных массовых
празднеств. Нас же удивляло полное игнорирование
того факта, что празднуется открытие
Олимпийских игр, а не двухсотлетие основания
Соединенных Штатов. Впрочем, для нас,
выставленных под южное солнце на открытых
трибунах на медленную пытку жарой, праздника
не было никакого. Организаторы, судя по
всему, нарочно усугубили пытку, регулярно
разнося перед нашими глазами холодную
воду со льдом для сидевших чуть ниже «очень
важных персон» – представителей корпораций
и фирм, на корню купивших Олимпиаду в
Лос-Анджелесе своими взносами на ее проведение.
Можно было, конечно, пойти и купить стакан
кока-колы в кафе, но заплатить за него
пришлось бы в два раза больше, нем в магазине
за два литра той же «коки».
* * *
Самое лучшее место, естественно, получил
на стадионе президент Рейган. Ему выделили
специальную кабину с кондиционером и
пуленепробиваемыми стеклами. Из нее,
не выходя на поле, он и открыл Игры, что
вызвало немало иронических заявлений
в печати разных стран. Президент утверждает,
что в Америке с безопасностью все в порядке,
а сам побоялся выйти на открытое поле
перед своими согражданами – такой смысл
носила, например, статья в канадской «Глоб
энд Мейл».
Звучит парадоксально, но факт: в Лос-Анджелесе
про спортсменов вспоминали очень редко.
Во время церемонии открытия, например,
их заставили прождать под палящим солнцем
за воротами стадиона больше двух часов,
пока Америка упивалась сама собой во
время так называемой «художественной
программы». Знающий читатель спросит:
как же так, ведь по Олимпийской
хартии сначала должен быть парад спортсменов,
а потом уже всякие танцы-шманцы? В Лос-Анджелесе
такие «мелочи» никого не волновали...
«Что, спортсмены хотят пойти на церемонию
закрытия игр? Ишь, все так и норовят на
дармовщинку проскочить! Нет уж, пойдут
те, кто за это денежки уплатил!» – именно
так рассудил оргкомитет, когда выяснилось,
что число олимпийцев, желающих попасть
в последний день на стадион, значительно
превысило крайне скудное количество
выделенных для них посадочных мест. Пластмассу,
из которой были сделаны сиденья на стадионе,
расценили буквально на вес золота – столь
немыслимо дорогими были билеты.
Спортсменов в Лос-Анджелесе можно было
с трудом разглядеть за рекламами джинсов,
пива, кока-колы и прочей продукции легкой,
пищевой и тяжелой промышленности Соединенных
Штатов. Их заслонила также постоянная
демонстрация американского флага. Как
и любой советский гражданин, я воспитан
в уважении к флагу, гимну и прочей государственной
символике других стран, но когда из звездно-полосатых
полотен сделаны полотенца для прыгунов
в воду, купальники и костюмы для гимнастов,
то это почему-то начинает раздражать,
особенно когда видишь американские звезды
на интимных частях тела. Для флагов можно
все-таки найти применение и получше...
Американский гимн исполнялся к месту
и не к месту. И вообще мне приходило в
голову, что когда на олимпийском огне
пытаются подогревать ура-патриотизм
населения, то начинает попахивать паленым...
* * *
«Как живешь?», «Пока жив» – такой диалог
стал почти ритуалом, когда я соединялся
с Нью-Йорком или Вашингтоном, чтобы продиктовать
материал из Лос-Анджелеса.
«Выжил», – подумал я, попав наконец спустя
три недели после окончания игр на борт
того же «ДС-10» той же компании «Америкэн
эйрлайнз». Людей было еще меньше, чем
по дороге на Олимпиаду, многие, видимо,
не выдержав издевательства над собой,
уехали из Лос-Анджелеса раньше. Я им, честно
говоря, искренне завидовал, но служба
обязывала.
Почему выжил? Да потому, что могли прирезать,
пристрелить, задавить автомобилем. К
счастью, повезло, хотя по спине и веял
неприятный холодок, когда находил подсунутые
под дверь гостиничного номера письма
с разными мерзкими эпитетами и предложениями.
Не радовали, конечно, и звонки с обещаниями
сотворить со мной что-нибудь нехорошее.
Утомляли демонстрации антисоветчиков,
«пресс-конференции» бандеровцев из украинской
националистической организации. К счастью,
не оказалось меня на бульваре, где намеренно
врезался в толпу на машине какой-то тип;
мне не перерезали горло ради денег, как
одной американке; меня не ограбили, как
шведских туристов; я не был в том автобусе,
который обстреляли гостеприимные хозяева.
Я пережил даже церемонию закрытия, когда
нас сорок минут глушили салютом, заставляя
любоваться на грохочущие летающие тарелки
и каких-то якобы «космических пришельцев»,
слепили лазерной перестрелкой. Выкарабкался
живым из побоища, в которое превратилась
посадка на автобусы для прессы: журналисты
были уже не нужны для «паблисити», игры
фактически кончились, поэтому автобусы
уже «забыли» подать вовремя, и сотни репортеров
с камерами и без оных, опаздывающие передать
в газеты материалы и уже опоздавшие, пытались
отчаянным штурмом взять три автобуса,
случайно оказавшихся на стоянке...
* * *
Советских людей было в Лос-Анджелесе
очень мало, и на нас приходили смотреть,
как на экзотические существа. Казалось,
что некоторые хотят ущипнуть, проверить,
а из чего они, русские, сделаны и не укусят
ли, если дернуть их за волосы. Да, Вашингтон
основательно поработал, чтобы к тебе
и ко всему советскому народу американцы
относились как к каким-то чудовищам, которых
можно «объявить вне закона» и через пять
минут начать их отстрел с помощью ядерной
бомбардировки, как мило пошутил президент
Рейган.