Ясперс. Смысл истории

    VI. СПЕЦИФИКА ЗАПАДНОГО  МИРА

    Если  в прошлом европейское сознание отстраняло как чуждую себе всю историю  человечества, предшествовавшую грекам и иудеям, и оттесняло все то, что находилось вне его собственной  духовной жизни, в обширную область  этнографии, помещая творения этих культур в этнографические музеи, то в этой давно уже пересмотренной точке зрения тем не менее заключена некоторая истина.

    Уже в осевое время, когда наблюдалась  наибольшая близость между культурами от Китая до Запада (впоследствии развитие шло в различных направлениях), отклонения были. Тем не менее перед лицом нашего современного мира, в сравнении с ним нельзя не заметить сходства между отдельными сферами культуры вплоть до 1500 г. н. э, В последние века появилось, однако, нечто действительно неповторимое, новое в полном смысле этого слова: наука и ее результаты в технике. Она внутренне и внешне революционизировала мир, как до нее ни одно явление памятной нам истории. Наука принесла в мир неслыханные возможности и опасности. Век техники, в котором мы пребывали уже около 150 лет, достиг полного расцвета в последние десятилетия, и степень его интенсивности в будущем трудно предвидеть. Невероятные последствия этого мы осознаем лишь отчасти. Создана новая основа всего существования в целом, игнорировать которую невозможно.

    Наука и техника возникли у романо-германских народов. Тем самым эти народы совершили исторический прорыв. Они  положи- ? Ли начало подлинно мировой, глобальной истории человечества. Лишь те народы, которые восприняли результаты развития запад-  ной науки и техники и тем самым подвергли себя опасности для ^ природы человека, заключающейся в этом знании и умении, могут активно участвовать в этом процессе.

    Возникает вопрос, почему же наука и техника  возникли на Западе, почему это не произошло  в двух других великих культурах? Обладал ли Запад уже в осевое время неким своеобразием, следствия  которого обнаружились в последующую  эпоху? Заложено ли уже в осевое время  то, что позднее явило себя в  науке? Присущи ли Западу какие-либо специфические черты?

    То, что на Западе выступает как совершенно новое, вносящее в развитие радикальное  изменение, должно было бы опираться  на какой-либо всеохватывающий принцип. Полностью постичь этого нельзя. Но, быть может, существуют какие-либо признаки, позволяющие осознавать это  своеобразие Запада.

    1. Уже географически Запад обладает определенной спецификой. В отличие от замкнутых континентов Китая и Индии территория Запада характеризуется чрезвычайным разнообразием. Разнородное членение на полуострова, острова, пустыни и оазисы, области средиземноморского климата и мир высокогорья, сравнительно большая длина побережья соответствуют многообразию языков и народов, которые творили здесь историю по мере того, как они сменяли друг друга в своей деятельности. Страны и народы Запада имеют своеобразный облик.

    Духовный  характер Запада можно характеризовать  еще рядом черт.

    2. Западу известна идея политической свободы. В Греции — правда, только кратковременно — существовала свобода, не возникавшая более нигде. Содружество свободных людей устояло под натиском универсальной деспотии, тотальной организации, облагодетельствовавшей народы. Тем самым полис заложил основу всего западного сознания свободы — как реальность свободы, так и ее идеи. Китай и Индия не знают подобной политической свободы.

    Она озаряет всю нашу историю, с нею  связаны все притязания Запада. Великий  поворот произошел в тот период, когда начиная с VI в. в Греции возникла свобода мышления, свобода людей, свобода полиса, когда вслед за тем в персидских войнах свобода утвердилась и достигла своего высшего, хотя и недолговечного, расцвета. Не универсальная жреческая культура, не учение орфиков или пифагореизм *, а свободные государственные образования конституировали греческий дух и создали огромные возможности, но вместе с тем и опасность для человека. С тех пор в мире возникла возможность свободы.

    3. Ни перед чем не останавливающаяся рациональность открыта силе последовательной логической мысли и эмпирической данности, которые должны быть всегда и всем доступны. Уже греческая рациональность отличается от восточного мышления известной последовательностью, позволившей заложить основы математики и завершить формальную логику. Коренным образом рациональность Нового времени стала отличаться от восточного мышления с конца средних веков. Научное исследование проходит здесь бесконечный путь, будучи критически направлено на конечные выводы в сфереособенного, при постоянной незавершенности в целом. В сфере общественных связей делается попытка, в предвидении юридических решений правового государства, достигнуть возможных пределов исчисляемости жизненной деятельности людей. В хозяйственных предприятиях точная калькуляция определяет каждый шаг.

    Тем самым Запад познает границу  рациональности с такой ясностью и силой, которая нигде более  не существует.

    4. Осознанная внутренняя глубина бытия личности обретает у древнееврейских пророков, греческих философов, римских государственных деятелей непреложность, служащую мерилом во все времена.

    Это, правда, привело к тому, что, начиная  с софистов, стало возможным отделение  от природы и человеческого сообщества, уход в пустоту. Западный человек  осознал в своей высшей свободе, что граница свободы проходит в небытии. В самости своего бытия  он научился видеть дар именно в  том, что, ложно фиксируя в качестве некоего абсолютного «Я», считал возможным полностью основывать на себе самом, будто человек есть начало и творец.

    5. Для западного человека мир в своей реальности необходимым образом существует.

    Западный  мир, подобно другим культурам, знает, правда, расщепление человеческой сущности: с одной стороны, жизнь в ее дикости, с другой — далекая от мира мистика; с одной стороны, нелюди, с другой — святые. Однако Запад делает попытку избежать подобного расщепления, найти выход в самой структуре мира, не только созерцать истину в идеальном царстве, но и осуществить ее, с помощью идей поднять действительность до необходимого уровня.

    Запад знает с неопровержимой достоверностью, что он должен формировать мир. Он ощущает смысл реальности мира, смысл, в котором заключена беспредельная  задача — осуществить познание, созерцание, воплощение этой действительности мира в нем самом, из него самого. Мир нельзя сбросить со счетов. В нем, а не вне его утверждает себя западный человек.

    Тем самым стало возможным познание действительности мира, постигающее  крушение в том глубоком смысле, который еще не есть окончательное  истолкование. Трагическое становится действительностью и сознанием одновременно. Только Западу известна трагедия.

    6. Запад, подобно всем другим  культурам создает образ всеобщего. Однако это всеобщее не застывает здесь в догматической жесткости непреложных институтов и представлений и не ведет к жизни, где господствует кастовая система или космический порядок. Западный мир не становится стабильным в каком бы то ни было смысле.

    Движущие  силы беспредельной динамики Запада вырастают из «.исключений», прорывающих здесь всеобщее. Запад отводит определенное место исключению. Он допускает в ряде случаев совершенно новую жизнь и деятельность — и затем иногда столь же решительно уничтожает их. Человеческой природе удается здесь иногда достигнуть вершин, которые отнюдь не получают всеобщего признания, к которым, быть может, едва ли кто-нибудь стремится. Однако эти вершины, подобно светящимся маякам, дают Западу многомерную ориентацию. В этом коренятся постоянное беспокойство Запада, его постоянная неудовлетворенность, его неспособность довольствоваться завершенным.

    Так, в случайных на первый взгляд ситуациях, в результате предельного напряжения сил возникли возможности, кажущиеся  невозможными. Такова, например, пророческая  религия иудеев, бессильных в состоянии  политического упадка перед борющимися империями, отданных во власть силам, всякое сопротивление которым было заранее  обречено. Таков расцвет где-то на краю мира политических сил нордической  культуры и эпоса исландцев, противящихся какой бы то ни было государственной регламентации.

    7. Несмотря на свою свободу и  лояльность, Запад дошел до предельного  напряжения сил вследствие претензии на исключительную истинность вероисповеданий, основывающихся на Библии (в том числе и ислама). Такие тотальные притязания в качестве принципа, длительно определяющего характер исторического развития, возникали только здесь, на Западе.

    В дальнейшем, однако, существенным было то обстоятельство, что энергия подобного  притязания, усиливая внутреннее напряжение людей, вместе с тем удерживалась в определенных границах как в  результате расщепления на множество  идущих от Библии религиозных учений и вероисповеданий, так и вследствие разделения на церковь и государство. Притязания одной силы, наталкиваясь на такие же притязания других, приводили  не только к фанатизму, но и к движению, в ходе которого безудержно возникали  все новые вопросы.

    Именно  то обстоятельство, что на Западе не возникло господство одной силы, а государство и церковь находились в постоянном соперничестве, выдвигали тотальные притязания, которые смягчались лишь вследствие неизбежности компромисса, быть может, и дало Западу благодаря постоянному духовному и политическому напряжению его духовную энергию, его свободу, его склонность к неуставным поискам, способность к открытиям, глубину его опыта, столь отличную от состояния единения и сравнительного отсутствия напряжения во всех восточных империях, от Византии до Китая.

    8. В мире, не замкнутом во всеобщем, но всегда направленном на всеобщее, в мире, где исключения прорываются на поверхность и получают признание в качестве истин, а притязания на исключительность исторической религиозной истины вбирают в себя то и другое, напряжение неминуемо должно достигнуть крайних пределов.

    Отсюда  свойственная Западу решительность, в силу которой проблемы доводятся до своего логического конца, до полной ясности, до выявления всех возможных альтернатив, в силу которой осознаются принципы и устанавливаются позиции глубочайшей внутренней борьбы.

    Решительность являет себя в напряженности ряда конкретных исторических моментов, в  которую насильственно втягивается  почти все, что происходит на Западе,—  например, в напряженность, существующую между христианством и культурой, между государством и церковью, между  империей и отдельными народами, между  романскими и германскими народами, между католицизмом и протестантизмом, теологией и философией. Абсолютной прочности нет нигде. Любая претензия  такого рода сразу же ставится под  вопрос.

    9. Мир напряженностей является, быть  может, одновременно предпосылкой  и следствием того факта, что  только на Западе в таком  количестве известны самобытные индивидуальности в таком разнообразии характеров — от еврейских пророков и греческих философов до великих христианских мыслителей, до деятелей XVI—XVIII вв.

    Наконец, и это прежде всего, специфическим явлением в жизни Запада являются индивидуальная любовь и сила безграничного самопогружения в нескончаемом движении. Здесь образовалась та степень открытости, бесконечной рефлексии и проникновенной углубленности, для которой только и мог озариться светом весь смысл коммуникации между людьми и горизонт подлинного разума.

    Запад осознал свою собственную действительность. Он создал не один господствующий тип  человека, а многие противоположные  друг другу типы. Нет человека, в  котором было бы заключено все, каждый находится внутри этой действительности, он необходимым образом не только связан, но и отделен. И никто не может поэтому желать целого.

    Восток  и Запад. Восточный и и Западный мир. Проводя параллель между тремя линиями исторического развития — в Китае, Индии и на Западе,— мы полностью отказались от того превосходства, на которое обычно претендует европеец. В предыдущем разделе мы дали нашу интерпретацию характерных черт европейского самосознания, освободиться от которых не способен ни один европеец.

    Тот факт, что только европейский тип  развития привел к веку техники, придающей  в настоящее время всему миру европейские черты, и что к  тому же рациональное мышление получило теперь всеобщее распространение, как будто подтверждает наличие этого превосходства. Правда, китайцы и индийцы не менее, чем европейцы, ощущали себя подлинными людьми и утверждали свои преимущественные права как нечто само собой разумеющееся. Однако претензии различных культур быть центром мироздания имеют иное значение.