Психоанализ З. Фрейда и неофрейдизм

Для Фрейда быть сознательным - значит иметь непосредственное и надежное восприятие. Говоря же о  восприятии в сфере бессознательного, он сравнивает восприятие сознанием  бессознательных процессов с  восприятием органами чувств внешнего мира. Причем Фрейд исходит из тех  уточнений, которые были внесены  Кантом в понимание данной проблемы. Если Кант подчеркивал субъективную условность человеческого восприятия с неподдающимся познанию воспринимаемым, то и Фрейд акцентирует внимание на неправомерности отождествления восприятия с бессознательными психическими процессами, являющиеся объектом этого  сознания.

Это дальнейшее развитие кантовских идей выливается в психоанализе в утверждение, согласно которому бессознательное психическое  признается как нечто реально  существующее, но восприятие которого сознанием требует особых усилий, технических процедур, определенных навыков, связанных с умением  истолковывать воспринимаемые явления.

Рассматривая  вопрос об отношениях между сознанием  и бессознательным, Фрейд исходит  из того, что всякий душевный процесс  существует сначала в бессознательном  и только потом может оказаться  в сфере сознания. Причем переход  в сознание - это отнюдь не обязательный процесс, ибо, по мнению Фрейда, далеко не все психические акты становятся сознательными. Он сравнивает сферу  бессознательного с большой передней, в которой находятся все душевные движения, а сознание - примыкающей  к ней узкой комнатой, салоном. На пороге между передней и салоном  стоит на посту страж, который  не только пристально рассматривает  каждое душевное движение, но и решает вопрос о том, пропускать ли его из одной комнаты в другую или нет. Если какое то душевное движение допускается стражем в салон, то это вовсе не означает, что оно тем самым становится непременно сознательным. Оно превращается в сознательное только тогда, когда привлекает к себе внимание сознания, находящегося в конце салона. Т.е., если комната - это обитель бессознательного, то салон, по сути дела, вместилище предсознательного, и только за ним находится келья собственно сознательного.

Позднее в 20-е  годы, Фрейд использует иное сравнение  для характеристики структуры человеческой психики, которая понимается как  структура состоящая из трех слоев, или инстанций, о чем мы говорили выше. И задача психоанализа может  быть сравнима с задачей криптографа, помочь нуждающимся в переводе бессознательного в сознание. (Привлечь внимание сознания к необходимому душевному движению, и тем самым разрешить внутренний конфликт)

Фрейд исходит  из того, что психически реальное существует в различных точно так же, как  бессознательное психическое может  проявляться в разнообразных  выражениях. С его точки зрения, одно из основных свойств бессознательных  процессов заключается в том, что "для них критерий реальности не имеет никакого значения"[4]. Независимо от того, с чем имеет дело человек, с внешней ли действительностью  или с какими-либо мысленными продуктами деятельности, будь то фантазия, грезы  или иллюзии, все это может  восприниматься им в качестве психической  реальности. Поэтому он высказывает  мысль о том, чтобы "не делать различия между фантазией и действительностью"[3]. Более того, для Фрейда фантазия оказывается такой формой человеческого  существования, в которой индивид  освобождается от каких либо притязаний со стороны внешней реальности не обретает былую свободу, ранее утраченную им в силу необходимости считаться  с окружающим его реальным миром.

Здесь Фрейд  вторгается в традиционную область  философских споров, которая касалась соотношения свободы и необходимости, случайности и закономерности. Фрейд  занимает в этом вопросе своеобразную позицию. С одной стороны его  взгляды совпадают с философией Фихте, бессознательное руководствуется "принципом удовольствия", т.е. не имеет каких-либо ограничений, в  то время как в сфере сознания действует "принцип реальности" с присущими ему социокультурными запретами. С другой стороны, фрейдовские  размышления о бессознательном  лежат в русле философии Шеллинга, поскольку Фрейд не рассматривает  психические процессы как нечто  произвольное, ничем не детерминированное.

Фрейд не отвергает  случайности как таковую, полагая, что бытие человека в мире не редко  зависит от случая, хотя в самом  мире действуют довольно строгие  и устойчивые закономерности. Но он не абсолютизирует роль случайности  в развитии мира. В отличии от тех философов, для которых только случай является причиной возникновения  того или иного явления. Фрейд  признает закономерности, действующие  в реальном мире и стоящие за каждой случайностью. Другое дело сфера психической  реальности, внутренний мир человека. Здесь по убеждению Фрейда, нет  места для случайности, связанной  с желаниями отдельного человеческого  существа.

В психоаналитической философии, следовательно, отстаивается точка зрения, согласно которой человеческая деятельность подчиняется определенным закономерностям, а психические  процессы имеют свою детерминацию, выявление и понимание сути которой  должно стать объектом пристального внимания исследователей.

Таким образом, в психоаналитической философии  происходит осмысление онтологической проблематики, рассмотренной под  углом зрения человека в мире.

Психоанализ и франкфуртская  школа.

Большой вклад  в философское осмысление фрейдовских  идей внесли представители франкфуртской  школы. В основе философских построений франкфуртцев, наряду с идеями Гегеля, Ницше и других мыслителей, лежит  психоаналитическое учение Фрейда о  человеке и культуре [6].

Как известно, франкфуртцы  выступили с обоснованием необходимости "критической теории", противостоящей ранее существовавшим методам познания, характеризующимся идеалистическо-метафизическими или сциентистско-позитивистскими установками. Эта идея была сформулирована в статье Хоркхаймера "Традиционная и критическая теория" (1937), в которой отстаивалась мысль, что предметом социального познания должна быть система взаимоотношений между природой и человеком, а не отдельные ее состояния.

Хоркхкаймер обсуждает, в частности, вопрос о взаимосвязях сознательной и бессознательной  деятельностью людей в обществе. "На высших стадиях цивилизации, замечает он, сознательная человеческая деятельность бессознательно детерминирует  не только субъективную сторону восприятия, но в значительной степени также  и объект"[6]. Хоркхаймер исходит  из того, что дихотомия между объектом и субъектом может быть объяснена  с точки зрения признания целеполагающей, сознательной деятельности людей и  стихийной, бессознательной ее организацией в обществе. Речь идет уже не об извечном антагонизме между сознательностью, разумностью индивида и бессознательными отношениями, складывающимися в  процессе трудовой деятельности людей. Из такого понимания образа человека, а также отношений между личностью  и обществом вытекает общая для  психоанализа и выдвинутой Хоркхаймером "критической теории" установка  на необходимость развития самосознания людей.

Обращение Хоркхаймера  к психоанализу является ярко выраженным в тех случаях, когда он стремится  осмыслить проблемы, связанные с  пониманием отношений в семье, взаимосвязи  между семьей и обществом, природы  авторитаризма и антисемитизма. По мнению Хоркхаймера, именно Фрейд  положил начало переосмыслению традиционных отношений между отцом и сыном. В современном обществе уже не отец, а ребенок становится той  реальностью, за которой скрываются движущие силы социального развития. Хоркхаймер и его последователи  считают, что психоанализ внес значительны  вклад в освещение взаимоотношений  между семьей и обществом, родителями и детьми. Фрейд выявил амбивалентную  установку детей к своим родителям. Однако в настоящее время ребенок  значительно раньше, чем прежде, обнаруживает, что отец не обладает достаточной властью и силой, чтобы защитить его от различного рода социальных невзгод. В поисках  авторитета он стремится отождествить себя уже не с отцом, а с его  более сильным заместителем "сверхотцом", или образом, созданным "тоталитарной идеологией".

Именно в подобном переосмыслении взаимоотношений между  ребенком и родителями многие представители  франкфуртской школы пытаются отыскать истоки авторитаризма, антисемитизма, фашизма.

Психоаналитические  идеи органически включаются в размышления  Хоркхаймера о проблемах рациональности в современной индустриальной культуре, отношениях между человеком и  природой, "сциентистской ошибке" разума, приводящей к массовому безумию и "тотальной паранойе". Если Фрейд стремился отыскать связывающие пути между "эдиповым" комплексом и беспомощностью человека, нуждающегося в защите от сил природы, то сходные рассуждения имеются и у Хоркаймера, согласно его взглядам, ребенок наделяет отца сверхъестественной силой, переносит этот образ во внешний мир, пытается преодолеть свое бессилие путем покорения и разрушения природы и, испытывая ненависть к своему отцу, переводит это чувство в "возмущение против самой цивилизации"[5].

Фрейд считал, что  каждый человек является противником  культуры. Развивая это положение, некоторые  его последователи попытались свести агрессивность индивида по отношению  к природе и культуре в целом  к иррациональным наклонностям человека, возникающим в глубинах человеческой психики и переносимым на внешний  мир. Хоркхаймер не разделяет подобной точки зрения, полагая, что "ненависть  цивилизации" не является иррациональной проекцией психологических затруднений  личности во внешний мир. Он соотносит  фрейдовские рассуждения о "сублимации сексуальны влечений" и "принципе реальности" с индустриализмом, подчиняющим  сексуальные отношения социальному  господству, и с "духом коммерческой культуры", проникающим в кровь  и плоть всех взаимоотношений  между людьми.

В понимании  Фрейда, по мере развития человеческой цивилизации происходит все большее  распространение психических заболеваний, сопровождающееся возникновением "невротических  культур", когда пациентом становится весь человеческий род. Аналогичные  идеи развиваются Хоркхаймером и  Адорно в их совместном труде "Диалектика просвещения. Философские фрагменты" (1947), где подробно обсуждается проблема рациональности и "сциентизации разума" в западноевропейской культуре.

Как полагают Хоркхаймер и Адорно, в период мифологического  познания мира произошло отделение  разума от природы. В дальнейшем это  отделение разума от природного мира вылилось в стремление к полной автономии  разума от каких либо природных уз и к господству его над природой. "Просвещение" обернулось порабощением природы, а вместе с ним и болезненным  расстройством разума, ибо, с одной  стороны он пребывает в иллюзии  относительно своего могущества над  природой, а с другой постоянно  испытывает безотчетный страх перед  возможностью проявления своего собственного природного начала, связывающего человека с окружающим его миром, что толкает  его на выражение враждебного  отношения к природе. Безумство, сумасшествие, болезнь разума приняли  такие "параноидальные формы ", которые  в завуалированном виде выступают  в облике "тоталитарной идеологии", культа сильной личности и мании  величия, приведших, в частности, к  взлету фашизма.

В середине 50-х  годов Маркузе попытался по-своему рассмотреть те же самые проблемы, которые затрагивались Адорно и  Хоркхаймером.

Специфика маркузианского подхода к осмыслению взаимоотношений  между человеком и культурой  состоит в том, что, в отличие  от Хоркхаймера и Адорно, использовавших психоаналитические идеи для объяснения освещаемых ими явлений, у Маркузе  психоаналитическое учение Фрейда высыпает в качестве философской призмы, через  которую он стремится осмыслить  историческую направленность развития человечества. Маркузе отталкивается  от фрейдовских идей о "принципе реальности", "инстинкте жизни" и "инстинкте смерти". Он считает, что именно во фрейдовских метапсихологических концепциях содержатся ценные идеи, относящиеся к толкованию истории развития человеческой цивилизации.

Рассмотрение  фрейдовской метапсихологии осуществляется Маркузе путем выявления двусмысленностей, свойственных психоаналитической философии  культуры. С целью преодоления  этих двусмысленностей, свойственных психоаналитической философии культуры. С целью преодоления этих двусмысленностей он вводит такие понятия, как "прибавочная репрессия" и "принцип производительности". С помощью этих понятий он стремится подчеркнуть исторический характер общественной репрессии и "принципа реальности", которых расценивались Фрейдом в качестве неизменных. "Прибавочная репрессия" характеризует ограничения, налагаемые на человека социальными институтами буржуазного общества. "Принцип производительности" превалирующая историческая форма фрейдовского "принципа реальности", обусловленная господством товарных отношений между людьми и принуждением к труду, являющемся в современном обществе отчуждением. Маркузе приходит к выводу, что в условиях "тотального отчуждения" конфликтная ситуация происходит не между трудом ("принцип реальности") и Эросом ("принцип удовольствия"), а между отчужденным трудом ("принцип производительности") и Эросом[6].

"Прибавочная репрессия" и "принцип производительности", как продукты развитого индустриального общества, могут быть устранены, поскольку достижения "репрессивной цивилизации" с ее рационализацией и высоким уровнем производства создают предпосылки для исключения репрессивности, связанной с принуждением к труду, ибо появляется возможность не только для упразднения отчужденного труда, но и совмещения двух видов человеческой деятельности - трудовой и игровой, когда производство и потребление, работа и наслаждение становятся неотъемлемой друг от друга.