Взаимосвязь науки и нравственности

     Сам Кант  не формулировал альтернативу с такой резкостью.  Однако он достаточно определенно говорил  о  том,  что  все  известные  формы религии  (в  том  числе  и христианство) являлись идолослужением в той мере в какой они  допускали  человеческую  униженность  и  льстивость, индульгентное  понимание  божьей  милости и утешительную ложь,  веру в чудеса и богослужебные жертвы.

     Кант  столкнул  религию  и  теологию  с  глубочайшими  внутренними  противоречиями религиозного сознания.  Тем самым он поставил не только религию  и  теологию,  но  и  самого себя,  как религиозного мыслителя, перед   неразрешимыми   трудностями.   Основной   вопрос,    смущавший религиозную совесть Канта,  состоял в следующем: не является ли вера в бога  соблазном  на  пути  к  полной  нравственной   самостоятельности человека?

     Ведь  как существо всесильное бог не может не искушать верующих  к исканию его милостей.

     Как существо всезнающее бог  не  может  не  искушать  верующих  к исканию  его милостей.

     Как существо всезнающее бог совращает  к  мольбам  о  подсказке  и  руководстве  там,  где  человек обязан принять свободное решение перед лицом неопределенности.

     Как перманентный  творец  мира  он  оставляет верующим надежду на чудесное изменение любых обстоятельств.

     Высшим  проявлением нравственной силы человека является стоическое мужество в ситуации,  безвыходность которой он  осознал  («борьба  без надежды на успех»).  Но для верующего эта позиция оказывается попросту недоступной,  ибо он не может не надеяться на  то,  что  бог  способен допустить и невероятное. Сама вера исключает для него возможность того ригористического поведения и внутренней чистоты  мотива,  для  которых нет препятствий у неверующего.

     Как отмечалось  выше,  философски  понятная   вера,   по   Канту, отличается от вульгарной, богооткровенной  веры как надежда от упования и  слепой уверенности.  Но Бог, как бы, не  изображался он  в различных системах  религии и теологии,  всегда имеет такую власть над будущим, что на него нельзя просто надеяться.  Он обрекает именно на  упования, на   провиденциалистский оптимизм,  в атмосфере  которого  подлинная нравственность не может ни развиваться, ни существовать.     

     Существеннейшей характеристикой  морального  действия Кант считал  бескорыстие.   Но чтобы бескорыстие родилось на свет,  где-то в истории должна  была  иметь  место ситуация,  для участников  которой всякая корысть,  всякая ставка на выгодность и успешность действия сделала бы насквозь проблематичной и даже невозможной.  
 

     Заключение 

      Одно  из основных противоречий  кантовской  философии  состояло  в том,  что  в ней достаточно ясно осознавалась генетическая связь между бескорыстием и девальвацией корысти в критических ситуациях и, в то  же время предполагалось,  что мораль могла возникнуть из религии и внутри религии.

      Но  мораль  не  могла  созреть  внутри религии именно потому,  что религия маскирует отчаянность критических  ситуаций,  ограждает  своих приверженцев  от  столкновений  с  «миром  без будущего».  Застраховывая  от  отчаяния,   она   застраховывает   и   от   кризиса расчетливости.

      При всех своих противоречиях моральная концепция Канта в основных ее разделах более всего созвучна этике стоицизма. На первый взгляд это может показаться странным.  В самом деле, откуда бы взяться стоическим настроением  в самом конце XVIII столетия,  в эпоху ожиданий и надежд, предреволюционного оживления и веры в торжество разума?

      Основные  произведения  Канта,  в  которых  изложены его моральное учение,  - «Критика практического разума»  и «Религия в пределах только разума»  -  появились  соответственно  в  788 и 793 гг.  между этими временными отметками лежала Великая французская революция.

      Этическое учение    Канта    проникнуто   ощущением   трагичности революции,  выступившим сперва как предчувствие,  а потом как  горькое сознание  о  происходящем  и  совершившимся.  В то же время кантовская философия  не  только  далека   от   пессимизма,   овладевшего   после якобинского  террора  и  термидора  теми,  кто был одушевлен надеждами Просвещения,  но и прямо враждебна этому пессимизму.  Подлинный  пафос кантовской  этики  - пафос стоической личной верности просветительским идеалам верности даже вопреки истории,  которая их  дискредитировала.  Посрамлены  были  не сами идеи личной независимости,  справедливости и достоинства   человека,   а   лишь   надежды    построить    общество, основывающееся на этих идеях.

      После поражения  революции  сохранять  верность  просветительским идеалам  можно  было,  лишь  решительно  отвергая  утопизм  и  наивный  прогрессизм,  с которым они  были слиты в идеологии XVIII века.  Именно это  и определило отношение Канта к философской проповеди Просвещения.

      Он  стремится  показать,  что  как  откровение   самого   разума   она неоспорима;   ее  непреложную  обязательность  для  всякого  разумного существа не может отменить никакой общественный опыт,  никакие  «уроки истории».    Вместе   с   тем   Кант   решительно   выступает   против натуралистически-прогрессистского  духа  просветительской   идеологии, против   свойственной  ей  веры  в  скорое  торжество  разума,  против изображения идеального состояния общества  в  качестве  некой  скрытой «природы    людей»,    которой    «суждено»    одержать    верх    над несоответствующими   ей   формами   общежития,   против    изображения обязанностей   индивида   в   качестве  его  «разумных  потребностей», моральных требований - в качестве «подлинных интересов» и т.д.

      Вместе  с тем кантовская критика прогрессизма с самого начала была ослаблена  его   провиденциалистским   представлением   о   том,   что человеческое сообщество в бесконечно далеком будущем (вероятнее всего, уже «за пределами земной истории»)  достигнет  при  содействии  творца состояния «морального миропорядка».

      Либеральное кантианство второй половины XIX века,  стремившееся к тому,  чтобы  придать  этике  Канта  «безусловно  светский  характер», поставило во главу угла именно то,  что было наиболее тесно  связано  с его религиозным образом мышления, - упование на царство справедливости в финале истории.  Этика Канта стала называться концепцией «бесконечно удаленного   социального   идеала»,   делающей   ставку  на  временную беспредельность   человеческого   бытия.   «Научная»   и    «светская» интерпретация кантовского морального учения обернулась, иными словами, научным и светским перетолкованием постулата о бессмертии души.

      Мне кажется,  что главным в кантовской философии является как раз противоположная  установка   -   стремление   различить    должное    (безусловно-обязательное   для личности) и  долженствующее иметь место  в  будущем.

      В этом смысле понимаемое морального  действия  исключительно  как  действия  во  имя  будущего  (самоограничение  в настоящий момент ради выгоды в перспективе,  несправедливости сегодня во имя  справедливости завтра,  попрание  личного  достоинства в интересах будущего,  где оно будет уважаться) есть,  с точки зрения Канта,  моральность в  границах расчетливости и корысти.  Он искал такую этическую концепцию,  которая приводила бы к одному знаменателю и циничный  практицизм,  далекий от всякой внутренней ориентации на идеал, и прогрессистский фанатизм. Эта двуединая критико-полемическая  направленность  объясняет своеобразие кантовской    моральной   доктрины,   связывающей   антиисторицистскую стоическую преданность безусловному и пафос бескорыстия, идею верности нравственному закону и идею духовной автономии личности. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

     Список  литературы 

1. Хрестоматия по истории философии: Учебник для вузов. В 2-х ч. / Под ред. Л.А. Микешиной. - М.: Прометей, 1994., Ч.1 - 527с.;
2. Мир философии: Книга для чтения. В 2-х ч. Ч.1. Исходные философские проблемы, понятия и принципы / П.С. Гуревич, В.Н. Столяров. - М.: Политиздат, 1991.- 624с.;
3. Кант И. Критика чистого разума // Сочинения: В 6 т. -Т. 3. - М., 1964.,598с.;
4. Маркс К.,  Энгельс Ф.,  Из ранных произведений./ Маркс К.,  Энгельс Ф. – М.: Госполитиздат, 1956, 690с